мне какие?нибудь новости?
— Простите меня, милостивый государь, но это звучит несколько странно, когда ко мне обращаются на «ты». Вы не должны забывать, что в Национальном комитете «Свободная Германия» мы не привыкли к такому тону!
Он сказал это так торжественно и настолько серьезно, что я испугался и пробормотал какое?то извинение. В ответ он только рассмеялся.
— Это просто шутка. Встречаясь здесь, мы можем оставаться по–прежнему старыми друзьями. Хочешь посмотреть наш первый номер газеты?
Еще бы! Конечно, я этого хотел! Больше всего тогда меня интересовал этот Национальный комитет. Он дал мне первый номер газеты «Свободная Германия», и я с удивлением увидел на первой странице сверху и снизу черно–бело–красные полосы.
Я был совершенно ошеломлен.
— Скажи?ка, Ганс, эти черно–бело–красные полосы случайны или это должно служить символом?
При всей «борьбе против сектантства» я не ожидал, что в Москве когда?либо согласятся на цвета черный–белый–красный.
— Нет, это не случайность. Движение «Свободной Германии» не просто продолжение антифашистского движения в обычном смысле, а, как ты, вероятно, уже увидел в воззвании, ставит себе цель соединить все силы против Гитлера, включая и немцев–националистов, консерваторов и, даже, национал–социалистов, если они стоят в оппозиции к Гитлеру. Моя заинтересованность побудила его, очевидно, раскрыть больше, чем полагалось.
— Перед основанием «Национального комитета» состоялся целый ряд важных совещаний. Сначала движению «Свободная Германия» предложили черно–красно–золотое знамя, но советские друзья высказали некоторое опасение. Особенно против этого возражал Мануильский. Черно–красно–золотое знамя, говорил он, напоминает Веймарскую республику — время слабости, кризиса и безработицы и это стеснит движение. Черно–бело–красное знамя гораздо лучше, так как оно очень популярно и в офицерском корпусе вооруженных сил Германии и будет действительно способствовать расширению фронта национального движения.
Когда я уже собрался уходить, Ганс Мале задержал меня еще раз.
— Скоро будет решен вопрос твоей дальнейшей деятельности. Послезавтра должен придти пароход из Уфы и тогда будет созвано совещание всех курсантов немецкой группы школы Коминтерна. «Пароход из Уфы» был одной из главных тем разговоров в гостинице «Люкс». Каждый знал, что за этим кроется. Дело шло о возвращении последних, в свое время эвакуированных в Уфу, партийных руководителей и сотрудников Коминтерна и выпускников школы Коминтерна в Кушнаренкове.
Некоторые из нас пошли к месту причала парохода. К удивлению всех пароход пришел во время. Встреча была радостной. На палубе стоял Бернгард Кёнен и радостно махал мне рукой.
— Ну, что нового в Москве?
— Первый номер газеты «Свободная Германия». Между прочим, движение имеет свое знамя.
— Какое?
— А ну?ка, Бернгард, угадай! Он немного подумал.
— Не думаю, что красное знамя. Вероятно, Национальный комитет решил взять черно–бело–золотое знамя.
— А вот и не угадал, — заметил я смеясь, — Национальный комитет принял черно–бело–красное знамя.
Бернгард вдруг стал серьезным.
— Ведь это абсурд. Этого не может быть. Такими вещами не шутят.
— Но я тебе говорю совершенно точно, Бернгард. У Национального комитета действительно черно– бело–красное знамя.
Бернгард рассердился всерьез. Он все еще думал, что воспитанник школы Коминтерна разрешает себе скверные шутки.
Он отвернулся от меня со злым лицом, и я не знаю, что он подумал или сказал, когда убедился, что «Свободная Германия» действительно приняла цвета знамени вильгельмовской кайзеровской империи.
Несколько дней спустя немецкие выпускники школы Коминтерна были собраны в одной из комнат гостиницы «Люкс». Совещанием руководил Ганс Мале, который в то время был ответственным среди молодых партийных работников. Мы знали, что на этом совещании должен будет решаться вопрос о нашем определении, и поэтому окружили Маля и с нетерпением ждали, что он скажет. Он хотел было уже начать с политического введения, как взгляд его упал на меня.
— Тебе совсем не надо было приходить на это совещание. Твое дело уже решено. Ты будешь работать в Национальном комитете «Свободная Германия».
Я был очень обрадован. Именно этого я и хотел. Ганс Мале протянул мне клочок бумаги, на нем стояло — «Филипповский переулок».
— Это адрес, — заметил он. — Ты должен будешь представиться там майору Пику.
До сего времени я ничего не знал о существовании «майора Пика», но меня уже давно научили не задавать ненужных вопросов. Я простился с выпускниками немецкой группы и через несколько минут уже шагал по дороге к моему новому месту работы: в Национальный комитет «Свободная Германия».
После тщательной политической и пропагандной подготовки, после опубликования воззвания в существовавшей тогда газете для немецких военнопленных в СССР «Свободный голос», 12 и 13 июля 1943 года в зале Красногорского городского совета был основан Национальный комитет «Свободная Германия».
Советская пресса уделила этому событию много места — целая страница «Правды» была отведена для воззвания Комитета в русском переводе.
По ходившим тогда слухам, эмигрантские круги в гостинице «Люкс» надеялись, что в основании Национального комитета будут принимать участие, и даже войдут в его состав, некоторые высшие офицеры. Но надежды эти не оправдались. Когда 5 июля 1943 года около Курска началось немецкое контрнаступление некоторые из этих высших офицеров заколебались в своей готовности примкнуть к Национальному комитету. Таким образом в Национальный комитет вошли только немногие офицеры. Среди вошедших были: майор Гоман, сын известного гамбургского судовладельца, капитан Гадерман, основатель первой антифашистской офицерской группы в Елабуге зимой 1941/42 годов, майор Гетц, один инженер из Кенигсберга и лейтенант граф Генрих фон Эйнзидель.
Со стороны эмигрантов туда вошли члены эмигрантского руководства КПГ: Вильгельм Пик, Вальтер Ульбрихт, Вильгельм Флорин (скончавшийся в июле 1944 года), Герман Матерн, Антон Аккерман, Эдвин Гёрнле и Марта Арендзее. Вошли в него и некоторые антифашистские писатели, эмигрировавшие в СССР — Иоганнес Бехер, Вилли Бредель, Теодор Пливье, Густав фон Вангенгейм и Фридрих Вольф. Президентом Национального комитета оказался Эрих Вейнерт, что всех нас очень удивило.
Церемония основания Национального комитета была заснята на пленку и частично показывалась в советском киножурнале «Союзкиножурнал» во всех кинотеатрах Москвы. Я тоже ходил смотреть этот журнал и ясно чувствовал удивление советской публики, видевшей на экране своих недавних врагов в полной форме и с орденами, к которым они теперь должны относиться, как к друзьям. Вскоре после своего основания, примерно в середине августа 1943 года, Национальный комитет переехал из Красногорска в Лунево (около 35 км от Москвы), в бывший Дом отдыха для Железнодорожников.
На протяжении всей моей полуторагодовой деятельности в Национальном комитете, мне ни разу не пришлось побывать в Луневе и познакомиться с членами Национального комитета из группы военнопленных, если не принимать во внимание нескольких случайных встреч. Я жил и работал только с немецкими эмигрантами, из которых 12 человек были членами комитета.
В первые же дни моей новой деятельности я установил, что существуют два «Национальных комитета»: «официальный» — в Луневе и «неофициальный», состоящий из нескольких эмигрантов и находящийся в здании на одной из боковых улиц, отходящих от Арбатской площади в Москве.
