— Если бы я только знал! Но с другой стороны, зачем вашей жене делать тайну из ничего не значащего фото? Она вам что-нибудь об этом говорила?
— Нет. Странно. Я всегда полагал, что у нас не было тайн друг от друга.
— Почему ваша жена вообще решила вернуть фотографию? — спросил Бродка.
— Ну, — ответил Келлер, — изначально фото предназначалось вашей матери. Кстати, присаживайтесь, господин Бродка.
Бродка опустился в старомодное кресло, видавшее, как и большинство вещей в этом доме, и лучшие дни. Наконец, задумчиво глядя на фотографию, он сказал:
— Как вы думаете, господин Келлер, в чем причина того, что вокруг самого обычного снимка столько возни?
— Вы позволите? — Старик протянул бледную руку, взял фотографию и принялся разглядывать ее. — Можно предположить, что, если бы Клер Бродку связали с этим мужчиной, получился бы большой скандал. А вдруг он — известная личность? Или наоборот… — Келлер потер подбородок.
— Наоборот? Что вы имеете в виду?
— Ну, допустим, у него не могло быть женщины, поскольку он является католическим священником.
Келлер отдал фотографию Бродке, и тот снова стал разглядывать ее. У него из головы не шли слова из записки: «…память о своем отце». Внезапно фотография приобрела для него совершенно иное значение. До сих пор он только предполагал, теперь же был уверен: мужчина на фото был его отцом. И его отца окружала тайна.
Католический священник? Бродка невольно вспомнил о Смоленски. «Мужчина в пурпурном» — это его отец? На него нахлынуло смутное воспоминание об огромной темной фигуре, одетой в пурпур, но он быстро отогнал его. Одна мысль об этом заставила его содрогнуться.
Перевернув фотографию, он внезапно увидел на обратной стороне круглый штамп размером не больше ногтя: Fotografo Gamber — Ruga degli Orefici — Venezia.
Бродка не мог вспомнить, был ли такой же штамп на фотографии в банковском сейфе матери. Может, он его просто не заметил, поскольку снимок плохо сохранился. А искать фотографа в Венеции — бессмысленно. Фотографии было по меньшей мере лет сорок. Кроме того, фотограф наверняка отснял за свои годы тысячи венецианских туристов.
— Мне очень жаль, что я заставил вас приехать сюда из-за этой фотографии, — извинился Келлер. — Если честно, я, конечно же, размышлял о том, что может находиться в этом конверте, и надеялся, что это будет важный документ, который ваша матушка отдала на хранение моей жене. Про фотографию я никогда бы и не подумал.
— Признаться, я тоже. Но вам не нужно извиняться, господин Келлер. Я допускаю, что мы просто недооцениваем важность этой фотографии.
Бродка вложил старое фото в конверт и попрощался. В тот же день он вылетел из Цюриха в Рим.
Как они и договаривались, Андреас фон Зюдов нашел для Мейнарди лучшего адвоката. Доктор Леончино считался самым выдающимся адвокатом в Риме, адвокатом, о котором писали в газетах, что не в последнюю очередь объяснялось его тесным общением с журналистами, к числу которых относился и фон Зюдов.
Если дело обещало быть громким, Леончино нередко отказывался от оплаты, поскольку знал, что паблисити стоит гораздо дороже, чем упущенный гонорар. Таким делом обещал стать и процесс против Бруно Мейнарди.
По совету Леончино Зюдов в тот же день сообщил в полицию, что они со своим немецким коллегой стали свидетелями передачи денег в «Нино» и что Александр Бродка уверенно опознал этого человека. Последнего зовут Титус, его видели у некоего Альберто Фазолино, который проживает на Виа Банко Санто Спиррито. В то же время доктор Леончино после разговора с Бруно Мейнарди подал заявление на пересмотр обоснованности содержания его подопечного под стражей.
Бродка и Зюдов договорились встретиться в воскресенье в Неми, на съемной вилле Бродки, чтобы обсудить дальнейшие совместные действия. Зюдов был настолько поглощен этим делом, что отложил все остальное до лучших времен.
По дороге в Неми Зюдов услышал в новостях о теракте в Ватикане. В ранние воскресные часы на колоннаде Бернини взорвались статуи двух святых, номер тринадцать и четырнадцать. Сообщалось, что в теракте угадывается почерк «Красной бригады». Кроме того, на площади Святого Петра была обнаружена бумажка со значком этой террористической группировки — пулемет над пятиконечной звездой.
Когда Зюдов рассказал об услышанном Бродке, тот весь обратился в слух.
— Святые номер тринадцать и четырнадцать, говорите?
— Да. Для вас это имеет значение?
Бродка торопливо полез в небольшой чемодан, лежавший в шкафу.
— Вот, это запись с кассет, насколько я мог понять, о чем там речь. — Вынув листок, он протянул его Зюдову.
— Прочитайте, это ведь не совпадение!
На листке было написано: «Операция „Urbi et orbi“ — Sancti[31]13 и 14 — Бернини — Иоанна 8:46 — Асмодей».
Зюдов пробежал запись глазами, вопросительно поглядел на Бродку и снова вернулся к прочитанному.
— У вас есть этому объяснение?
Бродка надолго задумался.
— До сих пор не было, — сказал он наконец, — но после того, что случилось на площади Святого Петра, я начинаю догадываться.
— Что означает операция «Urbi et orbi»?
— Этого я не знаю. — Бродка пожал плечами. — В любом случае очень цинично использовать понятие пасхального благословения.
— Можно сказать и так. Но к чему такая таинственность, зачем эта странная шифровка?
Бродка горько усмехнулся:
— В двух вещах Церковь — настоящий виртуоз: когда дарит надежду и когда хочет создать тайну. В остальном в этих кассетах нет ничего особенного.
Прочитав запись в сотый раз, Зюдов подошел к телефону.
— Я знаком с одним падре, который досконально знает Библию. Надеюсь, он нам поможет.
Зюдов набрал номер и поинтересовался, как звучит стих Иоанна 8:46. Ответ пришел быстро, и Зюдов стал записывать на листок: «Кто из вас обличит Меня в неправде? Если же Я говорю истину, почему вы не верите Мне?»
— Вам даже не пришлось обращаться к Библии, — удивленно заметил Зюдов своему собеседнику.
— Фокус, — ответил падре. — Этот текст начинает сегодняшнее Евангелие от Иоанна по случаю еврейского страстного воскресенья.
— По случаю пасхального воскресенья?
— Именно.
Зюдов поблагодарил падре и положил трубку.
Бродка все слышал.
— Вы все еще верите в теракт «Красной бригады»?
Зюдов словно окаменел. Прищурившись, он смотрел на листок бумаги.
— Непонятными остаются две вещи, — задумчиво произнес он. — Что скрывается за названием операции «Urbi et orbi»? И кто такой Асмодей?
— Начнем с Асмодея, — сказал Бродка и вздохнул. — Мне, конечно, не хватает доказательств, однако после всего того, что я узнал, могу утверждать: Асмодей — это не кто иной, как государственный секретарь Ватикана кардинал Смоленски.
— Довольно смелое утверждение, Бродка. Получается, что Смоленски поручил произвести взрыв в
