каждой секундой, будто мои передавались ей. В глазах у меня уже темнело. Я качнулся, стул выскользнул из-под меня, и мы упали на пол. Что было дальше, я уже плохо понимал. Лязгнула, отлетела к стене каталка. Кто-то рывком поднял меня с пола, поставил на ноги и несколько раз наотмашь ударил по лицу. Захрипев, я схватил ртом воздух, горела щека. Передо мной наконец-то сматериализовался Петруха в синем халате. Меня почему-то больше всего поразил бейджик на его груди. Патологоанатом смотрел на меня абсолютно безумным взглядом и держал руку наготове, чтобы ударить снова.
– Охренел? – выпалил он. – Крышу снесло?
– Она живая, – выдавил я из себя и посмотрел на пустую каталку под самым окном. – Где она?
Свечка горела, чадя, брызгая воском. Под сводами гулко отдавалось мое хриплое дыхание.
– Совсем «ку-ку», – Петруха осторожно отпустил меня и отступил на шаг.
Между нами лицом вниз лежала неподвижная Инесс. Волосы рассыпались по стоптанному линолеуму. Я тут же присел на корточки, перевернул ее на спину.
– Инесс, Инесс, – тряс я девушку.
В потолок смотрели неподвижные остекленевшие глаза. Вишневый смазанный рот был приоткрыт и криво улыбался.
– Приехали, – мрачно произнес Петруха. – Больше жалеть я тебя не буду. Ты что, не видишь – она мертвая! Мертвая! Какого хрена ты с ней по полу катаешься?!
– Она живая, ты что, не видишь? – Я подхватил Инесс на руки. – Подстели простыню на каталку, ей же холодно!
– Все, с меня хватит. – Петруха грубо, рывком подвинул каталку. – Клади так!
Крикнул громко, как обухом по голове ударил, и я все-таки повиновался.
– Она живая. Посмотри.
– Твою мать, – Петруха вертел головой, как только она у него не отвалилась. – Ну, как тебе втемяшить? Мертвое живым не бывает! Смотри.
Он выхватил из кармана скальпель и занес руку, чтобы воткнуть его в Инесс. Я бросился на патологоанатома, повис на руке. Он отбросил меня к стене.
– Смотри.
Не знаю, каким чудом, но мне удалось свалить Петруху с ног. Теперь уже мы вдвоем с ним катались по полу. Я вцепился в его руку, выворачивал кисть, пытаясь забрать у него скальпель.
– Я его тебе сейчас самому в шею воткну!!
– Идиот несчастный!
Наш сторож обычно делает вид, что ничего не слышит, особенно если шумят свои. Но мы подняли такой тарарам, что даже он не выдержал и прибежал с дубиной в руках. Я брыкался, кусался, извивался, но все же грубая сила взяла верх. Петрухе со сторожем удалось меня скрутить. Меня привязали простынями к стулу. Но даже после этого сторож смотрел на меня с опаской.
– Чего это с ним? – покосился он на Петруху.
– Ничего, – ответил я. – Все в порядке.
– Точно? – прищурился сторож. – Может, бригаду из дурки вызвать?
– Там видно будет, – прохрипел патологоанатом, закашлялся и сплюнул на пол. – Далеко не уходи, но пока оставь нас вдвоем. Мы тут немного не доспорили… – Он еще прошептал что-то сторожу на ухо, тот с готовностью кивнул и вышел.
С минуту мы смотрели друг другу в глаза.
– Успокоился?
– Она живая, – повторил я. – Почему ты мне не веришь?
– Я не собираюсь с тобой спорить. Еще одно слово, и поедешь в дурку. Но прежде я продемонстрирую тебе, что ты не прав. Так ты успокоился?
Я понял, что настаивать сейчас на своем не получится. Руки, ноги связаны. Больше всего я боялся, что Петруха исполнит свою угрозу и воткнет скальпель в шею Инесс. Я молил в душе, чтобы она вновь пошевелилась. Подала какой-нибудь знак.
– Посмотри на нее внимательно.
– Я уже смотрел. И заключение о смерти у меня на руках. Я не первый раз в жизни трупы наблюдаю.
– Я когда-нибудь вытворял подобное? – попытался я воззвать к разуму патологоанатома.
– До сегодняшнего дня – нет. Сумасшествие приходит постепенно, но проявляется внезапно. Вот сейчас ты снова временами кажешься мне нормальным, но говоришь полную чушь.
– Посмотри на нее хорошо. Она же живая. Только что пыталась меня задушить.
– Хорошенький аргумент… И ты еще станешь утверждать, что абсолютно нормален? – не выдержал Петруха, а затем перешел на неискренний тон, каким обычно взрослые говорят с маленькими детьми. – Договорились. Я смотрю… мы смотрим на нее ровно минуту, а потом ты признаешь, что был не прав.
– Или ты признаешь, – напомнил я.
– Естественно, – Петруха щелкнул пальцами и бросил взгляд на часы. – Время пошло.
За минуту ничего не случилось. Если не считать того, что патологоанатом все же, повинуясь моему взгляду, проверил пульс у Инесс.
– Скоро и я с тобой сойду с ума, – произнес он, когда время вышло. – Тебе стоит посмотреть и на это. – Он достал маленькое зеркальце, поднес его ко рту Инесс, подержал немного. – Не запотевает. Дыхание отсутствует, пульса нет. Все это признаки смерти. Теперь твоя очередь исполнять обещанное. Ты успокоился?
– Вполне. Ты только скальпель свой спрячь.
– И то верно… Еще б немного, и я б тебе его в горлянку воткнул. – Петруха засунул скальпель в карман.
– А теперь развяжи. Я же вменяемый.
– Ага, развяжи!.. Ты на меня набросишься. И так насилу тебя утихомирили… Закурить хочешь?
– Пошел ты!.. Я тебе все объяснить хочу. Она же не просто так погибла. Ее заставили под троллейбус броситься! И ночью с ней странные вещи происходили… – Я замолчал, пытаясь прикинуть, с какого конца лучше начать объяснение про приступ агрессивности, про испанца-гипнотизера.
Петруха шумно вздохнул.
– Бред сумасшедшего.
И тут в мой закуток с невинным видом зашел наш невропатолог и даже поздоровался, хотя каждый нормальный человек сперва бы поинтересовался, почему это меня привязали простынями к стулу. Они явно были с Петрухой в сговоре против меня.
– Вот, просит, чтобы я его отвязал, – сказал тот, кого я называл своим другом. – Но мне кажется, что он спятил.
– Ну и отлично, что отвязаться просит, – притворно улыбнулся невропатолог. – Так бы на его месте просил каждый нормальный человек. Ну, понервничал немного. Сейчас все и пройдет.
– Он меня задушить хотел, – пожаловался Петруха. – Было бы еще из-за чего. Нормальные так не поступают.
– Но ты же, Марат, не собираешься снова душить Петруху? – беззаботно поинтересовался невропатолог.
– Зачем, если он свой скальпель уже спрятал?
– А если вынет?
– Тогда снова буду защищаться.
– Логично. – Невропатолог, которому приходилось сейчас выступать в непривычной для него роли психиатра, улыбнулся. – У меня к тебе еще один вопрос, Марат, и будем считать инцидент исчерпанным. Ты готов ответить предельно честно?
– Готов, – согласился я.
– Что ты будешь делать, когда мы тебя развяжем?
Вот на это у меня и не было готового ответа, и это было совсем плохо.
– Я обещаю вести себя мирно, – сымпровизировал я.
– Короче говоря, ничего делать не будешь? Так это не ответ. Ты и сейчас ничего не делаешь, потому
