прародительницу. В памяти как-то не отложились значительные произведения, посвященные проблеме контакта. Возможно, это закономерное явление. Сейчас произведения наподобие «Каллисто» Г. Мартынова вызвали бы удивление. А ведь в пору расцвета нашей фантастики эту тему не обошел практически ни один мастер НФ. У американцев этого добра тоже хватало с избытком, один только Саймак чего стоит! Кстати, в те времена считалось даже хорошим тоном противопоставлять американское видение проблемы советскому. В качестве примера критики и фантастоведы любили упоминать рассказы «Первый контакт» М. Лейнстера и «Сердце Змеи» И. Ефремова. Сейчас, правда, эти произведения воспринимаются весьма своеобразно. Если в первом рассказе настороженность, грозящая взаимным истреблением, сменяется надеждой на взаимопонимание, то во втором декларируется воинствующий антропоцентризм — «чужим», чей метаболизм основан на фторе (а в остальном они подобны людям), предлагается изменить его на углеродный, дабы они не мучились своей неполноценностью. Персонажи Лейнстера рассказывают анекдоты, хотя в любой момент могут уничтожить друг друга, герои Ефремова серьезно озабочены непохожестью прекрасных и дружелюбных «фторных» существ.
В принципе, и тогда тема контакта в лучших своих образцах являлась всего лишь отражением проблемы взаимопонимания соперничающих сверхдержав! Научный аспект постижения иного разума — эта линия у нас развивалась поначалу самостоятельно. А потом все смешалось, и в итоге она протянулась от сугубо научной «Второй экспедиции на Странную планету» В. Савченко до исключительно социального «Пикника на обочине» А. и Б. Стругацких.
В последнее десятилетие сама идея контакта вроде бы мало кого волнует, проблема обитаемости Вселенной из разряда «горячих» тем перешла в «запасник». А если авторы и обращаются к ней, то возникает либо мрачный «Телефон для глухих» А. Столярова, либо развеселый рассказ «Отдай мою посадочную ногу» Е. и Л. Лукиных. Произведение в духе романа «Ветер времени» Ч. Оливера сейчас, наверное, с порога будет отвергнуто издателем — устарело! Вот если у пришельцев возникнут сексуальные контакты с землянами, да еще они попутно истребят особо циничным способом несколько сотен миллионов людей — тогда это предмет для разговора книгопродавца с фантастом. И поэтому в современных романах люди охотно вступают в боевой контакт с пришельцами, гордо и смело несут бремя человека в густонаселенной Вселенной, решают личные проблемы и сублимируют свои комплексы на фоне галактических катаклизмов…
Из ряда публикаций можно сделать вывод, что в этом нет ничего плохого. Действительно, художественная литература пишется для людей и о людях. Человек — вот предмет и объект художественности. А фантастический элемент становится всего лишь антуражем для того, чтобы изобразить человека во всей его прелести или мерзости. В конце концов, нельзя вечно ютиться в окопах переднего края науки и услужливо беллетризировать ее достижения. Гротеск, гипербола, условность — вот составляющие современной российской фантастики, а в какие практические формы это будет отлито, имеет ли значение? Подумаешь, исчезли так называемые «новые идеи», зато фантастика сделала большой шаг вперед, потеснив традиционную литературу на ее же поле.
Шаг вперед?
Много лет назад Г. Гуревич в своей книге «Беседы о научной фантастике» на ясных и конкретных примерах показал историю развития и трансформации «фантастики-как-приема» в «фантастику-как-тему». Действительно, невероятная идея в качестве самодостаточного сюжетного хода превратила фантастику в некое самостоятельное подразделение художественной прозы. Теперь же она снова возвращается в лоно матушки-литературы, словно блудное дитя, стыдливо отрекаясь от прошлых поисков и заблуждений. Линия водораздела весьма характерна, все мало-мальски приличные произведения последних лет используют фантастику в качестве приема для заострения злободневных проблем. А их хватает с лихвой! Так, может быть, все эти вечные темы фантастики прошли отмеренный историей литературы срок и их место в музее художественных раритетов?
На первый взгляд, так оно и есть. Но с другой стороны, как оценить тот факт, что американцы продолжают работать в этом направлении с упорством неофитов? Каждый год у них выходят авторские книги и антологии, посвященные, кстати, и все той же теме контакта, и число их не уменьшается. О кинематографе и говорить не приходится, последнее десятилетие прошло под знаком встречи с «иными». Я не могу согласиться с точкой зрения Э. Геворкяна[15], выводящего «твердую» НФ как прямую функцию научно-технического прогресса, хотя эмоциональная составляющая фантастики 60-х годов действительно повлияла на выбор профессии молодых людей моего поколения. Такие произведения, как «Миша Перышкин и антимир» С. Гансовского, «Суэма» А. Днепрова, «Гриада» А. Колпакова, «Внуки наших внуков» Ю. и С. Сафроновых, и другие подобные не стояли в первом ряду советской фантастики, но именно ими тогда зачитывались школьники начальных классов, которые, лишь повзрослев, открыли для себя С. Лема, А. и Б. Стругацких, Р. Брэдбери… Проблемы контакта, паранормальных явлений, космологии, кибернетики, биологии в фантастике тех лет казались не только захватывающими дух, но и вполне доступными пониманию юных умов. И, может, не преувеличивают некоторые публицисты, ищущие причины современной активности американской НФ в специальных (или социальных?) заказах НАСА или там АНБ?
Впрочем, подобного рода версий можно выдвинуть превеликое множество.
Скорее всего, дела обстоят значительно проще.
Любое литературное произведение востребовано читателем лишь в меру его, читателя, потребности. А когда означенная потребность отсутствует, то хоть ты тресни, а купить книгу не уговоришь. В этом смысле прав С. Переслегин, выявивший тенденции перерастания кризиса перепроизводства в кризис перепотребления[16]. Действительно, нельзя бесконечно топтаться вокруг одних и тех же тем, читатель все же требует разнообразия. Но мы должны признать, что мутации сюжетов рано или поздно приводят либо к холодной и циничной комбинаторике, аранжированной нехитрыми авантюрными ходами, либо же к самовыводу автора из поля функционирования фантастики. Весьма поучительны в этом плане попытки пресловутой «Четвертой волны», говоря словами их представителей, «вернуть фантастику в литературу». В итоге от этой «волны» остались считанные единицы, продолжающие работать в фантастике, а «литература» даже не заметила их героических попыток.
Вечные темы НФ в чистом виде — своего рода динозавры. Они поражали наше воображение, поскольку отличались новизной. Однако энтропийные процессы, увы, необоримы, а стало быть — ничто не вечно. Возвращаться к таким темам, как, например, проблема контакта на уровне сюжетов 40 — 70-х годов, в принципе, можно, но разве что ценой потери контакта с читательской аудиторией. Конечно, на Западе время от времени появляются объемные книги наподобие прекрасного романа В. Винджа «Пламя над бездной», но у нас они воспринимаются, как динозавры на автомобильной стоянке.
Впрочем, у нас динозавры вымерли, торжествует юркий примат. Наши критики могут радостно подводить итоги книжных продаж, могут дажё убедительно рассуждать о том, в каких регионах фантастика чахнет, а в каких, напротив, цветет. Суть дела не меняется — традиционная научная фантастика, о которой неоднократно говорилось в журнале «Если», находится в глубочайшей коме. Но почему тогда у американцев все это продолжает выходить и читаться?
Можно предположить, что у них фантастику потребляет определенный возрастной контингент, и каждый раз, когда сменяется генерация читателей, ее заново знакомят все с теми же вечными темами, поскольку обращаться к старым именам и книгам у них как-то не принято — за редким исключением. Впрочем, и у нас вроде бы к тому идет, а ко всему еще число «старых» любителей фантастики стремительно сократилось в силу внелитературных причин. А новое поколение читателей (да и, судя по рецензиям, авторов) в массе своей с трудом воспринимают серьезную литературу, ценя в первую очередь «прикол», а не идею.
Но что если правы именно они?
Как уже не раз говорилось на страницах журнала, в силу остросюжетности своей фантастика воспринимается обыденным сознанием в ряду дамских романов, исторической и приключенческой прозы, детективов и триллеров. Поэтому стоит ей хоть немного сделать шаг в сторону, как она теряет контакт с читателем. Но неужели, акцентируя занимательность, нескучность, «фантастика-как-тема» исторически была обречена на вымирание после того, как она выполнила свою миссию — популяризировала достижения науки? Не хочется в это верить. Правда, нельзя отрицать тот факт, что «фантастика-как-прием» расцвела
