– Они сами пекут пироги, – возразил я.
Выпрямившись на локте, она ударила меня по руке.
– Это от меня и от Боба Марли тоже. Предатель.
– Ой! Думаю, я дал неправильный ответ. Мне остановить машину?
– Ты упустил свой шанс, – отказалась Дженна. – В любом случае, секс в машине – это скорее забава для школьников.
– Ты хотела сказать, что касается других девушек. Я ведь был у тебя первым, разве нет?
– В третьем классе мальчик по имени Тимми Теллджоан чмокнул меня в щеку, а потом высунул язык и лизнул меня. Мальчик постарше начал ему подсказывать, и Тимми засмущался. Хотя мне было, в общем-то, приятно.
– Я найду этого ублюдка и убью его.
– Ага, теперь ты больше не думаешь о стоянке для грузовиков? – продолжала дразниться Дженна. – Ты обращаешь на меня внимание, только когда считаешь, что кто-то посягает на твою собственность, а в остальных случаях ты пылаешь страстью к пирогам?
– Все рассуждения о пирогах – просто сублимация. Ты же знаешь, что я думаю только о тебе. Хотя твой рассказ о Тимми заставил меня задуматься. Тебе бы понравилось, если бы я размазал по тебе пирог и слизал его?
– Пошляк, – засмеялась она. – Не воображай, будто я не вижу тебя насквозь. Это ведь фантазия о сексе с двумя девушками, верно? И я, и пирог – все одновременно! А потом, постепенно, в постели с тобой останется только пирог, и вы будете слушать, как я оставляю долгие слезливые послания на твоем автоответчике. Ну уж нет, не выйдет.
– Прекрасно, – заявил я, прикидываясь обиженным. – Подождем, пока тебе захочется сделать что- нибудь непристойное. Увидишь, что я скажу.
– Да я и глазом не успею моргнуть, как ты согласишься. Все мужики свиньи.
– Это правда. Расскажи мне одну из своих непристойных фантазий, и тогда мне, возможно, не придется останавливаться, чтобы попить кофе.
– Ха, – презрительно фыркнула Дженна. – Ты же не сможешь сдержаться. Ты же весь возбудишься, и мне придется провести следующие три часа, шлепая тебя по рукам, которые ты будешь тянуть к моему крепкому белому телу. – Она перекатилась на бок лицом ко мне и высунула одну ногу из-под одеяла. Я уже возбудился. – Хотя знаешь, что я тебе скажу? – неожиданно серьезно спросила Дженна. – Я поиграю с тобой в «правду или вызов».
– Я выбираю вызов. Ты хочешь, чтобы я сейчас снял с себя всю одежду?
– Не так быстро, – заявила она, назидательно подняв палец. – Я еще не закончила. Кроме того, ты отвечаешь первым, причем я выбираю правду.
– Согласен, но только при условии, что ты отвечаешь на вызов. И предупреждаю: очень может быть, что я выберу секс в машине.
– Согласна, – кивнула она. Я убрал одну руку с руля, и мы с серьезным видом обменялись рукопожатием; прикосновение Дженны взволновало меня.
– Так какой вопрос? – беспечно спросил я, уверенный, что переиграл ее.
– Я хочу, чтобы ты рассказал мне свою фантазию.
– Она может оказаться весьма красочной. – Я был смущен и приятно возбужден. – Какую из них тебе рассказать: о принцессе Лее Органе из «Звездных войн» или о сестрах-близняшках из рекламы жвачки?
– Скукотища. – Дженна сразу же отвергла мое предложение. – Я хочу услышать твою настоящую фантазию. Где ты видишь себя через пятнадцать, или двадцать, или пятьдесят лет, и чего ты к этому моменту достигнешь или сделаешь из того, что считаешь важным.
Я снова покосился на Дженну, но не смог прочитать выражение ее лица. Когда я объяснял ей, почему я хмурюсь, я лгал. На самом деле я размышлял о том, почему она согласилась поехать со мной. Последние восемь недель были тяжелой борьбой за введение меня в ее жизнь. Дженна проводила одну-две ночи в неделю в моей комнате, но никогда ничего не оставляла в ней, и я никак не мог понять, о чем думает эта девушка. В те ночи, когда ее не было рядом со мной, я лежал без сна до предрассветного часа, мучая себя мыслью о том, что Дженна могла просто исчезнуть. Ее вопрос затронул знакомую струну: Дженна всегда подчеркивала, насколько мы разные. Она была права, но я не понимал, почему это так важно. И я испугался, что за ее вопросом о моих планах на будущее стоит желание напомнить самой себе, почему она все время уходила от меня.
– Что заставляет тебя считать, будто у меня есть конкретные фантазии о моем будущем? – поинтересовался я, надеясь разговорить ее.
– Извини, – мягко возразила она. – Никаких объяснений с моей стороны. По правилам, ты должен стараться как можно лучше ответить на мой вопрос. Если у тебя нет фантазий о будущем, то это и есть ответ.
Я выключил магнитофон, и рев двигателя грузовика, едущего на восток, только подчеркнул внезапность наступившей тишины. И на поверхность всплыло воспоминание – то, которое я при обычных обстоятельствах заставил бы вернуться на место. Но я так сильно хотел быть с Дженной, как еще ничего в своей жизни не хотел.
– Возможно, это не совсем то, чего ты ожидаешь, – нервно начал я. – Это родом из детства, то, о чем я думал еще до того, как пошел в старшие классы.
Она не ответила. Я подождал пару секунд, а затем неуверенно начал рассказывать.
– Я уже говорил тебе, что моя мама погибла в автокатастрофе, когда мне было пятнадцать. Но я не сказал, что она была алкоголичкой. Папа часто ездил в командировки, но когда он был дома, они всегда ссорились. Иногда, после особенно бурной ссоры, мама запиралась в их спальне на ключ и плакала, а папа заходил ко мне в комнату и говорил, чтобы я погрузил его телескоп в машину. Он увлекался астрономией. Мы ехали на холм – минут двадцать от нашего дома – где было потемнее, устанавливали телескоп и смотрели на звезды. Иногда мы оставались там почти до рассвета. Дело в том, что мне нравилось быть там с отцом, но я никогда не мог получить от этого настоящего удовольствия. Я всегда чувствовал, что своим отъездом предаю маму.
Внезапно воспоминания прорвали плотину, и я снова очень ярко ощутил все: запах папиных сигарет, стрекотание сверчков и тошнотворное ощущение пустоты где-то в желудке.
– Но это было еще не самое худшее, – продолжил я, слыша, как задрожал мой голос. – Хуже всего было то, что я никогда не хотел возвращаться домой. Я просто хотел остаться на холме с папой, где так темно и тихо и не нужно иметь дело с моей шумной, пьяной, ужасной матерью. И из-за этого я кошмарно себя чувствовал. Из-за того, что не люблю ее.
Я вытер лицо ладонью и пару раз глубоко вздохнул.
– Поэтому я начал фантазировать, когда мы ездили туда. Я представлял себе, как я приеду на этот самый холм, уже взрослым, вместе со своим собственным маленьким сыном. И мы будем вместе смотреть на звезды – точно так же, как я смотрел на них со своим отцом, но теперь это будет лучше, потому что в конце концов мы оба очень захотим вернуться домой. Мы захотим вернуться домой, потому что там нас будет ждать его мать, и она не будет пьяной, и мы оба любим ее, и она любит нас. Вот и все. – Я не решался взглянуть на Дженну. – Вот такая фантазия была у меня о будущем.
Дженна ничего не отвечала. Дрожащей рукой я снова включил магнитофон, сделав звук потише.
– Не знаю, почему именно она пришла мне сейчас на ум, – продолжил я, делая вид, что смеюсь. – И знаешь, я вовсе не хочу сказать, что там, на холме, со мной должен быть непременно сын, а не дочь, или что моя жена не должна быть там вместе с нами…
– Заткнись, – перебила меня Дженна. – Просто… заткнись.
Я посмотрел на нее и увидел, что она натянула одеяло на голову, как плащ. Я включил верхний свет и заметил слезы на ее щеках.
– Что случилось?
– Выключи свет.
– Скажи мне, что случилось, – попросил я, поворачивая выключатель.
– У тебя нет права на вопрос, – заявила она глухим голосом из темноты. – Помнишь? Ты выбрал вызов. Мы собираемся заниматься этим чертовым сексом в машине или нет?
