же – печаль, нет подходящей дорожной сумки для вещей.
Тётя Тростинка отличная плетельщица из лозы. Её корзинки с виду неказисты, но очень крепкие. Вот из числа их я и выпросил себе самую маленькую, весьма глубокую. Для того, чтобы её заполучить, завёл разговор о том, что уезжаю, и что должен куда-то сложить подарки, полученные от добрых гырхов. Потом объяснил, что хотел бы носить её не только руками, но и на спине, для чего понадобятся два ремешка. Воплощение этого пожелания протеста не вызвало и заняло немного времени – ремней тут у каждой хозяйки имеется достаточно. Э-э, волосатых ремней, поскольку кож, освобождённых от шерсти, я что-то не припоминаю.
Одним словом, прототип ранца хорошо держался на спине и оказался вполне приемлемого веса даже после того, как я положил в него свои вещи. Они, кстати, заняли около половины объёма, так что одно из своих одеял – мягкую шкуру, разорванную пополам при первой растопке печи, я пристроил сверху, подоткнув края. Лепо получилось, хотя и не было никакой крышки у моего дорожного снаряжения, но и опасения вытряхнуть содержимое не возникало, тем более, что парой ремешков я поклажу закрепил.
Не могу сказать, что неандертальцы душевно со мною прощались. Нет, мы не произносили слов любви или дружбы. Я сообщал, что завтра уеду, а они выражали уверенность, что в недальней дороге со мной ничего не случится – видимо тут имела место некая ритуальная формулировка, вроде заклинания. Я уже хорошо понимал язык, но всех тонкостей ещё не постиг.
***
Отплыли мы в рассветных сумерках, никого не потревожив. То есть – натощак. Только один из охотников по имени, Сидящий Гусь, что дежурил до утра, помог столкнуть лодку. Да, в племени охотников обычай выставлять на ночь караульного соблюдался даже в стойбище. И хотя бы один взрослый мужчина обязательно оставался в лагере, то есть той беспечности, что в моём роду, тут не наблюдалось.
Ну да ладно, не о том речь. Утром прекрасно спится, поэтому я, едва мы отчалили, задремал.
– Вставай, Топ. Приехали, – старейшина разбудил меня незадолго до того, как нос челнока ткнулся в берег. В аккурат хватило времени приготовиться к высадке. Как обычно, я занимался привязыванием лодки, а потом влез в лямки своей поклажи, и мы пошли.
Это не знакомое место рядом с домом. За кормой лодки был отлично виден простор озера, а тропа под ногами истоптана копытами, да и вообще ничего похожего на то, куда, как я думал, мы направляемся, не встечалось. Но дядя Быг довольно энергично шагал впереди, а я еле за ним поспевал. Ремни ранца резали плечи, а сам он казался мне безумно тяжёлым и ужасно мешал. Поднявшееся солнышко ласково пригревало, отчего в зимней 'шубе' сделалось жарко. И, елки палки! Куда мы так долго прёмся? Ведь не меньше километра отмахали!
– Давай, Топ, я сначала тебя спущу. Ты ведь не можешь карабкаться по верёвке, – вождь остановился на краю обрыва, невысокого, метра четыре на глаз. Внизу поляна, окружённая зарослями. Мой разум ничего не заподозрил и я спокойно позволил обвязать себя прямо поверх корзинки. Как только петля затянулась на груди, проклятые ремни прекратили врезаться в плечи. Сойти вниз, отталкиваясь от стены ногами – это просто, тем более, что канат дядька вытравливал вдумчиво, приглядывая за моими действиями.
Едва ноги ступили на твёрдое и верёвка перестала натягиваться, скользящий узел ослаб, и я легко освободился от привязи. Обернулся. Старейшина по-прежнему стоит наверху и сматывает… что?! Он не собирается следовать за мной?!
– Я приду за тобой через три дня, – это всё, что он мне сказал. Повернулся и ушёл.
Вот это выверт!
Это что же, меня завели в темный лес, да там и бросили, словно Настеньку, Машеньку, или Алёнушку? Не помню точно, как звали героиню сказки 'Морозко'. Нифига себе, выходку отчудачил со мной древний человек, вождь племени… не знаю, как оно у нас называется… почему не знаю? Даже гырхи не называли наших никак, кроме как по именам, хотя сами они – Бредущие Бекасы. Имеется в виду – бредущие по воде. Кстати, плавать они умеют поголовно. Хотя, чего это я? Мне необходимо продержаться три дня без пищи. Не помру, конечно, но не хотелось бы всё-таки голодать. Не знаю, как у кого, но у моего здоровья размер пока невелик, так что резкая смена характера диеты энтузиазма не вызывает.
Так что, оставлю свою поноску и займусь поисками пропитания. На счёт попытки выйти к селению, хоть бы и тех же неандертальцев, я планов даже не строил – за полдня хода на лодке мы могли отмахать десятки километров, тем более, что дорогу я не примечал, хоть на пути туда, хоть оттуда. Беспечность проявил, что уж юлить.
***
Отрезок верёвки у меня в сумочке имелся. Хороший крапивный шнур длиной с метр. Вот им я и привязал корзинку к ветке, немного вскарабкавшись на дерево с удобно расположенными для лазания ветками. Потом принялся вырезать себе копьё – нашелся в подлеске подходящий стволик лесного ореха, достаточно прямой и по толщине удачный, точно под мою руку. Это отняло уйму времени, потому что кремневым ножом крайне неудобно резать волокна поперёк – толщина лезвия и, как следствие, угол заточки однозначно предписывают строгать, причём заботиться о том, чтобы стружка 'спускалась' тонкая, не угрожающая целости хрупкой режущей кромки.
Словом, работа эта требует приличной сосредоточенности, но не чересчур тяжела при некоторой сноровке. Да и спешить мне надобности не было – день в самом разгаре.
Тонкий конец палки я заострил, а толстый – затупил, чтобы самому ненароком не пораниться. Ну, и коли придется при встрече с хищником упереть копьё в землю, оно не так глубоко провалится. Вы, вероятно внутренне усмехаетесь над потугами двухгодовалого малыша? Считаете, что моё дело забраться на дерево и сидеть там дрожа от страха? Возможно, это оптимальное решение, но дело в том, что совершенно иное отношение к боязни у меня выработалось ещё зимой и весной сорок пятого года, когда я, совсем юнец, таскал плиту миномёта, подносил мины и делал много ещё чего, невзирая на обстрелы, прорывы контратакующих фрицев. Вот чего не было, так это бомбёжек… э-э… расвспоминался, понимаешь, не к месту.
Ну так вот, в те поры меня и 'просветлило', что страх – это способ восприятия опасности, мобилизующий человека на выполнение боевой задачи. Ну, может, кто в чём и не согласится со мной, но когда мы давали жару японцам, я уже расчётом командовал и потерь среди личного состава не допустил. Думаете, для вчерашнего школьника это слишком быстрая карьера? То, что из последнего номера артиллерийского расчёта попал я прямиком на сержантскую должность? Так я не из школы в армию пошел, а с завода. За станком, правда, недолго простоял – меня наладчики к себе забрали, приметили, что хорошо соображаю, да и семилетка за плечами – по тем временам образование достойное.
Так что в период между войнами 'подтянули' меня на курсах младшего комсостава, присвоили звание и отправили на Дальний Восток.
Ну ладно, хватит о былом. Жрать-то охота не по-детски. Напоминаю, если кто запамятовал – завтрака у меня сегодня не было.
Я осторожно пробираюсь между деревьями. Под ногами опавшие листья. Влажные, слипшиеся, они смягчают шаги. Головой во все стороны кручу, чтобы не пропустить ничего важного. Тихо сегодня, ветра не слышно, да и птичьи голоса звучат редко. Примолкла чаща.
Лес прозрачен – видно далеко. Тут не слишком много хвойных деревьев, поэтому после листопада взору мало что мешает. То и дело встречаются грибы, многие кажутся знакомыми, но я не тороплюсь их собирать – это никуда не уйдёт, а вот чего-то более существенного пока не видно.
