Это очень простая тайна. Настолько простая, что ее можно продемонстрировать на любом из вас. Но я хочу чтобы ее увидели все. Все, понимаешь?
– Нет… – Она не понимала и смотрела на него глазами, полными страдающей ненависти.
– В том-то и дело. Пока не увидишь ее в себе, не поймешь. В других не поймешь, не увидишь. А это ведь очень просто. Вы все – симулакрумы. Пустые оболочки, надутые воздухом совершенной свободы. Только ошибочно продолжаете считать себя людьми. Я исправлю эту ошибку. Я выпущу из вас воздух. Приведу в соответствие. Таково мое желание. Но с тобой я поступлю иначе.
– У-блю-док… – из последних сил прохрипела она.
– Да, так меня звали когда-то, – согласился слепой. – До того как я побывал в абсолютной реальности. Ты хотела попасть туда. Пришло время исполнить твое желание. Раздвинь ноги.
Девушка не шелохнулась. Он чувствовал ее страх. Она ждала смерти и не понимала его слов.
Морл убрал ногу с ее груди и сдавил рукой горло.
– Делай, что я сказал.
Она не могла кричать – он сжимал ее шею как клещами. Только смотреть.
Он простер над ней вторую руку. Пальцы согнуты, будто когти. От них шел белый, непрозрачный, жесткий свет. Они начали удлиняться, словно превращаясь в лезвия ножей.
Этой острозаточенной пятерней Морл вошел в нее, раздирая промежность. Все глубже и глубже. Рука его залезала внутрь нее, не встречая никаких препятствий.
Когда призрачные когти-ножи добралась до груди, девушка была уже мертва. Морл наклонился к ее уху и прошептал:
– Добро пожаловать в абсолютную реальность.
Он вырвал остановившееся сердце, вытащил его тем же путем, обнюхал и бросил на пол. Затем сел в кресло, вызвал слугу и принялся слизывать кровь с руки.
Толстяка не было. Морл повторил вызов. Наконец тот пришел. С ним что-то было не так, но слепой не хотел разбираться. Впрочем, одна вещь была очевидной. Увидев труп, толстяк онемел от ужаса и затрясся, как дерево на ветру.
– Не правда ли, я подарил ей красивую смерть? – вылизывая последние капли крови, спросил Морл. – Хотя она не заслуживала. Я помог ей родить свое сердце. Разве не об этом мечтают женщины?
Толстяк упал на колени и захрипел:
– Пощадите. Пощадите, хозяин.
– От тебя воняет страхом, – брезгливо бросил слепой. – Ты полагаешь, она умерла оттого, что ты имел наглость заваливать ее? Но меня не волнуют дырки, в которые ты суешь свой коротенький член. Я позвал тебя, чтобы ты прибрал здесь… Впрочем, ты прав. Ты заслужил наказание. Ты не выполнил моих указаний – позволил женщине уйти из дома. Можешь считать, что она все же умерла по твоей вине. Ты испортил мое имущество.
– Пощадите.
– Встань и возьми ее сердце, – велел Морл.
Шатаясь, толстяк подошел к трупу. После падения с крыши он едва стоял на ногах. К горлу подкатывала тошнота. Закрыв глаза, он нащупал в море крови скользкий комок плоти. Даже толстый ковер не мог сразу впитать столько крови.
– Ешь.
Он не сразу сообразил, что от него требуют. Морлу пришлось повторить:
– Будешь прощен, когда съешь его.
Ноги подогнулись, и толстяк снова бухнулся на колени. Полетели красные брызги. Он смотрел на сердце женщины, с которой его связывало что-то большее, чем похоть, и плакал. Слезы капали на сырой кусок мяса и смешивались с кровью. Он в последний раз соединялся с нею.
Потом слезы кончились. Крепкими зубами толстяк стал рвать мертвое сердце на куски. Давился, захлебывался кровавой злобой, почти рычал. Тошнота куда-то ушла.
Когда последний кусок был сожран, слепой сказал:
– Хорошо. Я доволен твоим послушанием. Ты прощен.
Глава 18
Кубик проснулся от отвращения. Никогда еще ему не снились такие мерзкие сны. Ему было холодно и гадко. Хотелось изблевать из себя ту дрянь, которая снилась, но она то ли ушла, то ли затаилась где-то внутри, очень глубоко. Он лежал и не мог понять, что с ним и где он. Лицо заливал липкий, какой-то ледяной пот. Голова тупо ныла. Во рту было суше, чем в пустыне. Перед глазами стоял неподвижный дым.
Потом появилось что-то еще. Какие-то расплывчатые очертания. Кубик очень старался, но никак не мог сфокусировать зрение.
– Как ты себя чувствуешь? – раздался над ухом гулкий голос.
– Спасибо, прекрасно, – прошептал Кубик. – Мне кажется, что я проделал заплыв по канализации.
– Он еще и шутит, – сказал тот же голос, но куда-то в сторону. – Отличный материал, дядюшка. Я буду с ним работать.
В голове у Кубика что-то забрезжило.
– Не советую, – слабым голосом сказал он. – Вы меня плохо знаете.
По правде говоря, он и сам сейчас себя плохо знал.
– Теперь я знаю о тебе гораздо больше, чем ты сам.
Обладатель гулкого голоса что-то делал с его головой, потом с руками. «Развязывает ремни», – догадался Кубик. Но руки все равно не хотели слушаться. Почему-то они стали намного тяжелее, чем раньше.
К губам поднесли стакан.
– Пей. Это восстановит твои силы.
Кубик принялся жадно всасывать в себя приятную на вкус, густую жидкость. Когда стакан опустел, зрение наконец прояснилось. Он увидел тощего детеныша Божества, стоящего над ним, и в стороне – толстого посланца-слугу. У детеныша блестели глаза, у толстяка же вид, напротив, был пришибленный, а взгляд пустой.
– Что ты видел? – с любопытством спросил детеныш.
– Мне снилось… Я не знаю, что это было. Какая-то гадость. Она заползла внутрь меня и стала там жить. – Кубика перекосило от омерзения. – Было страшно, – закончил он.
Детеныш кивал его словам.
– Устойчивый эффект. Очевидно, обычная реакция на вскрытие защитных барьеров. Страх подчинения чужому.
– Что вы со мной сделали? – спросил Кубик. Страх внезапно вернулся.
– Ничего я с тобой не сделал. – Детеныш сел напротив. – Просто погулял по твоей памяти. У тебя примечательная родословная. Твои предки в буквальном смысле делали историю.
Силы постепенно возвращались, но соображал он еще плохо. Тупая боль в голове только усилилась.
– Что такое «родословная», «предки» и «история»?
– Только не заставляй меня учить тебя грамоте. Ты прекрасно обходился без этих слов. Уверен, и впредь они тебе не понадобятся. Дядюшка, – он повернулся к толстяку, – приведи его в порядок и утром отправь в город. Дядюшка! Да что с тобой?
– Нет, ничего, – вздрогнув, пробормотал посланец.
Он помог Кубику вылезти из кресла и направил к выходу из комнаты.
– Спокойной ночи, дядюшка, – сказал детеныш. Толстяк как будто не услышал его.
– Сколько я спал? – спросил Кубик за дверью, вяло переступая ногами.
– Сегодня второе число.
От изумления Кубик остановился. Толстяк, держа его за локоть, поволок за собой.
– Мне нужно в город. Там…
– Заткнись.
Посланец открыл дверь, втолкнул его и зажег свет. Комната была небольшой, но уютной. Постель, стол,
