беспокоить Поля Мерлена своим звонком в домофон. Старик, держа между колен деревянную чурку, махнул рукой в знак согласия. На улице Марк снял свой серый пиджак, почесал ноги, потом минуты четыре ходил по тротуару. Вполне приличное время для делового разговора по телефону. Он успел заметить страшный беспорядок в мастерской, кругом громоздились инструменты, коробки, доски, деревянные чурки, куча стружки, гора опилок, газеты, фотографии, стопки книг, закопченный чайник и десятки маленьких статуэток высотой со стол, выставленные в ряд на полу и на этажерках. Десятки маленьких женщин, обнаженных, сидящих, стоящих на коленях, задумчивых, молящих о чем-то. Он не спеша прошел через дворик и заглянул в окно, чтобы поблагодарить. Старик снова махнул рукой и включил станок. Он шлифовал спину статуэтки, утопавшей в облаке пыли. Марк окинул взглядом фигурки на полу. Аккуратно выточенные, четкие линии, но произведениями искусства не назовешь. Прекрасно выполненные изображения женщин, но, на его вкус, они выглядели слишком вяло и покорно.
– Это одна и та же? – крикнул он.
– Что? – не расслышал старик.
– Модель всегда одна и та же?
– Все женщины одинаковы!
– Ну да…
– Хотите посмотреть? – спросил старик, не отрываясь от работы.
Марк кивнул, и старик сделал знак не стесняться и заходить. Потом выкрикнул свое имя – Пьер Клермон, а Марк крикнул свое. Он побродил по мастерской, рассмотрел лица статуэток поближе. Они были все разные, и каждая отличалась грубым реализмом. На столах валялись десятки женских фотографий, вырезки из журналов, увеличенные, обведенные карандашом. Внезапно наступила тишина, и Марк повернулся к старику, тот бросил свой станок и теперь почесывал грудь, заросшую седыми волосами. Другой рукой он держал за ногу статуэтку.
– Вы делаете только женщин? – спросил Марк.
– А разве есть что-то другое? Тогда предложите. Что другое можно делать?
Марк пожал плечами.
– А что еще делать? – повторил старик. – Корабли? Церкви? Деревья? Фрукты? Материю? Облака? Лесных косуль? Все это женщины, так или иначе. И вы не станете отрицать, если хоть в чем-то разбираетесь. Терпеть не могу всякие там аллегории. Лучше уж сразу делать женщин.
– Ясно, – кивнул Марк.
– Вы разбираетесь в скульптуре?
– Не сказал бы.
Старик покачал головой, достал сигарету из кармана рубашки и закурил.
– С вашей работой вам и правда не до искусства.
– С моей работой? – удивился Марк, присаживаясь.
– Сигарету хотите?
– Да, спасибо.
– Я полицию имею в виду и тому подобное. Никакой поэзии.
«Великолепно», – сказал про себя Марк и подумал об арендных договорах тринадцатого века, которые ждали его дома на столе. И какого черта он здесь забыл в этом колючем костюме, чего надрываться тут с этим старым грубоватым жизнелюбцем. Ах да, все это ради Марты. И ее питомца.
– Вы-то, – продолжал старик, – небось только мертвыми женщинами интересуетесь? Нездоровые у вас интересы.
«Вот именно», – подумал Марк. Он занимался миллионами мертвецов. Старик перестал чесаться и теперь машинально поглаживал статуэтку по бедру. Он водил по дереву морщинистым пальцем, и Марк отвернулся.
– Вот, скажите на милость, зачем вам понадобилось ворошить эту жуткую драму в институте? – снова заговорил старик. – Заняться вам, что ли, нечем?
– А вы знаете, зачем мы пришли?
– Поль мне вчера сказал.
Клермон выплюнул табачные крошки на пол в знак неодобрения и снова занялся бедром статуэтки.
– А вы против? – спросил Марк.
– Поль очень любил эту Николь, ту женщину, что умерла. Несколько лет не мог в себя прийти. И вот в один прекрасный день вы являетесь и начинаете все сначала. Но легавые все такие: на других плевать, все разворошат. Шило в заднице у вас, да? Вечно шум да драка! Как стая рыжих муравьев! И ради чего? Никогда вы не найдете тех двоих!
– Кто знает… – вяло проговорил Марк.
– Если тогда не нашли, сейчас и подавно не найдут, – отрезал Клермон. – Нечего прошлое ворошить.
Он потянулся через стол, привстав с табурета, ухватил за плечо одну статуэтку и с грохотом поставил ее на стол перед Марком.
– Вот она, бедняжка, – сказал он. – Я даже в бронзе ее отлил, чтобы жила вечно.
В это время в мастерскую вошел Луи, представился и пожал руку скульптору.
– Ваш коллега, – без обиняков начал Клермон, – не много понимает в искусстве. Не знаю, может, и вы такой же, тогда мне вас жаль.
– Вандузлер – эксперт, – улыбнулся Луи. – Его дело – сексуальные отклонения, а при такой работе не помечтаешь. Таких специалистов, как он, еще поискать.
Марк мрачно взглянул на Немца.
– А, сексуальные отклонения? – медленно выговорил Клермон. – Поэтому вы и пришли ко мне? И что там варится в вашей экспертной башке? А? Думаете, старый Клермон весь день лапает девочек и у него не все дома, значит, он маньяк?
Марк покачал головой, глядя на палец, гладивший деревянную ножку. Луи взглянул на лицо статуэтки у ног Клермона.
– Вы о ней говорили? – спросил он.
– Да, – ответил старик, – это та, что вам нужна, женщина из института, Николь Бердо.
Луи осторожно приподнял за руки коленопреклоненную женскую фигуру.
– Она здесь похожа?
– Да нет такого скульптора, у кого вышло бы так похоже. Кого угодно из наших спросите. Даже уши ее.
«Увы», – подумал Марк.
– Это сделано при ее жизни?
– Нет, – сказал старик, закуривая новую сигарету. – Я ее после смерти сделал по фотографиям в газетах. Но это она самая. Поль ее терпеть не может, так похожа. Орал на меня как сумасшедший, когда увидел. Потому я ее и прячу. Он думает, я ее выбросил.
– Это он вам ее заказал?
– Поль? Вы шутите?
– Зачем же вы ее сделали?
– Чтобы почтить ее память, чтобы она жила вечно.
– Вы любили ее?
– Не особенно. Я всех женщин люблю.
– У нее был довольно крупный нос, – заметил Луи, осторожно ставя статуэтку на пол.
– Да, – кивнул старик.
Луи огляделся.
– Можно посмотреть? – спросил он.
Клермон кивнул, и Луи начал медленно обходить верстаки. Старик уставился на Марка.
– Вы мне не сказали, что у вас такая деликатная работа. Давно вы этим занимаетесь?
– С четырех лет, – ответил Марк, – очень рано почувствовал к этому тягу.
Клермон кинул окурок в кучу опилок.
– Вы небось уверены, что у меня муха под шляпой, – пробормотал он, похлопывая по макушке Николь
