Надежда.
Давлюсь кофе, который только что начал пить, и в очередной раз выслушиваю свой внутренний голос: «Чуешь, какой я хороший: что ни скажу, никто, кроме тебя, не слышит. А ты как помелом – бряк-бряк. Язык без костей в тридцать локтей!»
– Я это в Интернете прочитал. Предупрежден, значит, вооружен! – И честным взглядом смотрю в самый точный детектор лжи – женские пытливые глаза.
– Надо же, и впрямь не врешь! – удивленно отмечает успокоившаяся любовница.
Внутренний голос тут же ехидно заявляет о себе: «Конечно, правда. Когда сам пишешь, сам же и читаешь. Не мог же ты написать не читая… Но молодец. Выкрутился. А сейчас перехватывай инициативу, атакуй!»
Дельный совет. Потому тут же спрашиваю успокоившуюся Надежду:
– А ты ревнивая, однако?
Она как-то удивленно задумывается:
– Странно как-то… Да, наверное. Хотя скорее нет. Но ведь обидно же?
– Обидно.
– Ты о чем?
– Сюшь, ничиго нэ сдэлал. Зашол только, да! – пытаясь подражать незабвенному товарищу Саахову, говорю я в ответ.
Надежда вопросительно смотрит поверх чашки с кофе.
– Ну это я в смысле, что ревнивый человек – мрак и печаль для окружающих. Я с некоторых пор вообще ревнивых считаю сумасшедшими. Или сильно-сильно закомплексованными.
– Чей-то муж побил? – с лицемерной участливостью ехидно спрашивает девушка, только вот глаза у нее становятся чуток более встревоженными, что ли…
– Не, этого не бывало. Мы же интеллигентные люди! Тем более что я давно приучен – как муж в дверь, так я его табуреткой по башке. Не, тут все отработано, долголетняя практика, отточенные приемы, да и табуретку я всегда с собой приношу. И сейчас, вон видишь, стоит на боевом посту, – указываю пальцем на тяжеленное дубовое чудовище, доставшееся нам в наследство вместе с квартирой.
Надя облегченно улыбается. Что-что, а эту табуретку она отлично помнит, ухитрилась ссадить об нее колено в первый же день. Я еще на грохот и брань выскочил, полюбовался, как соседка на одной ноге скакать умеет.
– А сам ты ревнивый? – спрашивает она меня.
– Неа.
– Что, совсем-совсем неа? – удивляется Надя.
– Конечно. Тут ведь все просто.
– Да? Расскажи, пожалуйста! – Она по-школьному складывает аккуратно руки на краешке подноса, как на парте, и внимательно смотрит взглядом восхищенной первоклассницы-отличницы. Полное впечатление несколько смазывают обнаженные груди, нахально торчащие сосками и сбивающие меня с полета мысли.
– Кгм… так вот… значит, все просто… – «А ты смотри в глаза», – выручает дельным советом внутренний голос. – Так вот, все просто. Ревность – ощущение того, что кто-то лучше тебя.
– Меня? – голоском примерной ученицы переспрашивает Надежда.
– Смотря чья ревность. Если ревность твоя – то тебя, если моя – то меня. Записала?
– Ага. Кто-то лучше тебя. Очень обидно.
– А вот и нет. Если твердо убежден, что лучше тебя никого быть не может, все гораздо легче. И если променяли, то дуры набитые. Как тот балбес из байки, что коня на гуся поменял. Вот пусть с гусем и живут.
– И помогает? Что, не бросали никогда? И сам не бросал? – И она старательно хлопает ресницами.
– Как-то ты слишком заинтересованно спрашиваешь.
– Да слыхала, было дело, что уж одна-то девушка у тебя была. Не хотелось бы встречать ее табуреткой.
А, вон оно что! Видимо, Надежда не относится к тем, кто считает, что секс еще не повод для знакомства. Ну вообще-то я и сам такой. По-моему, уж куда как повод.
– Тут, понимаешь ли, дело такое, что, собственно, мы решили отдохнуть друг от друга. Подумать, так сказать, в отдалении.
– Что, все покрылось льдом? Сгорело огнем и замерзло? – пытается по старой женской привычке разобраться досконально в такой тонкой и запутанной материи, как человеческие отношения, Надежда.
– Ни то, ни другое. Отношения были теплые, даже не горячие, а сейчас стали совсем тепловатыми. Ну в общем как в той шуточке, в которой говорится о паре. Они счастливы, хотя такие разные – она любит шумные компании, а он, наоборот, обожает почитать в уединении, она обожает горы, а его тошнит от высоты, она в восторге от хэви-металла, а ему нравится кантри, но тем не менее они очень счастливы – он в Новороссийске, а она в Хабаровске. Как-то так.
– А ты, оказывается, скучный рутинер, да?
Тут мне ответить сложно. Но то, что первую проверку на детекторе лжи я прошел отлично, подвигает меня на дальнейшие свершения.
– И вовсе нет. Просто многое, что внушается как романтика и экзотика, на деле чушь свиная. Нет особого смысла бегать по кругу, выложенному граблями, если со стороны и так видно, что это за удовольствие.
– В Интернете прочитал? – И она мне смешливо подмигивает.
– Именно в нем! – честно пучу я глаза.
– И что же ты там такого начитал, разрушитель девичьих мечт? Или мечтов?
– Мечтей. Ну вот, например, что любовь на сеновале, или на пушистом ковре, или, например, в волнах прибоя – верх романтики.
– А это, надо полагать, не так? – Почему-то Надя перестает улыбаться.
Внутренний голос тревожно шепчет: «Если б у меня была красная лампочка, то я бы ею начал мигать. Не стоит ли тебе заткнуться? Что-то сильно не так!» Голос, безусловно, прав, будь он неладен, но сворачивать тему – не лучше получится. Выбирая слова, говорю об общеизвестном тем, кто рискнул проверить романтику на себе, – про сбитые в кровь коленки и локти, про потертости на крестце и лопатках у тех, кто прельстился пушистой негой ковра, про то, что попутно парочка собирает грязищу, которая почему-то находится даже в тщательно пропылесосенном ковре. Про исколотые сухими травинками спины и бока и опять же пыль и мышей. Про потертости от песочка, который есть даже в прозрачной воде…
Надя сухо благодарит за прекрасный завтрак и недвусмысленно уходит к себе в комнату. М-да… Внутренний голос может и помолчать. Я и так понимаю, что в неизвестной для меня прошлой жизни девушки было нечто. Такое нечто, что вот насчет сеновалов и ковров – не стоило мне бравировать информированностью. Не то вышло. Совсем не то.
М-да. А так хорошо началось…
Впрочем, выходим мы вместе. Надька надулась и потому молчит. Но непроизвольно старается идти в ногу. С одной стороны, это признак заинтересованности девушки. Да и дуются они, кстати, чаще с теми, кто им близок, с неинтересными как раз не обижаются. Или просто прошла где-то строевую подготовку и сейчас марширует непроизвольно, как дрессированная цирковая лошадь?
Черт ее знает, чужая душа потемки.
Ребята уже все собрались, ждем майора – он должен прийти с развода и сообщить наши задачи на сегодня. Пока Фрейя радостно здоровается с нашими, замечаю, что Енот непривычно серьезно советуется с Серегой, рассматривают какую-то сильно потрепанную малокалиберную винтовку весьма невзрачного вида да еще и с битой ложей. Слышу что-то вроде: «мушку, конечно, спилить, глушак вполне поставить можно и коллиматор[18], конечно, вполне себе будет толковая вещь, дельно придумано, кста и глушаки, похоже, есть подходящие».
– Самое то, спилить ему мушку, засранцу, – внятно бурчит Ильяс, неприязненно поглядывая на Енота. И тут же по-сержантски цепляется, благо тот, вынимая что-то из кармана, уронил на пол несколько блестящих медью патрончиков к АК. Носы пуль у этих странно знакомых мне патронов покрыты черным и зеленым лаком.
Ильяс подхватывает с пола подкатившийся к его ногам патрон и тут же строго спрашивает у растеряхи, откуда тот взял патроны УС. Енот уклончиво толкует про случайную счастливую находку.
