то там найду, всё равно не смогу в этом разобраться.
— Это значит, что мы оставим тут Финна совсем одного.
Она знала это. Она думала об этом уже несколько дней.
— Нам нужно найти для него телохранителя.
Тем временем они достигли лужайки, окружённой зарослями жимолости. От медвяного цветочного аромата, полного летним теплом, Клодия почувствовала себя немного счастливее. Они шли по лабиринту тропинок, вечернее солнце освещало хрусталь и золото крытых галерей; сверкали крохотные кусочки мозаики, пчёлы жужжали в постриженных кустах розмарина и лаванде.
Вдалеке, на высокой башне, часы пробили без четверти семь.
Клодия нахмурилась.
— Тебе лучше поторопиться. Сиа не любит ждать.
Джаред достал из кармана часы и посмотрел на циферблат.
— Ты постоянно носишь их с собой, — заметила Клодия.
— Твой отец дал их мне. Теперь я их хранитель.
Цифровой хронометр в золотом корпусе был очень точным и абсолютно выпадал из Эры. Это всегда удивляло Клодию, ведь отец был так внимателен к подобного рода деталям. Рассматривая сейчас тонкую серебряную цепочку, свисающий с неё крохотный кубик, Клодия задумалась о том, как Смотритель мирился с тюремной грязью и нищетой. Ему о них было достоверно известно, он же был внутри много раз.
Джаред захлопнул крышку часов. Подержал их немного в руке. Потом, мягко произнёс:
— Клодия, как ты узнала, что королева назначила встречу на семь?
Она застыла.
Секунду не могла произнести ни слова. Потом подняла глаза на Джареда, почувствовав, что краснеет.
— Понятно, — заключил учитель.
— Мастер, я… прости меня. Письмо лежало там. Я подняла и прочитала его. — Она покачала головой. — Я так виновата.
Ей было стыдно. И одновременно, досадно из-за допущенного промаха.
— Не скажу, что меня это совсем не задело, — начал он, застёгивая свой плащ. Потом поднял на ученицу зелёные глаза и поспешно продолжил: — Нам нельзя сомневаться друг в друге, Клодия. Они попытаются нас разделить, посеять вражду между нами, между мной, тобой и Финном. Не допускай, чтобы это произошло.
— Не допущу, — горячо отозвалась она. — Джаред, ты сердишься на меня?
— Нет, — грустно улыбнулся он. — Я слишком хорошо знаю, насколько ты дочь своего отца. Я попрошу королеву позволить нам отправиться в Академию. Приходи в башню позже, я всё тебе расскажу.
Она кивнула, провожая взглядом его стремительно удалявшуюся тёмную фигуру. По дороге он поклонился двум придворным дамам, те присели в ответных реверансах и с восхищением посмотрели ему вслед. Потом обернулись и заметили Клодию. Та пригвоздила их ледяным взглядом, дамы тут же заторопились прочь.
Джаред принадлежал ей! И всё-таки, как бы он ни пытался это скрыть, она причинила ему боль.
Дойдя до угла галереи, Джаред помахал Клодии рукой и вошёл в арку. Но как только оказался вне поля её зрения, остановился.
Опершись рукой о стену, глубоко вдохнул. Перед аудиенцией с королевой ему нужно принять лекарство. Вынув платок, он утёр пот со лба, переждал резкий приступ боли, подсчитал собственный пульс.
И чего он так расстроился? Клодия имеет полное право на подобное проявление любопытства. Тем более что один секрет он всё-таки от неё утаил.
Он достал часы и подержал их, пока холодный металл не потеплел в руке. Ещё минуту назад он уже готов был все рассказать. Но тут Клодия проболталась насчёт письма королевы. И что его остановило? Зачем скрывать от неё, что крохотный куб на его ладони — и есть Инкарцерон, место, в котором заключены её отец, Кейро и Аттия?
Он припомнил свой прощальный разговор со Смотрителем, собственный страх, издёвку в голосе собеседника: «Вы как бог, Джаред. Держите в своих руках Инкарцерон».
Бусинки пота стекали по лбу, он смахнул их платком. Закрыл часы и, вернув их в карман, заспешил в свою комнату.
Клодия мрачно уставилась в пол. Она уже почти ненавидела себя, но потом велела себе не глупить. Ей нужно вернуться к Финну. Новость о Провозглашении Наследника, должно быть, ошеломила его. Вздыхая, она пошла вдоль галереи. За несколько последних недель во время охоты или верховых прогулок у Клодии не раз возникало чувство, что он на грани, что он готов сбежать, развернуть лошадь и умчаться прочь в дальние уголки Королевства, подальше от Двора и тяжкой доли принца, восставшего из мёртвых. Он так хотел совершить Побег, увидеть звёзды. А попал в новую тюрьму.
За галереей находился большой загон для птиц, и, повинуясь внезапному порыву, Клодия нырнула под низкую арку. Ей надо о многом подумать, а это её любимое тайное место. Сквозь высокое окно в дальней стене пробивался луч солнца, воздух пах старой соломой и пылью. И птицами.
Привязанные каждый к своему насесту, здесь восседали благороднейшие ястребы и соколы Двора. На одних были надеты красные колпачки, закрывающие глаза; когда птицы наклоняли свои головки или чистили пёрышки, звенели крохотные бубенцы, колебались тонкие плюмажи. Другие следили за Клодией, пока она проходила мимо между клетками — огромные совы с распахнутыми глазами беззвучно поворачивали головы ей вслед, ястребы-перепелятники впивались желтовато-коричневыми пристальными взглядами, сонно смотрели кречеты. В дальнем конце, крепко привязанный кожаным шнуром, на неё свысока взирал гигантский орёл с жёстким, жёлтым, как золото, клювом.
Клодия сняла со стены рукавицу для соколиной охоты и натянула её на руку. Достала из висевшей тут же сумки с кормом кусочек мяса, протянула орлу. Тот повернул голову, застыл на мгновение, как статуя, внимательно следя за ней. Потом щёлкнув клювом, молниеносно схватил кусок и стал когтями разрывать жилистую плоть.
— Истинный символ королевского дома.
Клодия вздрогнула.
Кто-то стоял в тени за каменной перегородкой. Клодия разглядела его руку, освещённую косым лучом солнца, в котором плясали пылинки. Ей сначала даже показалось, что это отец, и волна чувств, о которых она даже не подозревала, нахлынула на неё, заставив сжать кулаки.
Потом она проговорила:
— Кто вы?
Шорох соломы.
У неё нет оружия. И вокруг — никого. Она сделала шаг назад.
Человек медленно пошёл навстречу. Теперь свет резко очерчивал его высокую худую фигуру, его сальные, вяло свисающие волосы, маленькие полумесяцы его очков.
Она гневно выдохнула. Потом сказала:
— Медликоут.
— Леди Клодия. Надеюсь, не сильно вас испугал.
Отцов секретарь неловко поклонился, Клодия в ответ присела в небрежном реверансе. «Поразительно! — подумалось вдруг Клодии. — Раньше, когда отец бывал дома, я видела этого человека чуть ли не каждый день, но почти с ним не разговаривала».
Он был измождён и сильно сутулился, словно часы, проведённые за письменным столом, пригнули его к земле.
— Вовсе нет, — солгала она. Потом неохотно добавила: — Вообще-то, я счастлива, что, наконец, имею возможность поговорить с вами. Дела моего отца…
— В превосходном порядке.
