которые, как известно, обязаны быть воинствующими атеистами. Мы слишком мало, позорно мало разоблачаем лицемерие, ханжество и антинародную сущность церковных деятелей в глазах народа» – это строки из протокола собрания Грозненского партактива от 4 сентября 1948 года. И дальше в унисон этого «обличения» звучит: «Нам, большевикам, ни на минуту нельзя забывать той простой истины, что под религиозной проповедью скрывается глубоко враждебная идеология врагов нашей партии, нашего государства. Чтобы убедиться в этом, достаточно поглубже вникнуть в содержание проповедей, исходящих от церковников, а также поглубже познакомиться с деятельностью главарей церковных сект и общин, являющихся, как правило, отъявленными врагами Советского государства».
Чтобы «поглубже вникнуть» в суть проблемы, не дававшей покоя партийному активу области, использовались совершенно неожиданные приемы и сравнения. В том же протоколе собрания от 4 сентября 1948 года мы читаем поразительные строки: «Наибольшую посещаемость имеют молитвенный дом станицы Орджоникидзевской в Сунженском районе и православная церковь в г. Грозном. Несмотря на то, что церковь в Грозном расположена рядом с кинотеатром «Родина» и напротив ресторана «Прогресс», в большие праздники эту церковь посещают по 5–7 тысяч человек, в то время как ресторан такое количество может обслужить лишь за 1,5 года». Вот она, настоящая правда!
«Совершенно недопустимо, когда на квартирах у коммунистов имеются иконы. Это распространено в Шелковском, Сунженском, Каргалинском, Наурском и других районах (все названные районы до начала боевых действий в середине 1990-х годов были исконно казачьими – А. Г.)». И снова достается и казакам, и святым иконам: «Церковники всячески пытаются и будут пытаться использовать в своих интересах живучесть религиозных предрассудков верующих. Примером такого использования религиозных предрассудков являются случаи так называемого «обновления» икон... Обновление икон имеет под собой антисоветскую пропаганду» (протокол 5 июня 1945 года).
Итак, отец Петр Сухоносов направлялся именно в эту, наполненную, по словам партийцев, «агентами иностранных разведок», «отъявленными врагами Советского государства», «контрреволюционерами» и «церковниками» станицу: Орджоникидзевскую. А станица ждала своего пастыря. Простые верующие люди слезно обращались с письменной просьбой на имя вышеупомянутого Владыки Антония в Ставрополь: «Просим Вас, нельзя ли ускорить нам посылку священника на праздник Святой Пасхи. За дорогу мы уплатим, дом у нас готов, иконы тоже набрали, сторож нанят. Только одно горе: нет священника и всего необходимого для литургии и святых Таинств Причастия...» (из того же протокола).
Отец Петр ехал «в Слепцовку». Перед ним открывалась станица, покрытая зеленым ковром виноградников и фруктовых деревьев. В их густой тени словно растворились казачьи хаты-мазанки, в которых зимой всегда тепло, а в летний зной прохладно. Где-то в голубой дымке виднелись очертания снежных кавказских вершин. В воздухе пахло ароматом акации и яблоневого цвета. Стояла весна: самое красивое время года в этом крае. Вместе с православным священником в автобусе ехало много мусульман-ингушей: они возвращались к родным очагам после долгих лет страданий на чужбине, связанных с насильственной сталинской депортацией.
«Я, приехав сюда, был смущен, – так вспоминал потом Батюшка, – в автобусе с ингушами ехал, они возвращались из ссылки, да как на их территорию въехали, так запели – заунывно, скорбно... Страшно мне стало: куда еду?..»
Молодой настоятель ехал к своей будущей пастве и навстречу грядущим страданиям...
Часть IV
«Слепцовка»
«Люди пришли, напитанные скорбями»
Свою первую службу на новом месте отец Петр отслужил вскоре после Пасхи – 21 мая 1960 года, в день памяти святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова. Когда он прибыл к месту своего нового назначения, Свято-Покровская церковь была единственным приходом на пять больших казачьих станиц. Православные храмы там были к этому времени полностью уничтожены, а в станице Ассинской церковь в честь святителя Николая Чудотворца органы местной власти переоборудовали сначала под помещение для шоферских курсов, а потом под магазин, где торговали водкой. Поэтому каждое воскресенье и на большие праздники верующие ехали в Орджоникидзевскую, или, как ее называют по сей день местные старожилы, в «Слепцовку», а для многих это не близкий путь. Вторым – и последним – действующим православным храмом на всю Чечено-Ингушетию была церковь святого Архистратига Михаила в самой столице автономной республики – городе Грозном.
Прихожане поначалу встретили отца Петра настороженно. Люди присматривались, как поведет себя новый настоятель, как он будет служить. Опасения эти были в какой-то мере оправданы, ибо к моменту его назначения в здешний храм, в нем сменилось несколько настоятелей. Ни один из них не задерживался, потому что каждый совершал богослужения с отступлением от церковного устава в угоду реформаторским «новациям», чинимым властями для дальнейшего «обезбоживания» народа. Казаки же, прочно стоявшие в своей вере, восставали всякий раз, когда видели искажение или упрощение вековых традиций, заповеданных святыми отцами Церкви. Особенно ревновали о чистоте и непогрешимости службы две здешние старицы – Дорофея и Феофания. Они были монахинями, доживавшими свой земной век при церковном дворе, поскольку их родная обитель была на тот час разорена и ликвидирована.
«Пошатнулись столпы, – сокрушенно говорили подвижницы, глядя на то, как стали совершаться богослужения. – Не Богу угождаем, а властям. Служим не по-апостольски».
