– Все больны, и чё? – упёрся Яков.
– Знаешь, что, чудо ты гороховое, – с силой проговорил кладовщик. – Если хочешь, чтоб на твоей совести была загубленная жизнь, смерть невинного ребёнка – давай валяй в том же духе. Только я тебе вместе с ним являться буду и душу твою тормошить, раскаяньем мучить!
Охранник позеленел:
– Хватит пугать, Михаил Натаныч. Я бы и рад, но строжайший же приказ! А работу сейчас найти – это вообще… Вот выпустить – это на здоровье.
– Для Дубичева же пропускали! – напомнил Галайда, но охранник помотал головой:
– Это сама Крисевич приказала, не придерёшься.
– А совесть твоя потом к тебе не придерётся? – поинтересовался Галайда. – Или совесть ничто, деньги – всё?
Охранник думал недолго. Широко раскрыл глаза:
– Натаныч… Ну, а сам-то ты чего предпочтёшь – совесть или жизнь? Работы не будет, ты как себя прокормишь? И семью? На помойке станешь лоб расшибать, чтоб хоть чуть-чуть дольше на земле оставаться?
– Это как Бог даст, – ответил Галайда. – Он знает, когда и как мне лучше умереть. Главное – не предавать его.
– А кто предаёт? Чем? Тем, что мальчонку твоего не пускаю? Не смеши. Даже где-то в Библии твоей сказано, что надо подчиняться начальству!
– Если это подчинение не ведёт душу твою к гибели, – уточнил Галайда. – Не то и вором станешь, и убийцей, и сектантом каким. Чувствовать надо, понимаешь, Яша, где послушание начальству во спасение, а где – в пагубу. Ну, пустишь?
– … Нет.
И охранник с непроницаемым лицом уткнулся в какие-то документы, лежавшие перед ним.
Галайда набрал в грудь воздуха, выпустил его, понимая, что спорить теперь бесполезно, и просто напролом пошёл мимо стойки охранника, неся на себе часто дышащего Серафима.
– Эй, Натаныч, куда прёшь?! – спохватился охранник и вскочил.
– Тихо, Яша, не бунтуй. Ты не будешь в этом замешан. Я же сам прошёл? Сам. Ничего тебе не будет. Не волнуйся, дыши ровнее.
Тут распахнулась навстречу входная дверь, забелели халаты врача и двух санитаров с носилками.
– Кто вызывал «скорую»? – спросила врач.
– Я вызывал, – ответил кладовщик.
– Что случилось?
– Да вот, с мальчиком. Температура у него.
– Мерили?
– Тут померишь, – проворчал Галайда про себя, а вслух назвал цифру с потолка: – Сорок.
– Я перемерю, – сказала врач, достала из кейса градусник, вложила прохладную палочку в подмышку Серафима, а сама изучила горло, глаза, пощупала живот.
Градусник пропикал, но она его не вынула, а стала набирать лекарство в шприц. Уколола, достала градусник, поджала губы. Медсестре сказала:
–
