запястье.
– Ездить у меня на загривке?
– То, что правила никогда не меняются. Ты, я и остальные парни каждый день работаем до потери пульса, а на следующее утро получаем цифры, которые говорят нам, насколько хорошо мы справились. Хорошие цифры означают хорошую работу, а плохие – плохую, и пока мы делаем деньги, нам насрать на то, что именно Джош или кто-нибудь еще
– Пити, – тихо произносит Теннис, – поговори со мной. Что стряслось?
Кейша снова открывает дверь, тем самым спасая меня от необходимости отвечать.
– Я иду за кофе, – сообщает она. – Будете кофе? – Кейша умна, ей двадцать пять лет, у нее кожа медового цвета с оттенком отполированного грушевого дерева, и сейчас на ней маленькое желтое платье, которое сводит с ума половину ребят на нашем этаже.
– Мое сердце и так бьется слишком быстро, – отвечает Теннис, театральным жестом прижимая руку к груди. – Ты как-нибудь убьешь одного из нас, стариков, если и дальше будешь так одеваться.
– Мне, право, неловко, когда вы так говорите, – сурово отвечает Кейша, смеясь одними глазами. – Питер, кофе?
Теннис просто хочет спровоцировать меня. Ева Лемонд, наш менеджер по персоналу, несколько лет назад на пару с Джошем сильно наехала на меня, настаивая, чтобы я положил конец мужским шуточкам, так распространенным в отделе трейдинга. Я нехотя согласился штрафовать ребят за фразы, нарушающие правила поведения сотрудников – буквальное, бесполое внедрение в жизнь принципов политической корректности, которые запрещают демонстрировать любые человеческие инстинкты, кроме жадности. Штрафы поступают на благотворительный счет, которым управляют сотрудники, но каждый раз как я кого- то штрафую, я чувствую себя не более чем винтиком в управленческой машине. Теннис – нарушитель номер один, и он с радостью внесет все деньги, которые сэкономил на галстуках, гамбургерах и стрижках, в этот общий котел, если тем самым причинит мне немного беспокойства. Ева уже много лет пытается заставить меня уволить Тенниса, но этот факт его только веселит.
– Я не буду возражать, если твой парень вышибет из него дух, – говорю я. Кейша помолвлена со студентом медицинского факультета Нью-Йоркского университета, комплекцией похожим на поезд.
– А это идея, – парирует она. – Но как по мне, лучше выжать из него огромный штраф. В этом месяце кассой распоряжаюсь я. Деньги пойдут моему дедушке. Он руководит программой для выпускников школ в государственной библиотеке в Адовой кухне.[1]
– Давай не будем делать из Питера главного злодея, – предлагает ей Теннис и подмигивает. – Скажу по секрету: он должен мне восемь сотен баксов, потому что бросает в корзину, как девчонка. Вот эти деньги я и внесу.
– Договорились, – отвечаю я, чувствуя себя так, будто меня поимели. – Кейша, пожалуйста, напечатай чек. И я бы выпил эспрессо.
– Подготовь чек на пятнадцать сотен, – предлагает Теннис, – потому что с него причитается. Я тоже внесу пятнадцать сотен как аванс за все свои будущие неприличные мысли. И принеси мне лате. Тратить деньги – это так утомительно.
– Согласен? – спрашивает Кейша, глядя на меня.
– Если за кофе платит Теннис.
– И после этого меня называют дешевым ублюдком! – замечает он, вынимая из кошелька двадцатку.
– Парни, вы лучше всех, – говорит Кейша, начиная закрывать дверь. – Спасибо. – В последний момент она просовывает голову обратно в кабинет, деланно сердито смотрит на Тенниса и горячо шепчет: – Что касается попаданий в корзину – могу отыметь тебя по полной, в любой удобный для тебя день.
– Славная девочка, – говорит Теннис, когда Кейша уже ушла. – Она могла бы стать неплохим трейдером.
– Я над этим работаю, но нужно согласие Лемонд, а ей не нравится, что Кейша не окончила колледж. Я пытаюсь разыграть карту принадлежности к меньшинствам.
– Вот дрянь, – с отвращением говорит Теннис. – Не дай бог Кейша узнает.
Я пожимаю плечами. Одна из причин, почему этот кабинет принадлежит мне, а не Теннису, состоит в том, что я с большей охотой делаю то, что нужно сделать, чтобы все получилось.
– Ты мне так и не ответил, – замечает Теннис. – О Дженне. Что у вас происходит?
Я тупо смотрю на отдел трейдинга, молча наслаждаясь, как и примерно пятьдесят парней, видом идущей к лифту Кейши, и одновременно борюсь с желанием открыться Теннису. Взяв со стола оранжевый мячик, я бросаю его в корзину.
– Еще одна игра, – предлагаю я, глядя, как он падает. – Проигравший покупает обед всему отделу.
2
– Подожди секунду, – говорю я несколькими часами позже, попросив одного из наших экономистов не вешать трубку и нажимая светящуюся кнопку интеркома. – Что стряслось?
– Джош на второй линии, – отвечает Кейша.
– Пожалуйста, ответь по первой линии и скажи Кенни, что я ему перезвоню. И попроси Тенниса присоединиться ко мне.
– Счет за пиццу составил триста двадцать долларов, включая чаевые. Я оплатила твоей кредиткой.
– Спасибо. – Я дешево отделался. Если бы продул Теннис, я бы попросил Кейшу заказать всем суши. Переключаясь на вторую линию, я снова прохожу через традиционное «Переключаю на Джоша».
– Питер, – начинает Джош, – тебе знакомо предприятие под названием «Fondation l’Etoile»?
Он настроен по-деловому, и это хорошо. Обеспокоенность и нетерпеливость – два эмоциональных состояния, которых надо опасаться.
– Не особенно.
– В нашей системе ты числишься контактным лицом.
– «l’Etoile» – это какая-то благотворительная организация. Один мой друг – член ее правления. Он говорил, что их может заинтересовать торговля облигациями финансовых активов, поэтому я попросил парней из отдела кредитов наладить с ними связь. Что-то не так?
– Все нормально. Просто Уильям Терндейл по какой-то причине ими интересуется. Поэтому он и звонил. Он хотел бы знать все, что мы можем ему сообщить.
Теннис проскальзывает в кабинет, и я показываю ему на трубку, одновременно произнося одними губами имя «Джош». Теннис хмурится и устраивается на краешке дивана.
– Как Уильям узнал, что у нас дела с «l’Etoile»? – спрашиваю я.
– Он приказал одному из своих брокеров поспрашивать тут и там.
Я быстро черкаю в желтом блокноте напоминание самому себе: «Выяснить, кто из моих ребят проболтался».
– Я считал, что обсуждать одного клиента с другим – это против политики фирмы.
Минуту Джош пережевывает мой скрытый упрек.
– Я не думаю, что Уильям просит нас выдать какую-то конфиденциальную информацию, – наконец натянуто произносит он.
– Это не имеет особого значения, – отвечаю я, считая, что уже высказал свое мнение. – Мой друг из правления «l’Etoile» работает на «Терндейл». Его зовут Андрей Жилина. Если у Уильяма есть вопросы, ему лучше поговорить непосредственно с Андреем.
– Жилина? – переспрашивает Джош. – Он родственник Кати?
– Ее брат. Управляет представительством «Терндейл» в Москве. Вообще-то он работал здесь лет двадцать назад. Мы тогда были аналитиками.
Мне приходит в голову, что звонок Уильяма Джошу может сыграть мне на руку, предоставив повод связаться с Андреем. Я не осмеливался звонить ему с момента разрыва с Катей, который произошел несколько недель назад, поскольку я не знал наверняка ни о том, что она ему рассказала, ни его реакцию. Потеря Кати как друга уже была достаточно болезненной, потерять еще и Андрея будет просто катастрофой.
– Скажи мне, – начинает Джош и делает паузу. На заднем плане его секретарь говорит что-то, но я не могу разобрать, что именно. Однако голос у нее грустный. – Секундочку… – Он замолкает.
