– Садись! – Макс галантно отодвинул от стола табуретку. – Сейчас все будет!
Алла осторожно села на самый кончик, будто находилась в чужом доме, в котором жутко стеснялась. Макс, не стесняясь ничего, поставил перед ней тарелку красивых янтарных щей.
– Не знаю, как на вкус, а смотреть приятно! – гордо заявил он. – Попробуй!
Алла зачерпнула ложкой супа и осторожно поднесла ко рту. Раздвинутые для еды сухие губы опять лопнули, и в ложку капнула кровь.
Макс потемнел лицом, забрал у нее ложку, выдал другую и велел быстрее есть. Щи были вкусными. Алла с удовольствием съела целую тарелку.
– Это было шикарно, Макс, – благодарно сказала она.
Он, грустно улыбаясь, смотрел на нее и молчал.
– Можно тебя попросить об одном очень щепетильном деле? – тусклым голосом начала Алла. Пока он не ушел к своей Ане, надо решить главный вопрос.
– Да, конечно, – сразу стал серьезным Макс.
– Понимаешь… я подумала, что мне будет очень одиноко… Не мог бы ты… словом… Макс, я не знаю, как сказать! – Алла чуть не расплакалась.
– Скажи прямо. Это лучше всего, – ответил он.
– Хорошо. Скажу прямо. Я хочу ребенка… А ты… ты можешь мне в этом помочь… Я ничего не буду от тебя требовать потом! Ты же меня знаешь…
Некто Макс со звоном уронил на пол ложку, которую держал в руке. Алла напряженно всматривалась ему в лицо и ничего не могла понять. Она так хорошо знала это лицо, почему же сейчас на нем такое новое, непонятное ей выражение?
– Что? Макс? Ты не можешь? – Аллу била дрожь, которую она никак не могла унять. Она обняла себя за плечи, но все равно продолжала дрожать всем телом.
– А отца для ребенка тебе, случаем, не надо? Так… В придачу? На всякий случай? – спросил он тоже абсолютно новым для нее тоном.
– У тебя будет свой ребенок…
– С чего ты взяла? – встрепенулся Макс.
– Я видела карточку из загса. Она выпала у тебя из кармана. Я знаю, что ты женишься.
Макс встал из-за стола, походил по кухне, остановился прямо перед ней и сказал:
– Ты же знаешь, почему я решил жениться!
– Ну… вот я и говорю, что мне только ребенок…
– Алка! – крикнул он, присел перед ней на корточки и затряс за плечи. – Я же люблю тебя! Ну неужели ты до сих пор мне не веришь?!! Мы же можем вместе растить этого ребенка!
У нее из глаз покатились слезы.
– Ты не можешь! – взвыла она. – Ты слово дал Анне… Она и так тебя, наверно, уже обыскалась. Ты же второй день подряд отсутствуешь, жених!
– Да, согласен, с Анной все отвратительно выйдет. Я поступлю с ней по-свински, как и должны по твоей теории поступать похотливые мерзкие мужики. Но теория – это одно, а жизнь – совершенно другое! Если я тебе нужен, Алла, я отменю свою свадьбу! Ты только скажи!
– Во имя чего ты ее отменишь, Макс?
– Да во имя любви к тебе, дурочка! Как ты этого не понимаешь?!! И во имя этой любви придется принести в жертву Анну! Это жизнь, Алка! Одному счастье, другому – горе! Диалектика! Я одновременно и черен, и светел!
Он за руки поднял Аллу с табурета и обнял ее, прижав голову со спутанными волосами к своей обнаженной груди. Она вдыхала знакомый запах его тела и медленно успокаивалась. Потом резко выбросила руки вверх, обняла его за шею и, привстав на цыпочки, прикоснулась своими губами к его губам. Макс мгновенно ответил, и бедная Анна опять не дождалась звонка своего жениха.
Счастливый Макс мог наконец твердить Алле о своей любви, а она не останавливала его, как раньше, резким и насмешливым словом. Она вслушивалась в его признания, в их музыку, пытаясь постигнуть их тайный смысл, понять, почему все так жаждут их слышать. Вслушивалась и не находила ничего, от чего могло бы трепетать ее сердце. Похоже, оно окончательно и навсегда зачерствело и заскорузло.
Утром следующего дня Алла опять проснулась первой. Теперь уже рядом, в ее постели и почти на ее подушке, безмятежно спал Макс. Что-то во всем этом показалось Алле странным и неправильным. Ах да… Он же через две недели должен жениться на другой… и вообще… Как говорится, не успел еще остыть труп одного ее любовника, а она уже спит с другим. Неужели она так безнравственна? Неужели она до сих пор мстит? Нет… С местью мужчинам покончено со смертью лучшего из них – Игоря. Так что же тогда? Она порочна? Она заразилась пороком от них, от тех, кому много лет мстила? Или… Или она все-таки любит Макса? Любит? Что за странное слово?!! Нет, она никак не может его применить к себе. Ей с Максом хорошо, но она ничего не имела бы против, если бы утром, проснувшись, он ушел домой, а потом пришел снова, но только тогда, когда ей бы этого захотелось. Разве это любовь? Нет! Это черт знает что такое!
Алла еще немного полюбовалась на тихо спящего Макса и пошла на кухню. В прихожей услышала, что во входную дверь кто-то то ли стучится, то ли скребется. Собака, что ли? Никак не договориться со всеми жильцами дома, чтобы поставить новую дверь в подъезд и провести домофон. То у одних нет денег, то у других вдруг вызревает непонятный протест. А подъезд все грязнее день ото дня, и бродят по нему всякие подозрительные личности. За дверью опять что-то зашуршало. Алла вспомнила, что, прежде чем напиться армянского коньяка, отключила звонок, чтобы ей ненароком никто не помешал. Ключ был только у Макса, но о нем она почему-то тогда даже не вспомнила. Она сунула вилку в розетку, и звонок тут же выдал, видимо, последний «треньк». Алла распахнула дверь и столкнулась нос к носу с Максовой Аней.
– Почему-то долго не удавалось позвонить, – сказала она, будто и пришла только для того, чтобы опробовать Аллин звонок.
– Он был отключен, – вежливо поддержала разговор Алла.
Анна помялась немного на пороге, а потом спросила:
– Вы случайно не знаете, где Максим?
Алла не сразу сообразила, что речь идет о Максе, потому что никогда не называла его полным именем.
– Знаю, – ответила она. – И не случайно. Он здесь. Спит.
– Я так и знала, – по-старушечьи всплеснула руками девушка. – Ну почему бы ему не позвонить? Я с ума схожу!
Алла видела, что она действительно сходит с ума: щеки ее горят нервным румянцем; она то и дело облизывает губы и поправляет тоненький голубой шарфик, кокетливо торчащий из-за воротника светло- бежевого плаща.
– Можно с вами поговорить, Алла? – спросила Анна. – В кухне, например… Пока… он спит…
Алла сделала рукой жест, означающий приглашение в квартиру. На кухне Анна, продолжая суетливо поправлять шарфик, сказала:
– Я люблю его, Алла, а вы играете с ним, как кошка с мышкой: то приблизите к себе, то оттолкнете… А сейчас, простите, конечно, но вы напоминаете мне собаку на сене. Наверняка узнали, что Максим решил жениться, и никак не можете ему этого позволить. Вроде и себе не надо, но и другая – не смей! Так ведь? Скажите честно, вам жаль терять услужливую мышку?
– Вряд ли Максу понравилось бы подобное сравнение, – только и нашла что сказать Алла.
– Перестаньте, Алла! Речь идет о другом! – Анна, раскрасневшаяся уже всем лицом и очень похорошевшая в гневе и любви, зажала Аллу в угол между холодильником и мойкой. – Вы любите его, Алла? Любите? Если вы скажете «да», я уйду и не стану вам мешать, хотя… у нас уже и кольца куплены… и вообще…
Алла побледнела настолько, насколько могло себе еще позволить ее и без того почти лишенное красок лицо. Она не могла соврать Анне так же легко, как недавно соврала Татьяне. Игорь уже не смог бы ничего опровергнуть, а Макс…
– Ага! Молчите! – торжествующе прокричала Анна, и именно в эту минуту в кухню зашел Макс.
Он собирался спросить, что здесь происходит, но осекся, встретившись глазами с Анной.
