– Не радуйтесь. Уверен, что ваши силы и срок тоже подходят к концу, – ответил я, чувствуя странное удовлетворение и нарастающий ватный шум в ушах. – И моя смерть вам никак не поможет.
– На самом деле ты себя явно недооцениваешь… – сказал Борис с деланной весёлостью. – Может быть, на что-нибудь да сгодишься.
– Нашла. Вот они! – воскликнула Вера Павловна и показала лежащие на ладони камни с Трюфельного холма, которыми я очень надеялся воспользоваться здесь для Оли.
– Хорошо. Тогда хватит разговоров, – решительно кивнул Борис. – Ну, что? Готов почувствовать, как оно – умирать?
– Мне кажется, я уже что-то такое чувствую…
Я захлебнулся кровью и зашёлся кашлем, ощущая, что моих сил уже не хватает даже на то, чтобы избавиться от этого комка в горле:
– Можете ликовать.
Нелюди некоторое время молча стояли надо мной, словно о чём-то размышляя, а потом схватили за руки и куда-то поволокли.
– А ты живучий, однако! – послышался голос Бориса. – Ну, да не беда. Мы это быстро исправим.
Я больше ничего не мог говорить – очень хотелось, чтобы всё это поскорее закончилось и можно было спокойно отдохнуть где-нибудь вдали от всей мирской суеты. Конечно, описанная Наташей и Женей тень Трюфельного холма представлялась здесь далеко не лучшим вариантом, однако я был согласен и на это. С неожиданной любовью я посмотрел на свою грязную выкрученную руку и осознал, насколько был счастлив тем, что мог просто ею пользоваться, ощущать каждой клеточкой прикосновения к предметам и вообще – чувствовать себя полноценным человеком. Сейчас же она почему-то казалась удивительно далёкой и прямо-таки недостижимой, как горизонт. Это было необычно и обидно – словно у меня отобрали то, что я рассматривал как исключительно своё, и даже не мог вообразить, что однажды это будет совсем не так.
Сотовый телефон снова запиликал где-то в ночи, хотя это я уже слышал плохо и мысленно вернулся к моим родителям, родственникам и недавним друзьям. Теперь я невольно понимал, что имеют в виду люди, когда говорят о том, что чувствуют приближение смерти. Да, несомненно, она стояла уже рядом со мной и как будто уже тянула меня прочь из тела, в которое мне вовсе не хотелось возвращаться. Наоборот, теперь оно было скорее обременительно, и я удивлялся, что раньше безропотно выносил подобную ношу. Это как- то странно чувствовалось параллельно со всё возрастающим страхом. Конечно, не из-за Бориса и Веры Павловны, а из-за желания жить дальше и всё изменить. Неужели и перед смертью человека продолжают раздирать противоположности? Пожалуй, что так. Если бы можно было исправить ту ужасную ошибку, что я пошёл сюда, конечно, всё было бы просто великолепно. И перспектива тюрьмы или ещё чего-то похуже казалась теперь вполне решаемой, мелочной и уж, во всяком случае, никак не совместимой с вечным забвением. В то же время мне было и интересно – так что же там? Ведь я подошёл к той самой черте, за которой идёт неизвестность, выстроено столько интересных гипотез и, наконец, покоятся такие вечные устои общества, как религии. Конечно, первооткрывателем меня здесь назвать сложно, однако для себя самого это будет, пожалуй, самым главным открытием в жизни, как бы странно это ни звучало. Жаль только, что я не смогу ни с кем поделиться своими знаниями. С другой стороны, если там действительно ничего нет или маячит только кокон Трюфельного холма с вечными тенями, то, пожалуй, об этом никому знать и не стоит. Иначе какой вообще смысл жить?
– Вот мы и на месте.
Борис отбросил в сторону что-то большое, шуршащее и развевающееся на ветру, а в следующее мгновение я почувствовал, как меня перекатывают, а потом возникло странное ощущение полёта, словно мне никак не удаётся поспеть за своим телом. Затем я погрузился во что-то новое, но в то же время знакомое. Глаза накрылись тяготящей ношей, но постепенно, видимо, организм привык или я смог инстинктивно проморгаться, потому что увидел, в общем-то, весьма яркую картинку – верх могилы, склонившиеся надо мной лица Бориса и Веры Павловны, сквозь которые насквозь пролетали крупные капли дождя. Здесь было необыкновенно тихо и спокойно, когда отсечённый землёй ветер остался где-то наверху, но слух, кажется, падал всё стремительнее, при этом, как ни странно, мысль работала всё четче. Только к ней начали примешиваться какие-то не совсем мои воспоминания. Или всё-таки именно мои, просто те, которые можно вернуть, только умерев, и они понадобятся в этом новом неизвестном мире? Впрочем, наверное, это всё-таки какой-то бред или, как принято говорить, защитная реакция организма, который фактически умирал, но по привычке не позволял нанести мне из-за этого большую психологическую травму. Ведь все болезни и смерть, как их вершина, проистекают от нервов, не так ли?
– Прощай. Было приятно познакомиться, – сказала Вера Павловна, а Борис начал придвигать сверху что-то большое и тёмное, отчего на меня сыпались комья земли, сбиваемые каплями дождя, наполнявшими всё вокруг каким-то призрачным туманом. Или это мои глаза стали видеть немного по-другому?
Потом с неожиданной ясностью я понял, что сейчас должно случиться – Борис готовится сбросить мне на голову могильную плиту. И, кажется, не вставая, я мог вплотную приблизиться к этой траурной глыбе, рассмотреть все неровности, прожилки и даже прочитать короткую выразительную надпись. Только к чему мне это теперь? Остаётся время лишь сказать «спасибо» всем, кто был со мной при жизни, пожелать удачи и, как говорится, не поминать лихом. Ещё хотелось попросить кого-то свыше, чтобы та доля счастья и прочих благ, которые предназначались на отмеренное мне на этой земле, распространилась между дорогими и близкими людьми, а все беды и горести я вполне могу забрать с собой в могилу. Ещё мне отчаянно хотелось, чтобы не только Борис и Вера Павловна, так сказать, провожали меня в последний путь, но и Наташа с Женей. Они, пожалуй, единственные, кто могли оказаться здесь, чтобы выступить хотя бы в роли сторонних наблюдателей. Их винить не в чем – хватило бы сил и времени, чтобы всё получилось у самих, не говоря про меня и борьбу с этими монстрами. Впрочем, наверное, даже если бы не эта могильная плита, то я на этом свете уже не жилец. И для понимания этого мне не нужен диагноз врача или даже самостоятельный осмотр раны.
Потом последовал неожиданный обрыв – никакой боли я не почувствовал, просто всё вокруг погрузилось в бездонную пустоту и черноту, где невозможно было определить время, пространство и самого себя. Кажется, из всего огромного мира осталась только моя мысль, и она являлась частью чего-то большего, вечного и невообразимого. К нему тянуло, но было и понимание, что пока не пришло время, но оно, конечно, скоро наступит.
Глава 15
Снова живые
Всё неожиданно изменилось – я почувствовал, что могу приподняться. При этом, как ни странно, возникло острое, прямо-таки выводящее из себя ощущение, что кто-то меня с нетерпением ждёт. Неужели это и есть следующий этап смерти? Хорошо бы, иначе в таком состоянии я чувствовал бы себя запертым в какой-то невообразимой темнице собственных рассуждений, страхов, воспоминаний и порывов, которые нестерпимо заполнили всё вокруг и становились всё более концентрированными. Они словно подменяли всё, что мне нужно и вообще есть в мире, отчего становилось временами очень больно и жутко, а в следующее мгновение – это казалось сладостным и безопасным.
– А вот и ты. Здравствуй! – грустно улыбнулась Людмила, когда я неожиданно легко поднялся и встал на землю.
Видимо, с момента моей смерти прошло не так много времени – всё вокруг по-прежнему было погружено в темноту, лил дождь, но здесь было сухо, комфортно и светло. Над значительным участком кладбища был натянут гигантский шатёр с плоской крышей, а мощные прожектора по периметру, свет которых словно дымился, позволяли без труда читать, если в этом возникла бы необходимость. Рядом беспокойно бегал Норд, кажется, не видя меня, но что-то чувствуя – временами он застывал на месте, как-то неуверенно вытягивал морду и начинал медленно махать хвостом, а потом снова продолжал суетиться кругами. Чуть дальше стояли какие-то размытые люди, из которых решительно шагнул вперёд и приветливо улыбнулся мне Виталий Александрович:
– Рад тебя видеть и в таком состоянии!
Словно предваряя мой вопрос, он разжал массивный кулак, и я увидел там кусочек камня – несомненно, одного из тех, что я оставил на столе в кабинете, кажется, много лет назад.
– А где Борис и Вера Павловна? – спросил я, оглядываясь и замечая Женю с Наташей, которые стояли в
