Сэйн звонила два раза. С тем же эффектом. Спросила, как дела, не нужно ли чего… убедилась, что все в порядке, и… о чем еще говорить-то?
Никого у меня не было на этой планете. Все хорошо, еда, деньги, развлечения – сколько угодно. Образование – такого ни в одном Магистерии не получишь. Только вот нет никого рядом. Все время один. И часто возникает такое чувство, что все это – вкусная еда, фильмы, книги – нужно только для того, чтобы отвлечься, забыться… забыть что-то главное, тревожащее, мучащее. Как будто внутри рана открытая, неизлечимая, и все время стараешься чем-нибудь заняться, чтобы не думать о ней, не замечать боли.
Я начал просто гулять. Каждый день. Надо же, раньше и представить такого не мог – просто, без дела пойти погулять. Всегда ведь если идешь, то с какой-то целью. Послали тебя за чем-то, или в столовую торопишься, или на раздачу. Или, скажем, в гости к кому-нибудь собрался… да и один я не ходил почти никогда. Мы ведь всегда втроем были (и это и есть рана…)
А тут я приноровился просто прогуливаться. В Бетрисанду ходил, это парк такой чудесный… или просто бродил по аллеям. Здесь ведь не улицы – аллеи, дома скрываются среди рощиц и полян. Не город – сплошной парк. Но больше всего мне нравится на Набережной.
Море – оно притягивает, но и пугает немного. Я раньше никогда не видел моря. Синее такое, огромное, а на горизонте плавно перетекает в голубизну – в небо. Особенно красиво на закате, здесь солнце садится в море, это и с нашего балкона видно, и смотреть на это можно часами, не отрываясь. Но страшно немного, не конкретно чего-то, ведь понимаешь, что тут никаких цунами быть не может, сейсмологи же следят. Вообще страшно, как всегда боишься чего-нибудь большого. Так же Космос пугает, когда смотришь в беспредельность эту с Палубы. Или, скажем, Цхарн…
Здесь и горные вершины есть. Только с Набережной они не повсюду просматриваются. Коринта взбегает на гору, а там дальше, за городом – хребет Дали, и даже снежная шапка на гиганте Года лежит. Особенно хорошо видно горы за «Ракушкой» – там небольшая площадь, и над верхушками деревьев вдали, в дымке – синие изломанные линии гор.
Вдоль моря внизу тянется полоса пляжей. Во время прилива, да когда сильное волнение, пляжи почти полностью залиты водой, а потом море схлынет – и снова выползают купальщики. На пляжах только детишки с мамашами подолгу играют, а так – забегут на пляж, скинут одежду – и в море. А потом обратно.
Мне и самому иногда хочется окунуться. Особенно когда жарко – просто войти в прохладную, пронизанную солнцем до дна, зеленоватую воду, так заманчиво она под ногами колышется. Но ведь я ни разу даже в реке не купался, а моря и не видел. Я лучше уж в ванне полежу.
Да и раздеться мне стыдно… хотя шрамы почти сразу же все заросли – зря я боялся к врачу ходить. Но я не похож на местных – они тут все красавцы, а я и ростом по здешним меркам не вышел, и вообще – вид как у подростка, тощий, ребра торчат, мышц нету никаких. А ведь я уже далеко не подросток.
Правда, мышцы стали тоже нарастать. Как-то очень быстро – наверное, какие-нибудь стимуляторы у меня внутри стоят. Но все равно стесняюсь.
Набережная сама широкая, отгорожена от моря высоким парапетом, и на ней вечно толпится народ. Ну, не толпится, словом – бродит. По одну сторону – море, по другую – строения. Дома здесь интересные. На набережной в основном старинные, некоторые чуть ли не с основания Квирина (а это уже почти тысяча лет) сохранились. Во всяком случае, еще с Первой Сагонской войны. Но есть кое-где и современные здания, особенно если до окраины добраться. Есть статуи разные, памятники… дуб один стоит, решеточкой огороженный, тоже, говорят, со времен Первой Сагонской – ему чуть ли не семьсот лет. А может, врут.
Но самое интересное – на людей смотреть. Я поэтому и люблю гулять. Такое впечатление, будто ты не совсем один.
Двое парней в бикрах. Зеленый цвет, точнее – хаки, а накладка (выглядит как жилет) пятнистая, маскировочная. На поясе – кобура. Это мне уже знакомо, это – ско. Космическая Полиция. Идут они как-то неуверенно, и взгляды странные. Вроде не пьяные – или? Не поймешь. Скорее всего, только что вернулись из патруля. Четыре месяца в Космосе, наверное, ошалели, понять теперь не могут, где находятся. За одним из парней бежит неприметная серая остроухая собака. Без всякого поводка. Тут они вообще на собак внимания никакого не обращают, и собаки ни на кого не кидаются. А эта и вовсе – генетически модифицированная, из рабочей линии явно, трусит себе, уткнув нос чуть ли не в коленку хозяина, как привязанная, по сторонам даже не смотрит.
Мамаша с тремя детьми. Молоденькая, симпатичная блондинка. Младший привязан на животе большим платком, как у нас носили до Большого Преобразования в деревнях. Девочка лет четырех идет, крепко держась за мамину руку. И еще карапуз, годика два, сзади ковыляет, самостоятельный – то в клумбу залезет, то подберет что-нибудь. Мамаша идет, улыбается мечтательно, на детей как будто даже и не смотрит.
А нет, четверо детей у нее! Пацан лет семи догнал, в руках – целый букет из ледяных коричневых палочек мороженого. Раздает всем – сестре, маме… карапуз уже ковыляет с криком – как же, вдруг ему не достанется.
«Ракушка». Оригинальное здание такое. Сделано в виде огромной раковины, рубчатые стены переливаются перламутром. Это ресторан, недорогой, государственный… можно было бы зайти, да что-то мне боязно. Я вообще стараюсь никуда особенно не заходить.
Целая компания – четверо ребят, двое девчушек, самому старшему, наверное, и восемнадцати нет – с хохотом и гвалтом вываливается из «Ракушки». Девушки обе очень симпатичные, а одна одета так оригинально: алое полотно перекинуто через плечо, обернуто вокруг тела два раза и свисает с одной стороны, а со второй – нога очень высоко обнажена. Даже описать трудно, но смотрится красиво. И вдруг полотно начинает менять цвет и как-то расползается, и вот она уже в серебристом широком балахоне словно из нитей.
Здесь вся одежда из такого материала – и моя, если я захочу, может так измениться. Но я пока еще не экспериментировал – как-то страшновато… Только раз намок, так скета сама высушилась автоматически. Да и большинство все-таки ходит в нормальном виде. Вот вторая девушка просто в черном топе на тонких бретельках и в белой юбке. И хохочет так заразительно, что я невольно начинаю тоже улыбаться.
На море, наверное, идут, купаться? Нет… пошли вдоль набережной. Просто так.
Перед «Ракушкой» на площади всегда торчат несколько художников – тут вид очень хороший на горы, да и на море тоже. Ну и вообще здесь у них такое место, где они привыкли собираться. Я пристроился за плечом у одного – он работал просто руками, под его пальцами возникали сами собой странные светящиеся краски и ложились на холст. Горы на его полотне поднимались – те же, но словно в другом измерении, сияющие какие-то, фиолетово-синие… вот на таких вершинах, наверное, и живет Цхарн. Я пригляделся к художнику – немолодой уже мужик, морщинки у темных глаз залегли. Волосы стрижены коротко. Да и не
