– Почему это я в опасности? – не своим голосом спросила я, поскольку и сама об этом уже подумывала. – Я не собираюсь травиться, выбрасываться из окна и даже самолетом в ближайшее время не полечу! А своими руками он никого не убивает...
– Ага! Ты думаешь, он не сообразит, как тебя использовать для своего нового романа? Да он же маньяк! У него же мозги набекрень и настроены на волну своих жертв. Ты, конечно, по-прежнему думаешь, что ты есть Волчица и все такое... Дура! На каждую Волчицу найдется такой Волчара!!! Одного не пойму...
– Чего?
– Как он не боится выпускать романы после смерти своих женщин?
– А чего ему бояться? Женщины уже ничего не расскажут!
– Но ведь кто-то может все сопоставить, как ты...
– И что? Он скажет, что использовал для своих сюжетов трагические истории, освещенные прессой. Никому не возбраняется. Иногда в книгах даже пишут: по следам реальных событий...
– Но кто-то же мог видеть его с жертвой... будем уж называть вещи своими именами...
– Кира! Он потрясающе осторожен! Никто меня, например, с ним не видел! Я же тебе говорила: мне уже стало казаться, что я его себе придумала, что с ума сошла!
– Да-а-а... И угораздило же тебя! Вот ведь я тебе, видите ли, никак не подходил! Тебе надо было в эдакого урода втрескаться!
– Кира!!! – отчаянно выкрикнула я. – Перестань!! А то я и впрямь наложу на себя руки, а эта сволочь напишет новый роман!
Мастоцкий сгреб меня с кресла, спрятал внутри своих объятий и сказал:
– Ага! Как же! Пусть губенку-то обратно закатает! Пусть поищет себе других дурочек...
– А ведь он найдет, Кирка! Он потрясающе привлекателен... Даже не могу объяснить, чем... Надо его как-то остановить...
– Как? Я не Человек-паук... Мы с тобой не Скалли с Малдером... И даже не Абдулова с Дукалисом...
Мы еще немного постояли молча. Я понежилась в объятиях Мастоцкого. В них Плещеев не мог меня достать. По крайней мере, сейчас... На данную минуту... В данном месте...
Через пару минут Кирилл сказал:
– Тонь! А ведь у меня, пожалуй, есть идея, достойная мозга Фокса Малдера... ну... или хотя бы Толяна Дукалиса...
– Ну?
– Надо встретиться с Виктором Серебровским.
– Зачем?
– Ты говорила, что ноутбук Наташи теперь у него.
– И?
– Можно попросить разрешения на просмотр файлов его сестры. Может быть, там есть что-нибудь интересное.
– Виктор мог все удалить.
– Вряд ли. Ты говорила, что он искренне любил сестру, а потому вряд ли станет удалять память о ней.
Я высвободилась из рук Мастоцкого и задумалась. Да, вполне возможно, что Наташа написала о Феликсе то, чем его можно прижать к стене... Он прекратит свои чудовищные эксперименты над женщинами, если поймет, что придется за все ответить. Но кому ответить? А хотя бы нашим доблестным органам! Кажется, есть статья за доведение до самоубийства...
– Кира! Ну как мы найдем Виктора? – огорченно проговорила я. – Мы с ним не обменялись даже телефонами!
– Как-как?! По электронной почте!
– Я не знаю его адреса!
– Тоня! Иногда ты кажешься гораздо глупее, чем я привык о тебе думать!
– Да...
– Да! Он же приглашал тебя на кладбище!
– Но ведь из ящика Наташи!
– Тонька!!! – взвыл Мастоцкий.
Я вздрогнула и возопила не хуже его:
– Едем ко мне!
– Зачем?
– Чтобы посмотреть адрес Наташи.
– Брось, – Кирилл, мягко надавив на плечи, усадил меня все в то же кресло. – Я войду в твой комп из своего.
– Так, может быть, ты сможешь влезть и в записи Наташи?
– Ишь чего захотела! Я, конечно, ничего себе пользователь, но не хакер, не взломщик... Это с тобой мы давно побратались компьютерами...
Я не стану описывать, как мы с Мастоцким добрались до Виктора, как получили разрешение просмотреть файлы Наташи. Понятно, что Серебровскому тоже хотелось бы хоть как-то расквитаться с виновником смерти его любимых женщин, а потому он охотно предоставил нам компьютер сестры. Сразу скажу, что я удостоверилась в своей правоте: Манана Мендадзе и Феликс Плещеев – одно и то же лицо. Я приведу здесь несколько отрывков из записей Наташи.
«... сначала я решила, что он просто не знает, как отказать мне. Мамочка – очень красивая женщина, и не влюбиться в нее трудно, практически невозможно. В нее постоянно кто-нибудь влюбляется... Она всем отказывала, пока не явился он... Феликс... Он странный... Его нельзя назвать красивым, нельзя некрасивым... Он потрясающий...
Фу-у-у... я не о том хотела писать... не о нем, потому что о нем можно... но не буду... В общем, я решила: пусть он останется с мамой. Я еще молода, может быть, повезет еще раз... А у нее это последний шанс...»
«Так вот: я неправильно думала. Феликс вовсе не переживает за меня, но, похоже, и маму он... Боюсь написать, что мне пришло в голову. Вдруг ошибаюсь, а слова мои сбудутся. Говорят, такое бывает...»
«...теперь уже можно все назвать своими словами. Горько, но я ни в чем не ошиблась: Феликс ведет двойную игру. Странную. Опасную. Не могу понять, чего он хочет... Он не любит ни меня, ни маму. Это уже совершенно очевидно. Но что ему от нас нужно? Почему он не бросает нас? Зачем пытается жить с нами обеими, будто это норма?»
«...игра продолжается, но Феликс начинает делать ошибки. Мне и раньше не нравилась его квартира: безликая, полупустая, будто в ней живут от случая к случаю. Вчера я нагрянула к нему без предварительной договоренности. Феликс не смог даже изобразить радость, но пройти все-таки позволил. На диване валялось несколько романов популярной писательницы Мананы Мендадзе. Я посмеялась над тем, что уличила его в пристрастии к дамским романом. Он в ответ улыбнулся, но слишком уж натянуто, а потом чересчур поспешно выключил компьютер, который до этого я вообще никогда не видела включенным. Возможно, я и не заметила бы ни натянутости, ни поспешности, если бы уже давно не была насторожена. Особенно мне не понравился выключенный компьютер. Зато пришла в голову одна идея...»
«...в этот раз он привел меня к себе сам, а потому на диване не валялись томики женской литературы, а компьютер был выключен. Я принесла диск с фотографиями и стала привязываться к Феликсу, чтобы мы вместе посмотрели, какая я была в детстве, как похожа на юную маму. Я уже давно носила диск в рюкзачке и ждала удобного случая. Пришлось довольно долго корчить из себя дурочку, чтобы Феликс все-таки согласился включить компьютер. Мы смотрели мои фотографии. Феликс снисходительно, а я с выражением полного кретинизма на лице. В конце концов он расслабился. Я завладела мышкой и принялась дурачиться: загнала несколько фоток в „Photoshop“ и стала растягивать и удлинять лица, хохоча во все горло. Потом, как бы невзначай, попросила кофе. Феликс, совершенно спокойный на мой счет, вышел в кухню. Мне хватило нескольких минут, чтобы кое-что переписать с его системы на тот же самый диск. Сейчас посмотрю, что принесла домой. Пишу дневник, чтобы оттянуть время. Мне кажется, что я узнаю нечто отвратительное...»
