и понесли.
— За это всем нам фотокарточки на память сделаешь!
— Да я о вас в газете напишу, — обещал Тимошкин, улыбаясь в свои черные, будто накрашенные, усики шнурочком.
Пока мы обедали, ребята успели настрочить по нескольку писем. На прилет гостей они, конечно, не рассчитывали, обед готовился как обычно, но полярники охотно уступили нам свои порции.
— Вот сюрприз будет для родных! — говорили они, вручая нам конверты. — А часто теперь будете к нам летать?
— Видимо, часто, когда побольше будет таких вертолетов в полярной авиации. А пока разведку делаем, — отвечали мы.
Разумеется, дальнейших планов начальства никто не знал, но огорчать ребят не хотелось. Неожиданное появление вертолета для них было праздником — их лица так и светились радостью.
Нехаев взглянул на часы:
— Где они до сих пор болтаются? Сорок минут прошло, а их нет.
Это относилось к Гордееву, который, быстро поев, пошел с начальником станции смотреть хозяйство полярников.
Наконец из домика, над которым виднелись антенны, появились две черные фигуры, и минут через десять оба подошли к вертолету. Видно, Гордеев за этот кратковременный визит решил провести полный ийструктаж и, уже зайдя в вертолет, все еще что-то кричал начальнику станции, который, придерживая шапку обеими руками, согласно кивал головой.
Бортмеханик, захлопнув дверцу, сказал Гордееву:
— Командир недоволен — задержались долго!
— Ладно, ладно, пусть не шумит, пятнадцать минут погоды не делают! Когда-то еще сюда попадешь!
— Хорошие пятнадцать — почти час просидели!
Мотор взревел, и мы поднялись.
Снова бесконечное ледовое пространство внизу, пологие, срезанные ледниками сопки — справа. Небо начало затягиваться облаками. И когда мы сели в очередном пункте, на самой северной оконечности острова, солнца уже совсем не было видно. Над линией горизонта — на севере — облака стали зловеще черными. Закружились редкие снежинки.
— Погода портится, надо спешить, — сказал Нехаев. — Как бы не накрыло нас здесь.
Мы быстро управились с делами, отказались от ужина, который радушно предлагали гостеприимные зимовщики, и, даже не перекусив, пустились в обратный путь. Но выскользнуть из западни, приготовленной Арктикой, не удалось.
Как это часто бывает на Севере, внезапно все вокруг заволокла плотная пелена тумана. Пытаясь вырваться из него, Нехаев начал набирать высоту. Стрелка высотомера, установленного в пассажирской кабине, поползла вверх. Тысяча метров, полторы тысячи, две… Натужно ревет мотор. Стекла иллюминаторов словно залеплены ватой.
Мы не сразу заметили, что вертолет пошел на снижение, так как в тумане чувство высоты теряется. До земли оставалось пятьсот метров, триста, двести, сто… Кругом все так же бело. Буквально метрах в десяти стала заметна земля — тундра, покрытая толстым слоем снега. Сядешь сюда, увязнешь так, что больше уж не взлетишь.
Нехаев осторожно ведет вертолет над землей. Не дай бог попадется какой-нибудь бугорок: такое сальто совершим, что и костей не собрать!
Но поиски посадочной площадки завершились более или менее благополучно. Увидев черневшее внизу пятно, свободное от снега, Нехаев осторожно прикоснулся к нему колесами. Это оказалась галька: видно, вертолет сел где-то на берегу океана, еще спящего под ледовым панцирем.
— Слезай, приехали! — сказал Нехаев, выходя из пилотской кабины. Он снял шлем, достал из кармана носовой платок. Только тут мы все заметили, что лицо его мокро от пота, волосы слиплись. — Туман все закрыл на сотни километров. Сообщил на базу, что пошел на вынужденную, а где сели — шут его знает. На карте помечено, что где-то поблизости должно быть старое охотничье зимовье. Чуть-чуть прояснится, взлетим, поищем. А пока будем ждать у моря погоды, как говорится…
— А долго ждать придется? — наивно спросил Юра Тимошкин.
— Может, сутки, может, десять, — спокойно ответил Владимир Иванович.
В кабине установилось тягостное молчание.
— Значит, так, — нарушил его Нехаев. — Поскольку командир отвечает за жизнь и здоровье пассажиров, командовать и принимать решения буду я. Вас прошу подчиняться. Первое: все съестные припасы сдать. Сидеть придется неизвестно сколько, продовольствие будем экономить.
Он обвел всех испытующим взглядом и продолжил:
— Второе — всем одеться потеплее. Все, что есть теплого, — на себя. А для вас придется изобретать какую-то другую обувь, — кивнул Нехаев на Юрины туфли.
Тимошкин невольно поджал ноги.
— И третье. Надо искать дрова и строить какое-то убежище.
В вертолете нам не высидеть: через полчаса он остынет и тут будет холодней, чем снаружи. А костер в нем не разложишь. Такие-то дела. Ну, а пока начнем с продовольствия.
Мы полезли в свои чемоданчики. Сложенные на газете, наши запасы выглядели жалко: две банки мясных консервов, два полузасохших бутерброда, оказавшихся в портфеле у Парамонова, плитка шоколада, извлеченная Юрой Тимошкиным из кармана, полбуханки хлеба и кусок любительской колбасы, взятые в дорогу мною.
— Плюс наш бортпаек, — сказал Нехаев, разглядывая скудные эти припасы. — Что ж, несколько дней продержимся.
— Аркаша, — обратился он ко второму пилоту, когда продукты были убраны, — теперь бери кого- нибудь, ну вот хоть Егора Петровича, — Нехаев кивнул в мою сторону, — и отправляйтесь на поиски топлива. На берегу что-нибудь должно валяться. А мы тут займемся благоустройством.
И вот мы с Аркашей медленно идем вдоль береговой черты. С одной стороны — торосистый лед, с другой — заснеженная тундра. И между ними вьется, как дорога, широкая полоса гальки.
То ли ветры выдули весь снег, то ли растаял он здесь быстрее — трудно сказать. Одно хорошо, что мы сели на эту полосу: знаем, что находимся на берегу и есть шансы найти какой-никакой плавник для костра.
Видимость — метров пять, не больше. Но нам с Аркашей повезло. Едва отойдя от вертолета, мы наткнулись на полуистлевший тускло-серого цвета ящик. Это было уже топливо. Потом попался обломок весла, словно обглоданный каким-то острозубым зверем. За веслом нашлась корабельная полочка для графина и двух стаканов, еще не потерявшая естественного цвета.
Шли мы на небольшом расстоянии друг от друга. Сначала молчали, лишь изредка обменивались короткими фразами, а присев покурить, разговорились.
Второй пилот Аркадий Замышляев летал с Владимиром Ивановичем около года, был совсем молодым полярником и потому просто боготворил своего бывалого командира.
— Если бы хоть маленькие оконца были, Владимир Иванович довел бы машину до цели, — пуская дым колечками, говорил Аркаша. — Вот, когда мы перегоняли этот вертолет сюда с завода, нас тоже в одном месте прижало. Ну, думаем, все: сейчас сядем где-нибудь, и жди потом «добро» на вылет неделю или больше. «Ну что, хлопцы, домой летим или садимся?»— спрашивает Владимир Иванович. Конечно, домой! Больше месяца не были. Но — молчим. «Все ясно, — подмигнул Владимир Иванович. — Попытаемся вырваться из тумана». И пошел набирать высоту. Вырвались. Обогнали туман на несколько часов. Потом он как лег — над всем Заполярьем! Нелетную погоду тогда объявили больше чем на неделю.
Замышляев помолчал, потрогал зач: ем-то застежки-молнии на своей куртке и продолжал:
— Может, и в этот раз, не засиживайся мы долго на каждой «точке», успели бы уйти от тумана.
Я подумал, что командир вертолета действительно не зря торопил нас на остановках. А тогда мне (да и не только мне!) это казалось прихотью пилота. Какая разница: полчаса или час посидеть на «точке»? А
