расставался, к его великому несчастью. Но, как и Секатор, он мог быть начеку и все эти годы сдерживать свою…
– Муху, – подсказал Марк, – сдерживал безумный полет своей огромной навозной мухи под толстой шляпой.
– Можно сказать и так, – согласился Луи, махнув рукой, будто хотел отогнать мошку. – Если только этот третий не совсем другой человек, неизвестный нам сообщник Секатора. Он участвует в изнасиловании женщины, ночью убивает ее и молодого Русле и меньше чем через год малышку Клер. Потом он испугался, уехал очень далеко, например в Австралию, и о его преступлениях больше никто не слышал.
– Да, – кивнул Марк, – не часто до нас доходят новости из Австралии.
– А потом он возвращается, – продолжал Луи, – все с той же навязчивой идеей. Но в этот раз он не хочет рисковать. Он тщательно прорабатывает путь к отступлению. И ищет того негодяя, который облил ему задницу ледяной водой в самый разгар насилия.
– Это я сделал. – Клеман резко поднял голову.
– Да, – мягко подтвердил Луи, – не волнуйся, я помню. Он ищет его и находит почти там же, где и оставил, в добром старом городке под названием Невер. Он отправляет его в Париж, где и подставляет.
– Да, – сказал Марк, – теперь я понимаю, почему ты всю ночь не спал. Но если подумать, то нам это ничего не дает. Еще одно преступление добавилось, это верно, но мы и так знали, что муха у этого типа в голове уже давнишняя.
– Слушай, оставь ты в покое эту муху.
– И еще мы узнали, что Клермон делает статуэтки убитых женщин, это, конечно, очень важно. Но у нас нет твердых доказательств, которые помогли бы Клеману выбраться из этого осиного гнезда. Старик вполне мог питать свои фантазии из газет. Может, он только к фотографиям и прикасался, а к женщинам нет.
– Слушай, – Луи внезапно сменил тему, – сюда вчера кто-то приходил?
– Ничего особенного, приятельница Люсьена. Мы отправили Клемана в погреб. Она его не видела и не слышала, будь спокоен.
Луи нетерпеливо махнул рукой.
– Постарайся втолковать Люсьену, – сурово сказал он, – что сейчас не время приглашать сюда гостей.
– Ладно.
– Из-за него все может полететь к чертям.
– Давай поговорим о другом, – слегка поморщился Марк.
Луи сел за стол рядом с Клеманом и несколько минут задумчиво молчал, подперев рукой подбородок.
– Женщина из Невера, – сказал он, – помогла нам продвинуться на три пункта. Благодаря ей мы взяли в тиски старого скульптора, хотя он еще может выскользнуть, тут я с тобой согласен. Но он вполне может быть к этому причастен. Благодаря ей же мы видим, что поэтическая гипотеза Люсьена оказалась совершенно неверна. Убийства начались задолго до улицы Аквитании. Возможно, первой была малышка Клер из Невера. Он мог продолжать лет восемь где-нибудь в Австралии.
– Допустим.
– А тогда к поэме пришлось бы добавить несколько строк в начале, а это невозможно.
– Нет, – согласился Марк, – но ты сказал, что убийца считает своих жертв. Тогда почему он говорил Клеману про «первую девушку», «вторую девушку»?
Луи поморщился:
– Наверное, это «первые девушки», порученные Клеману, но не первые в цепочке убийств.
– А разве цепочка не должна на чем-то закончиться?
– Господи, да понятия не имею, Марк. Вернее, я знаю одно: надо забыть про «El Desdichado» и Черное Солнце. Ключ к разгадке в другом. И наконец, третье: благодаря давнему убийству в Невере мы можем узнать, как приблизительно выглядит убийца. По крайней мере кого стоит подозревать – Клермона или Секатора.
– Чик, – сказал Клеман.
– Или пупсика, сам знаешь чьего, – тихо добавил Луи. – Или совсем другого человека. Потому что в тот вечер, когда была убита Клер Отисье, убийцу едва не настиг сосед, который погнался за ним. «Храбрый кондитер», прочти заметку.
Марк присвистнул.
– Да, – сказал Луи, – я еду в Невер после обеда. Если можешь, поехали со мной. Доверь Клема-на крестному и Матиасу, у них все будет хорошо теперь, когда они вместе булыжники клеят.
– А моя работа? Тебе наплевать на это?
– Отпросись. Поездка займет день или два.
– Я буду выглядеть безответственным типом, – проворчал Марк. – Я только что с трудом получил это место. Зачем я тебе? Можешь и один поговорить с этим храбрым кондитером.
– Конечно. Но я не смогу нарисовать Клермона, или Секатора, или сам знаешь кого. А ты сможешь.
– Чик, чик, – сказал Клеман.
– Клеман, забудь на время про Секатора, ладно? – попросил Луи, кладя руку ему на плечо.
Марк нерешительно поморщился.
– Подумай, – сказал Луи, вставая. – Я заеду в два часа. Возможно, убийство все-таки важнее белья мадам Туссен.
Марк взглянул на корзину.
– Это белье мадам Малле, – поправил он. – Почему в старых газетах пишут, что это могла быть женщина?
– Не знаю. Меня это тоже беспокоит.
Глава 32
Секатор сидел в тени сарая, зачерпывая ложкой из котелка какое-то варево. Луи несколько секунд наблюдал, как тот хлебал еду, потом подошел и встал напротив, прислонясь спиной к дереву. Он достал бутерброд из бумажного пакета. Оба молча жевали. На кладбище было безлюдно и тихо, издалека доносился гул машин. Секатор расстелил на сумке чистую белую салфетку с кружевными углами и положил на нее хлеб и нож. Вытерев пот со лба, он бросил на Луи мутный взгляд и снова принялся равнодушно жевать.
– Осторожно, оса! – воскликнул Луи, вытянув руку.
Секатор живо убрал ложку ото рта и махнул ею в воздухе. Оса взлетела, покружилась над его головой и исчезла.
– Спасибо, – буркнул он.
– Не за что.
Секатор задумчиво зачерпнул ложкой еду.
– В южной стене целое гнездо, – пояснил он, – меня вчера трижды чуть не укусили.
– Вызови пожарных.
– Ага.
Он шумно поскреб котелок и поставил его между колен, чтобы взять хлеб.
– Красивая скатерка, – сказал Луи.
– Угу.
– Похоже, ручная работа.
– Это моя мать сделала, – проворчал Секатор, взмахнув ножом. – С ней надо бережно обращаться, очень бережно. Это сыновний оберег.
– Сыновний оберег?
– Ты глухой? Моя мать сшила такие всем своим детям. Ее надо стирать каждое воскресенье, если хочешь, чтобы она тебя берегла. Потому что она говорила, мать моя, что если каждое воскресенье стирать, надо знать, какой день сегодня, а потому нельзя слишком напиваться. И надо встать, чтобы постирать. А еще надо, чтоб горячая вода была и мыло. А для этого нужно крышу над головой иметь. А за нее надо платить. Вот и выходит: чтобы салфетка была чистой, надо вкалывать, нельзя сидеть сложа руки каждый
