сейчас, хотя за окном еще только сгущались сумерки, ровно двенадцать ноль-ноль. Связь со столицей прервалась, о чем Химичев не сожалел. Однако он не мог предположить, что, когда приятный женский голос беседовал с ним о времени, в далеком Киеве суровый мужской баритон представился подоспевшим к трубке Никитиным, который неожиданно потребовал выпустить нас под подписку о невыезде.
В Киеве облегченно вздохнули, проблема, что с нами делать, была решена. На следующий день нас подняли с утра пораньше и без всяких объяснений велели собрать вещи. Мариша устроила маленький скандал, требуя, чтобы ей вернули ключи, но пришлось удовольствоваться обещанием, что ключи ей выдадут вместе с паспортом, так как они, вероятно, явятся той уликой, которая поможет обществу немного передохнуть от нас.
– Как вы не понимаете? – сердилась Мариша. – Это же не мои ключи.
Я пихнула ее изо всех сил ногой, но она продолжала:
– Это ключи Никитина, я должна их ему вернуть.
Но нас запихнули в «газик», где сидели еще три тетки, уличенные на базаре в торговле ворованным со свинофермы мясом, и одна загадочная особа, которая сразу же презрительно заявила:
– Мне с вами не по пути. Я птица иного полета.
И в самом деле, с тетками ее не повезли, а высадили возле ближайшего психоневрологического диспансера. Нам тоже предложили высадиться здесь, выразительно поглядывая и намекая, что нам тут было бы самое место, но Ира отказалась за всех нас. Мы доехали до метро «Червонная площадь» в обществе теток, которые были так потрясены ударом, который на них свалился, что все время ревели. Нам с высоты наших преступлений или, скорее, с глубины падения их слезы были просто смешны.
Идти после освобождения нам было особенно некуда. Можно, конечно, навестить Ириных родственников, но что-то не хотелось. Идею, как всегда, подкинула Мариша.
– А почему бы нам не съездить на дачу к Дмитрию Семеновичу? – оживленно предложила она, как только ступила ногой на твердую землю.
– Бывают же такие неугомонные, – неодобрительно пробормотала Ира и поджала губы, но на Маришу это не произвело ни малейшего впечатления. Чтобы прошибить ее, надо было измыслить что-то похлеще, чем недовольная мимика.
– Зачем нам туда соваться? – попробовала я урезонить ее. – Если они и занимались чем-то противозаконным, то все уже успели спрятать или переправить дальше. Мы только зря потратим время.
– А куда нам его тратить? – возразила Мариша. – Нам же теперь никуда из этого города не уехать. Это тебе не сейф Никитина. Тут, чтобы добраться до наших паспортов, придется половину прокуратуры перестрелять, а главного взять в заложники.
И я поняла, что лучше будет смириться с идеей поездки на дачу к Дмитрию Семеновичу, чем участвовать в похищении прокурора. У меня оставался еще один козырь, который я, не задумываясь, пустила в ход.
– Мы ведь не знаем, где его дача, а спрашивать у него самого как-то неловко, – объяснила я Марише всю несостоятельность плана.
– Я знаю, – неожиданно произнесла Ира.
Такого предательства я от нее не ожидала.
– Я была у него в гостях, – неверно истолковав мой взгляд, сочла нужным пояснить Ира. – Мы там были большой компанией. Но меня что-то задержало в городе, поэтому я добиралась туда на автобусе, а потом шла пешком одна. Я это говорю к тому, что когда я иду одна, то очень хорошо запоминаю дорогу, можно сказать, она врезается мне в память на всю жизнь. Как сейчас помню…
Но Мариша невежливо прервала ее воспоминания, рявкнув:
– Где эта дача?
– А вот названий я не запоминаю, у меня память действует только на саму дорогу, деревья, которые возле нее растут, фонарные столбы и повороты местности. Вывески я запоминаю только в том случае, если они относятся к каким-нибудь особо заинтересовавшим меня зданиям.
– Но показать-то ты сможешь? – снова, не выдержав, прервала ее лекцию Мариша.
– Я про то вам и толкую битый час уже! – обрадовалась Ира.
И мы помчались сломя голову на автовокзал. Народу было тьма-тьмущая, все киевские старички и старушки выбрали именно сегодняшнее утро, чтобы отправиться на свои дачи. Это было бы еще ничего, но все они, словно сговорившись, тащили за собой тележки и пустые корзинки. Но даже это оказалось сущим пустяком по сравнению с тем, что Ира, оказывается, не помнила номера маршрутного автобуса, а если к этому прибавить, что не помнила она и названия конечного пункта, то добраться до искомой дачи становилось делом фантастической трудности.
Можно было, конечно, объездить все маршруты. Рано или поздно Ира должна была наткнуться на знакомую остановку. Что нам оставалось делать? Мы так и поступили, внеся небольшие коррективы.
– Те автобусы, которые ходят всего два-три раза в день, нам не подходят, – вещала Ира. – Я точно помню, что ждать мне тогда пришлось всего несколько минут, автобусы ходили один за другим. Потом нам не нужно брать билет до конца маршрута, я платила всего десять тысяч карбованцев. Правда, с тех пор прошел год и в связи с инфляцией плата должна была вырасти, но мы можем пойти и узнать, до каких мест в прошлом году можно было доехать за эту сумму.
Мы оценивающе посмотрели на очередь и дружно потрясли головами. При одной мысли о том, что могут сказать нам в кассах, если мы сунемся туда с подобным вопросом, становилось не по себе. Поэтому мы просто купили билет на маршрут, по которому автобусы ходили чаще, нежели по другим, и приготовились ехать в неизвестность.
С частотой движения автобусов тоже что-то произошло. Ждать требуемого автобуса нам пришлось целых полчаса, а когда он все-таки пришел, то выяснилось, что нам продали самые задние места. Народу в автобус на каждой остановке садилось столько, что скоро в салоне стало не только не протиснуться, но и не продохнуть. Если Ира и высмотрела бы свою остановку, то выбраться в таких условиях из автобуса нам бы
