— О чем это вы? — спросила Ретанкур, следуя за комиссаром.
— О войне, — сухо ответил Адамберг. — О войне двух долин. Ты лучше не вмешивайся.
Ретанкур обиженно остановилась, подбросив ногой несколько камешков.
— И серьезная война? — спросила она.
— Скорее да, чем нет.
— Что он сделал?
— Главное — что он сделает? Он ведь тебе нравится, да, Виолетта? Не суйся меж двух огней. Потому что рано или поздно придется выбрать. Между ним и мной.
XV
В десять утра плиту наконец сняли, обнаружив под ней ровную утрамбованную землю. Сторож не соврал: почва казалась нетронутой, тут и там валялись ошметки почерневших роз. Полицейские, усталые и расстроенные, крутились вокруг, не зная толком, что предпринять. «Какое решение принял бы старик Анжельбер, увидев кучку сбитых с толку мужчин?» — спросил себя Адамберг.
— Сделайте все-таки снимки, — сказал он веснушчатому фотографу, милому способному парню, чье имя он, как всегда, запамятовал.
— Бартено, — шепнул ему Данглар, считавший, что исправление светских просчетов комиссара тоже входит в его обязанности.
— Бартено, сделайте несколько снимков. Детали крупным планом.
— Я вас предупреждал, — проворчал сторож, насупившись. — Они тут ничего не делали. Даже крохотной ямки нет.
— Что-то тут есть все равно, — не сдавался Адамберг.
Комиссар сел по-турецки на сдвинутую плиту и подпер руками подбородок. Ретанкур отошла в сторону и, прислонившись к соседнему надгробному памятнику, закрыла глаза.
— Она сейчас вздремнет, — объяснил Новичку Адамберг. — Она одна у нас умеет спать стоя. Как-то раз она объяснила, как это делается, и мы попробовали. У Меркаде почти получилось. Правда, заснув, он упал.
— Еще бы, — сказал Вейренк. — А она что, не падает?
— В том-то и дело, что нет. Пойдите посмотрите, она правда спит. Можете говорить в полный голос. Ее ничто не разбудит, ибо она так решила.
— Все дело в преобразовании энергии, — разъяснил Данглар. — Она ею вертит как хочет.
— Нам от этого не легче, — заметил Адамберг.
— Может быть, они просто на нее пописали, — предположил Жюстен, севший рядом с комиссаром.
— На Ретанкур?
— На могилу, черт побери.
— Слишком муторно и дорого, чтобы просто пописать.
— Да, прошу прощенья. Я так просто сказал, чтобы развеяться.
— Я вас ни в чем не упрекаю, Вуазне.
— Жюстен, — поправил Жюстен.
— Я вас ни в чем не упрекаю, Жюстен.
— Впрочем, развеяться мне все равно не удалось.
— Развеяться можно только двумя способами. Поржать или заняться любовью. А мы сейчас не делаем ни того, ни другого.
— Я заметил.
— А если поспать? — спросил Вейренк. — Не развеешься?
— Нет, лейтенант, просто отдохнешь. Это разные вещи.
В наступившем молчании сторож спросил, может ли он уже идти. Да, может.
— Пока подъемное устройство здесь, надо положить плиту на место, — предложил Данглар.
— Не сейчас, — сказал Адамберг, все так же подпирая руками подбородок. — Посмотрим еще. Если ничего не найдем, вечером Наркотдел заберет у нас дело.
— Не будем же мы тут сидеть день и ночь только лишь в пику Наркотделу.
— Его мама сказала, что он не притрагивался к наркотикам.
— Ну, мама… — Жюстен пожал плечами.
— Вы что-то слишком развеялись, лейтенант. Мамам следует доверять.
Вейренк слонялся чуть поодаль, бросая время от времени заинтригованные взгляды на Ретанкур, которая и впрямь крепко спала. Иногда он что-то бормотал себе под нос.
— Данглар, попытайтесь разобрать, что там лопочет Новичок.
Майор с отсутствующим видом прошелся по дорожкам и, вернувшись, сел рядом с комиссаром.
— Вы уверены, что вам это интересно?
— Я уверен, что это поможет нам развеяться.
— Он бормочет приличествующие случаю стихи. Что-то о земле.
— Что именно? — обескураженно спросил Адамберг.
— «Напрасно жду ответ, к тебе, земля, взывая:
Невыносима ночь — конца ей нет и края.
Не знаю, это ты таишься или это
Я сам не слышу стон печального ответа?»
И так далее, я всего не запомнил. Автор мне неизвестен.
— Еще бы. Это его собственное. Он стихи печет как нечего делать.
— Любопытно, — сказал Данглар, наморщив высокий лоб.
— И как все любопытное — это у них семейное. Ну-ка, повторите мне стихи, капитан.
— Это не бог весть что.
— Зато в рифму. Что-то в этом есть… Прочтите еще раз.
Адамберг очень внимательно выслушал его и встал.
— Он прав. Земля все знает, а мы нет. Мы не способны ее услышать, в этом-то вся загвоздка.
Комиссар в сопровождении Данглара и Жюстена вернулся к могиле.
— Если звук есть, а мы его не слышим, это значит, что мы оглохли. Не земля нема, а мы никуда не годимся. Поэтому нам нужен специалист, переводчик, парень, который сумеет услышать пение земли.
— И как это называется? — обеспокоенно спросил Жюстен.
— Это называется археолог, — сказал Адамберг, вынимая телефон. — Или говнокопатель, если вам так больше нравится.
— И у вас такой есть в запасе?
— Есть. — Адамберг набрал номер. — Классный специалист по…
Комиссар запнулся, подыскивая слово.
— Ископаемым остаткам, — подсказал Данглар.
— Вот-вот. Именно он нам и нужен.
К телефону подошел старый циник Вандузлер,
— Завал, тупик, аврал — правильно я понимаю? — усмехнулся Вандузлер. — Но герой победил дракона?
— Да нет, раз я позвонил. Не дразнитесь, у меня очень мало времени.
— Ладно. Кто из них вам нужен? Марк?
— Нет, первобытник.
— Он в погребе. По уши в каменном веке.
— Скажите ему: руки в ноги — и ко мне, на кладбище Монружа. Это срочно.
— Он бы вам ответил, что на глубине 12 000 лет до нашей эры ничего срочного быть не может.
