костей».
Позже Монс пытался избавиться от этого клейма. «Юриспруденция — это не бизнес», — говорил он. «Черт ее знает, что это такое», — отвечал брат. Сам он в молодости долго жил за границей и чем только не занимался. Потом возвратился в Швецию, выучился на социального работника и сейчас возглавлял соответствующее ведомство в Кальмаре.
Со временем Монс перестал оправдываться перед братом. В конце концов, почему успешности надо стыдиться?
«Конечно, — говорил он ему. — У меня собственный бизнес и счет в банке». А потом рассказывал о своем новом автомобиле, приобретенном недавно пакете ценных бумаг или мобильном телефоне.
Ту же неприязнь он читал в глазах жены брата и не мог их понять. У них же была отличная семья, дети, которые их навещали!
«Ну, пора», — сказал себе Монс, поднимаясь со скрипящего стула.
Мария Тоб прощебетала несколько вежливых фраз и повесила трубку. Чертовы клиенты! Не могут как следует сформулировать вопрос, поэтому дать толковый ответ нет никакой возможности. Полчаса уходит только на то, чтобы понять, чего они хотят.
В дверь постучали, и, прежде чем она успела ответить, в кабинет заглянул Монс.
«Тебя в Лундсберге[28] не учили, что в таких случаях надо дождаться разрешения войти?» — мысленно спросила его Мария.
Веннгрен виновато улыбнулся, словно догадавшись, о чем она подумала.
— У тебя есть время? — спросил он.
«Разве я могу сказать тебе „нет“?» — ответила про себя Мария, указала ему на кресло для посетителей и отменила входящий звонок.
Он закрыл за собой дверь, это плохой знак. Мария судорожно пыталась сообразить, в чем дело: не упустила ли она чего, не забыла, нет ли у какого-нибудь клиента оснований для недовольства. Однако не обнаружила ничего подобного. «И это самое худшее, что есть в моей работе, — подумала она. — Можно смириться и с ненормированным рабочим днем, и со стрессами, и с начальством, но только не с этим. Эта неопределенность — словно бездна, внезапно открывающаяся под ногами». Она вспомнила Ребекку и ее оплошность, в результате которой фирма запросто потеряла несколько миллионов.
Монс сел в кресло и огляделся, постукивая себя пальцами по бедру.
— Прекрасный вид, — заметил он, глядя в окно, за которым громоздились грязно-бурые фасады соседних домов.
Мария из вежливости рассмеялась, но промолчала. «Ну, давай же», — мысленно подтолкнула она Веннгрена.
— Ну и как у нас с этим?.. — Монс показал на стопки бумаг на столе.
— Хорошо, — ответила Мария и набрала в грудь воздуха, прежде чем начать подробный рассказ о своих делах.
Однако, взглянув на Монса, она поняла, что тот явился не за этим.
— От Ребекки что-нибудь слышно? — спросил Веннгрен.
Мария Тоб опустила плечи.
— Да.
— Торстен сказал, что она осталась в Кируне.
— Да.
— Зачем?
Мария Тоб пожала плечами.
— Я действительно не знаю.
— Хватит, Тоб, — твердо сказал Монс. — Мне известно, что это ты убедила ее поехать с Торстеном, и, честно говоря, мне эта идея никогда не казалась блестящей. Я хочу знать, что с ней происходит. В конце концов, она здесь работает, — добавил он, сделав паузу.
— Так спроси ее сам, — ответила Мария.
— Это не так просто, — пожал плечами Монс. — Моя последняя попытка закончилась жуткой сценой.
Мария вспомнила, как Ребекка покинула праздник на острове. «С ее стороны это было не слишком умно», — подумала она.
— Я не могу сплетничать с тобой о Ребекке, — сказала Тоб. — Сам понимаешь, она мне этого не простит.
— А я? — поднял глаза Монс.
Мария усмехнулась.
— И ты не простишь тоже.
То, как она открыто пренебрегала им, развеселило Веннгрена.
— Когда я принимал тебя на работу, — ответил он, — мне показалось, что ты послушная и всегда будешь делать то, что тебе велят.
— Я знаю, как здесь обращаются с людьми, — кивнула Мария.
~~~
Ребекка Мартинссон и Винни постучали в дверь Сиввинга Фъельборга. Он, похоже, уже ждал их, впустил и проводил в котельную. Белла со щенками спала на своей лежанке, прикрытая ворохом одеял. Почуяв гостей, она приоткрыла один глаз и несколько раз ударила хвостом в знак приветствия.
Около часа дня Ребекка заезжала за Винни. Ей открыл Ларс-Гуннар. Грузный мужчина стоял на крыльце, а она чувствовала себя пятнадцатилетним подростком, который спрашивает родителей своего приятеля, выйдет ли тот поиграть.
Сиввинг вскипятил кофе и достал толстые фарфоровые чашки с крупным рисунком в желтых, оранжевых и коричневых тонах. Он насыпал печенья в плетеную вазочку, вынул из пакета багет и копченую колбасу.
В подвале было прохладно. Пахло собакой, свежее варенным кофе и сыростью, исходящей от земляного пола и бетонных стен. В узкие окошки у самого потолка светило осеннее солнце.
Сиввинг смотрел на Ребекку. Она надела куртку из бабушкиного гардероба — черную, с белыми снежинками. «Интересно, — подумал он, — знает ли она, что это куртка ее матери? Вполне возможно, что нет».
Должно быть, ей никто не говорил, как она похожа на свою мать. Те же длинные темные волосы и четко очерченные брови. Такая же форма глаз, радужная оболочка неопределенного песочного цвета с темной окантовкой.
Щенки проснулись. Зашевелились уши и толстые лапы, хвосты, словно маленькие пропеллеры, ритмично забили в стенки деревянного ящика. Ребекка и Винни сели на пол и принялись делить между ними бутерброды, в то время как Сиввинг убирал со стола.
— Нет более приятного запаха, — сказала Ребекка и, наклонясь к ящику, взяла одного из щенков.
— Как раз для этого пока не нашлось хозяина, — заметил Сиввинг. — Не возьмешь?
Щенок укусил Ребекку за руку острыми, как иголки, зубами. Его мех шоколадного цвета на ощупь напоминал замшу, задние лапы были наполовину белыми. Ребекка положила его обратно в ящик и поднялась.
— Не возьму. Я жду вас снаружи.
Она чуть было не сказала, что не может позволить себе иметь собаку, потому что много работает.
Потом они копали картошку. Сиввинг отбрасывал ботву здоровой рукой, Ребекка шла за ним с лопатой.
