утонул в обволакивающей свинцовой боли.
Я потерял счет дням и ночам.
Но однажды я вдруг понял СМЫСЛ фразы, произнесенной желтым стариком. С трудом ворочая распухшим языком, я ответил:
– Спасибо, хреново…
С этой минуты мы начали разговаривать. Аникеева я больше не видел. Санитары тоже больше не наведывались, и врач давал мне какие-то таблетки. Однажды в палате появился незнакомый мужчина в белом халате и очках.
– Вы кто? – спросил я у незнакомца.
– Вот и славненько! – ответил мужчина довольным голосом, потирая руки. – Теперь пойдем на поправку.
Все, что со мной приключилось, в том числе и многое другое, я узнал уже потом, из истории болезни. Диагноз был малоутешительным и коротким: «Шизофренический бред». Медицина ничего нового не придумала, и мне, как и другим бедолагам, для подавления нервной деятельности вкалывали аминазин.
Шло время. Однажды на оконную решетку села синичка, и я впервые смог сконцентрироваться и увидеть именно маленькую зеленоватую пташечку. Мир снова открылся мне. Сильные препараты постепенно заменили на более слабые таблетки, и я стал проходить реабилитационную терапию в швейных цехах при психиатрической больнице.
Как ни странно, но там я опять встретил старого знакомого – отставного майора Аникеева. Еще более странно было то, что мы оба обрадовались этой встрече. Я уже не испытывал к нему той ненависти, которая бурлила во мне совсем недавно. Оказалось, Андрей Андреевич также проходил лечение, причем с таким же диагнозом, как и меня. Бывший участковый поведал, что здесь он уже не в первый раз.
– Приготовься, – сказал он, – (нам давно пора уже перейти на «ты»), что потом, после курса лечения, возможны рецидивы, то есть повторение приступов шизофрении. И от этого никуда не уйти. Мы теперь совершенно другие люди. С другой стороны, кто докажет, что больны мы, а не этот мир? Просто нам дана возможность видеть то, что другие не в состоянии.
– Откуда вы знали, то есть ты знал, что произойдет? – задал я давно мучивший меня вопрос. – Как ты смог заранее узнать, кого убьют, а кто пропадет без вести?
Аникеев немного помолчал, потом отстраненно произнес:
– Это место… Оно само нашептывает на ухо: вот там-то, там-то произойдет то-то… и это происходит! Ты просто еще не привык.
Он наклонился к моему уху и прошептал:
– Мы охранники этих мест, избранные. Разве ты еще не понял этого? Мы – Ангелы Смерти.
Я посмотрел майору в глаза и не увидел там и тени безумия. Его взгляд был чист и ясен и излучал уверенность.
Он выписался раньше, чем я. А когда наступила моя очередь покидать эти стены, он ждал меня у ворот. И, знаете, я не сомневался в том, что он будет там. Верите?
Аникеев решил переехать ко мне, в Чертовку. Нас теперь объединяло очень многое: потеря близких людей, (избранность?) и, даже можно сказать, общая цель.
До сих пор не могу прийти в себя после страшного известия о смерти Ксении. Разум просто не приемлет этой бредовой новости. Может, Аникеев таким образом прикалывается над нами, городскими? А Сергей решил подыграть бывшему менту? Нет, вряд ли Бакунин способен на такое.
Лежу на кровати, глядя в черный потолок. Стараюсь думать о хорошем, но в голову лезут мысли о Ксении. Интересно, как ее убили? И с помощью чего?
«Что, Макс, стало интересно?» – заверещал знакомый голос.
– Пошел ты, – выругался я сквозь зубы. Впрочем, мысли о трагедии с нашей знакомой быстро отошли на второй план.
Крошечная девочка. Мертвая девочка, вот что теперь занимало мое сознание. Появившись в моей комнате тогда ночью, она теперь не оставляет меня ни на минуту.
Прошлой ночью, буквально уже под утро маленькое исчадие ада незаметно подкралось и рассмеялось мне прямо в ухо. Потом девочка прыгнула мне на грудь и обвила шею своими ледяными руками. Я сходил с ума от щемящего страха, в то же время четко понимая, что девочка не может быть привидением: я ощутил тяжесть ее тела.
Справедливости ради надо сказать, что мне не приходилось до сих пор иметь дело с призраками. Они, наверное, могут менять свой вес, как им заблагорассудится. В какой-то одной умной книге я прочитал, в чем же заключается основное отличие человека от ангела или черта. Люди живут в рамках своего представления о мире. Огонь горячий, значит, обжигаем руки. Стена твердая – через нее пройти нельзя. И так далее, это в нас заложено генетически. У обитателей потустороннего мира границы представления отсутствуют, и поэтому они могут все. Летать, например. Или гипнотизировать людей, как эта девчонка. Я только услышу ее шелестящий вкрадчивый голос, так сразу становлюсь другим. И этот
Кроме того, эти стоны. Заунывные, протяжные, они идут по всему дому. Причем эти-то звуки слышат все: Сашка с Женькой, Марина, наш директор…
Вот снова колыхнулся воздух в комнате: значит, сейчас появится. Жду ЕЕ с обреченностью.
«Ксения не умерла, она ждет нас», – внезапно прозвучало в голове. Темнота начала сгущаться, белеть и сворачиваться в кокон. Затем кокон рассыпался, и возникла ОНА.
Я послушно встаю с кровати, мы идем по коридору, беззвучно, как тени. Нарочно топаю, но пол словно глотает звук шагов. Зато слух обострился необычайно, да и обоняние тоже. Я слышу, как ворочается Марина, и по запаху определяю, что у нее начались месячные. Влажная плесень, табак, старая шерсть, пыль, вчерашняя еда – все врывается в меня удушливыми волнами. Невидимая сила ведет меня за призраком, я ничего не могу с этим поделать.
Входная дверь сама распахивается перед нами. Из-за угла дома появляется огромный волк. Залитый лунным светом, хищник, прижав уши, делает в нашу сторону несколько прыжков, потом останавливается и замирает. Засов калитки с тихим скрежетом едет в сторону, и она выпускает нас за пределы «Алексеевского хутора».
По обе стороны от безлюдной дороги стоят покосившиеся черные избы. Полосатые облака затянули луну, ветер начал бросать в лицо мелкие снежные иглы. Обращаю внимание, что на девочку снег не садится, а как бы обтекает ее со всех сторон. Она сворачивает к одному из домов, и я, как на поводке, следую за ней. Грязные и пыльные окна мерцают красноватым светом. Ноги цепенеют, я еле передвигаю их, но иду. Низенькая дверь открывается сама.
В комнате, спиной к нам, перед зеркалом сидит женщина. По одежде определяю, что это Петрова. Она медленно поворачивается к нам, я пытаюсь проглотить комок тягучей слюны и не могу. Горло у Ксении разорвано и покрыто черной коркой засохшей крови. Ее синие губы шевелятся, но слов не слышно. Потом наш бухгалтер начинает копошиться у себя в ране и двумя руками соединяет разорванный белый хрящ. Меня сотрясает приступ сухой рвоты. По комнате плывет низкий свистящий голос:
– Спасибо, Макс, что пришел.
Обшарпанная комната начинает медленно кружиться, и я почти теряю сознание, но знакомое ледяное прикосновение мигом отрезвляет. Вновь все мои чувства многократно усиливаются. От Ксении пахнет, как от старой слежавшейся тряпки, вынутой из сундука.
Девчонка опять делается маленькой, подходит к Ксении, гладит ее по голове и поворачивается ко мне:
