309
Ср. сходный звуковой контекст для «имя»:
… во имя… малыимъ и вели/кыимъ… свободныимъ. уныимъ / и старыимъ… просты/иьъ. богатыиьъ. и убогыимъ. (186б).
310
Ср.: «… племя авраамле. скрижаль//ми…» (168а–168б), т. е.
311
Представленная здесь (как и в некоторых других местах СЗБ) звуковая тема не была у Илариона ни частой, ни эффектной — в отличие от его продолжателей в жанре проповеди. Ср. хотя бы у Кирилла Туровского: «…дивно и радостно откровенье; добра и сильна богатьства (?), нескудно ближнимъ и далнимъ даеми дарове… дому…» («Слово на вербницу») или у Моисея Выдубицкого: «Дивна днесь видиста очи наши!» («Речь», которая начинается с этой яркой аллитерации).
312
Звуковая тема 'м' в контексте отношений между словом, мыслью и молитвой присутствует уже в «Поучении к братии» Луки Жидяты. Ср.: «Въ церкви предстоите со страхомъ Божиемъ; не молви рeчи, но ни мысли, но моли Бога всею мыслью…»
313
Исключения нечасты: «… проповедите. евангеліе / всеи твари… научите вся языкы…» (180а) и под.
314
Первое лицо также в основном отнесено на «цитатную» периферию части I: «живу / азъ… мне покло/нится всяко колено… послушаите мене людіе мои… къ мне… отъ мене… и судъ мои… правда моа… спасеніе мое. мене… мою…» (183а–184б) — в цитатах из Исайи. Но в ответственном, как было уже показано, отрывке, начинающемся со слов «вера бо благодатьнаа» (180б–183а), совершается прорыв к сфере 1–го лица (в множ. ч.), в котором автор текста объединяет себя с вчерашними «языками», сегодняшними христианами: «вера… прострись, и до нашего / языка рускааго доиде… источникъ наво/дни вся… и до насъ разліася. се бо уже / и мы… славимъ святую троицу…» (180б); «и уже не идолослу/жителе зовемся… съграждаемь… / зиждемь… не закалаемь… погыбаемь… съпасаемся Богъ нашь… земли нашеи… землю / нашу… помилова ны Богъ и восіа и въ / насъ светъ… и потыкающемся на/мъ… гу/гьнахомъ языкы нашими… посети насъ… не последу/емь бесомъ. но ясно славимъ / Христа Бога нашего… завещаю… и ре/ку нелюдемь моимъ людіе мои // вы. и ти ми рекуть Господь Богъ нашь / еси ты… нарекохомся… про/звахомъся …» и т. д. (181а–183а).
315
Предпочтение, оказываемое в этих случаях глаголу, объясняется особой динамичностью этой части речи, наличием категорий, позволяющих разыгрывать семантические контрасты настоящего и прошлого, настоящего и будущего, активного и пассивного, главного и второстепенного и т. п., способностью к символизации некоторых своих смыслов. Ср. более поздние опыты тернарных грамматико–символических градаций (например, соотнесение триады аорист — имперфект — перфект с триадой божественное — человеческое — бесовское) или таких же бинарных оппозиций (например, у Максима Грека). См.: Матхаузерова 1976; Ковтун, Колесов 1983:399 и др.
316
Некоторые из таких последовательностей цитатны. Ср.: «яко пріи//дуть деніе на тя. и обложя/ть врази твои острогь о то/бе и обидуть тя и обому/ть тя всюду. и разбіють тя» (178б–179а, Лука XIX: 44).
317
Подобные цепи могут состоять и из разных форм verba infinitum (прежде всего причастий и деепричастий). Ср.: «ты правдою бе / облеченъ. крепостію пре/поясанъ. истиною обут. / съмысломъ венчанъ». (194а); «Христосъ славимъ быва/еть. a іудеи кленоми. языци / приведени. a iудеи отринове/ни …» (180б); «просящiимъ подаваа. / нагыа одeвая. жадныа и / алъчныа насыщая. болящі/имъ всяко утешеніе посы/лаа. должныа искупая. / работныимъ свободу дал…» (189б). И в этих примерах повторяющиеся формы включены в однообразные синтагмы (соответственно Instr.
виждь градъ иконами святыихъ / освещеаемь… / и тiмiаномъ обухаемь. и / хвалами и божественаами и пе/ніи святыими оглашаемь (193а).
318
