— А я вот думаю, когда началась эта тирания? И кто главный над всеми лордами?
— Ясно кто — король! — сказал Питер, и глаза его недобро засветились.
— Друзья, — заговорил Джерард негромко, и сидевшие на столом ближе наклонили к нему головы. — Вся неправда на земле началась тогда, когда люди поставили над собой монарха. Монархия — не божье установление. Ее выдумали язычники, которым главное в жизни — земные удовольствия. Монархи всегда были тиранами. И сейчас король — главное отродье дьявола!
— Постой. — Джо оглянулся на дверь. — Ты, значит, считаешь, что короля надо… — он резанул себя ладонью по горлу. — А дальше что?
— Слушай. Бог дал человеку землю и все, что на ней, в пользование, верно? И поставил его главой над всеми тварями, и скотами, и рыбами. Но не над ему подобными! Люди были созданы равными, без всяких привилегий, и должны пользоваться землей и всем творением на равных правах, никому больше, никому меньше.
— Согласен. Мы тоже так считаем. — Джо оглянулся и подмигнул товарищам.
— А из этого следует, — продолжал Джерард, чувствуя, как спокойная сила все больше одушевляет его и дает слова для самых сокровенных и глубоких мыслей, — из этого следует, что никто не должен быть царем или лордом над другими. Это записано в Книге Бытия. А что было в Англии? Вильгельм Завоеватель сделал коренных британцев рабами, заставил платить ренту, налоги, штрафы. Он установил ту тиранию, плоды которой мы сейчас пожинаем.
— Я где-то читал об этом, совсем недавно, — сказал Питер.
— Об этом писал и Лилберн, и другие левеллеры. И они правы: вся тирания идет от нормандского завоевания. Баронам Вильгельма, чтобы сохранить награбленное, потребовались юристы, эти прожорливые гусеницы, эти волки в овечьей шкуре; потребовались судьи, генеральный прокурор, лорд-хранитель печати, канцлер казначейства… Герцоги, графы, лорды, вся эта суета сует… А им нужны монополии и привилегии, утверждающие их права, попы, чтобы требовать повиновения, а попам — десятина. Всякая тирания процветает под крылом монархии. Король стал богом на земле. Все наши страдания — от него. И пора призвать его к ответу.
Люди, тесным кружком сидевшие вокруг него, переглянулись.
— А парламент? — спросил Питер. — Разве это не дело парламента?
— Парламент — это обман! — горячился Джо. Таверна между тем все больше наполнялась, к их столу подсели еще несколько человек. — Парламент! Кто его избирает? Именитые горожане с королевскими патентами в кармане, мэры и олдермены! А в графствах — фригольдеры, потомки нормандских псов. Народ в парламент не избирает! А над общинами — палата лордов да еще право королевского вето… Нет, парламент — дело конченное.
Он махнул рукой и пригубил пиво из кружки. Джерард смотрел на измученные нуждой и горем лица. Темные рабочие руки лежали на грубых досках стола. Его охватило чувство горячей любви к этим людям, желание помочь им, сделать их жизнь более счастливой и осмысленной. Защитить, вывести из темноты к свету. Он подумал, что, может быть, именно здесь, сейчас настало наконец время высказать самое заветное, чего он не говорил до сих пор никому. Что для них основное? Земля. Как дать им землю, их надежду?
— Все дело в том, — сказал он, — что у нас отняли землю. Земля — это главное. Но сейчас епископат отменили, у роялистов владения конфисковали. Да еще коронные земли к парламенту перешли. Их у нас в одном Серри вон сколько: Ричмонд-парк, Кингстонский лес, Виндзор, Нонсоч, да мало ли…
— Я уже думал об этом, — усмехнулся Джо. — Земли хватит. Еще и пустоши. В Англии половина или даже две трети земли не обрабатывается. Ее-то и разрешили бы вспахивать!
Вокруг зашумели:
— Овертон об этом тоже пишет.
— И в «Деле Армии»…
— Да и в сентябрьской петиции…
— Вот я и говорю. Земля дана господом богом всем людям в равное владение. Чтобы никто ни в чем не испытывал нужды. Беднякам надо передать пустоши и конфискованные поместья…
— Да, отдадут они их бедным, как же. — Коренастый седой человек слева, молча и с большим вниманием слушавший Джерарда, вдруг рассердился. — Хорошо рассуждаешь: взять землю, отдать бедным… Кто нам это позволит? Они в парламенте знаешь что делают? Продают эти земли друг другу по дешевке! Мы опять с носом останемся.
Шум усилился. Уинстэнли оглянулся. На лавках у стола плотно сидели люди, вокруг стояли, прислушиваясь к разговору. Соседние столы опустели. Дверь то и дело впускала мужчин в грубой крестьянской одежде.
— А я говорю, мы им этого больше не позволим! — Джо стукнул тяжелым кулаком по столу. — Лучше умереть от меча, чем от голода. Если о нас некому позаботиться, мы, бедняки, позаботимся сами о себе.
— Братья, а ведь это про нас написано, — лицо седого человека вдруг преобразилось, повеселело, глаза сверкнули лукаво. — Слушайте: вопли жнецов дошли до слуха господа Саваофа! Пусть богатые плачут и рыдают: богатство их сгнило, золото и серебро поржавело, и съест их плоть, как огонь!
— Нет, вы меня послушайте! — Питер пригнулся к столу, рот искривила недобрая усмешка. — Даже если Армия захватит власть и короля будут судить, — даже тогда мы ничего не получим. Они все разделят между собой. Надо действовать немедленно! Главное — землю получить, а там прокормимся, руки-то у нас на что…
— Земли-то, земли надо… — зашумели вокруг.
— Все землю требуют. Вон в парламент сколько петиций идет.
— Огораживания запретить совсем!
— Нам чужого не надо, только бы пустоши разрешили…
— И то, что конфисковали, этого хватит!..
— Правильно! — хрипловатый голос Джо перекрыл шум. — Каждому надо выделить справедливую долю земли, чтобы никто не просил милостыню и не воровал, а все жили по-человечески.
— Как апостолы, жили.
— Но ведь у апостолов все было общее! — сказал Уинстэнли. Новая, удивительная, еще не совсем ясная мысль внезапно поразила его. Он тронул Джо за рукав. — Помнишь, в «Деяниях»: они жили одной семьей. Все работали и ели хлеб вместе.
— Вот это правильно, — подхватил тот, не поняв, что Уинстэнли хочет сказать. — А не так, как сейчас, одни работают, другие едят. Господь сказал: пусть все работают поровну и едят поровну.
— И законы их долой! Все законы! — заволновался Питер.
— А на их место — Писание. Там все есть, чего выдумывать! — Седой отодвинул огарок в сторону. — Слушайте, братья! Главный закон — делай другому то, что хочешь, чтобы делали тебе. И еще: око за око, зуб за зуб, руку за руку. А если кто украдет — возвратит вдвойне.
— А правительство? — спросил кто-то.
Джо оглянулся на дверь и заговорил негромко и страстно:
— Править должны судьи или старейшины — люди, которые боятся бога и ненавидят жадность. Они выбираются народом в каждом городе и деревне. И больше никаких властей.
— А если кто победнее, община ему поможет, пусть для этого будет такой фонд, — вставил высокий крестьянин, стоявший у стола. — Вот сюда и пойдут земли короля, епископов и роялистов.
— Слушайте, слушайте! — приглушенно воскликнул Питер. — Пусть каждые семь лет беднякам, и сиротам, и вдовам, и странникам выделяют землю, а с каждого урожая — долю!
— И никаких тюрем, исправительных домов, позорных столбов… Никаких лордов, никаких огораживаний…
Джерард тихонько встал, протиснулся между разгоряченными телами и пошел к выходу. О нем забыли. У двери он оглянулся. Крестьяне и поденщики, бедняки и бродяги, которых судьба завела в этот вечер в таверну, сгрудились у стола, освещенного двумя сальными свечами, и самозабвенно обсуждали свою Утопию. Лица горели, сердца растопились, каждый пытался вставить словечко, бросить лепту в сокровищницу общего счастья.
