Спиридонову за бардак на хозяйстве». Так было и удобнее и секретнее от всюду подслушивающих и подсматривающих агентов вероятного противника. Этих таинственных агентов никто никогда не видал, но об их существовании все знали из развешанных повсюду — даже у нас в школе — красочных плакатов. Одним из плакатных атрибутов агента были темные очки. Как-то в отпуску в Сочи мама купила у цыганки такие очки — очень красивые, в белой оправе. По возвращении в Воздвиженку в солнечный день надела очки и пошла в Дом офицеров, где она вела кружок вышивания для таких же офицерских жен. Занятие кружка еще не закончилось, а папе уже позвонили на службу из политотдела дивизии и порекомендовали воздействовать на супругу, чтобы она не допускала во внешнем виде чуждых нам деталей, достойных разве что карикатуры в журнале «Крокодил».
Что-то я отклонился от воздвиженской топологии. От главных ворот аэродрома шла бетонированная дорога в наш поселок, при въезде в который стоял шлагбаум и пост охраны. Другая дорога, тоже через шлагбаум, вела к нам со стороны города Ворошилова-Уссурийского, и оттуда несколько раз в день ходил к нам автобус. По утрам на этом автобусе уезжали в Ворошилов в школу старшеклассники, потому что наша поселковая школа была только семилеткой. До шлагбаума дорога была асфальтированной, с уймой ямок и колдобин, а по территории поселка — гладкой бетонкой. И вообще обе наши главные улицы были вымощены такими же бетонными плитами, что и взлетно-посадочные и рулежные полосы аэродрома. Это было приятно и удобно летом, но не зимой, когда бетонка обледеневала Самым большим и заметным зданием поселка был ДОСА — Дом офицеров Советской армии им. Ворошилова. Он был построен в конструктивистском стиле тридцатых годов и сильно напоминал ленинградские Дворцы культуры той эпохи, несколько уступая им размерами. Там был великолепный, отделанный вишневым бархатом зрительный зал рядов на двадцать с балконом, большое фойе с колоннами, где устраивались новогодние елки, спортивный зал со всякими снарядами, раздевалками и душевыми и еще много всяких помещений, в одном из которых занимался мамин вышивальный кружок. Сбоку от главного здания была котельная с высокой трубой. Этой котельной, или «кочегаркой», заведовал старшина-сверхсрочник, у которого в любое время за наличные или в кредит «до получки» можно было получить стакан или целую бутылку водки, известной под названием «сучок». Этимология этого прозвища двойная: во-первых, ее производили на Сучанском спирто-водочном заводе, а во-вторых — делали из древесного спирта. Я по малости лет это мерзкое пойло не употреблял, но многократно слышал нелестные отзывы от папы и его сослуживцев. Официально водку в нашем военторговском магазине не продавали, но все знали про старшину в кочегарке. Начальство это безобразие терпело скорее всего потому, что таким образом уменьшался соблазн нелегального провоза водки в гарнизон, а старшина наверняка стучал кому следует о том, кто и как часто покупает у него «сучок».
Мы получаем квартиру и празднуем новоселье
Кроме ДОСА, в поселке было несколько трехэтажных домов, в том числе здание штаба дивизии и пять или шесть ДОСов — домов офицерского состава. Все они были добротной довоенной постройки, и в одном из таких домов мы со временем получили квартиру. Тогда нам это показалось переселением в рай, да и сейчас, вспоминая, охулки не положу. Две комнаты, кухня, большая прихожая и собственный туалет! Ванной не было, но в ту банную эпоху это не ощущалось недостатком. Сначала родители спали в одной комнате на большом топчане, поставленном на четыре кирпича, а я — в другой комнате на раскладушке.
Но вскоре папа получил ордер на мебель, и мы все втроем отправились на грузовом «студебекере» в Ворошилов. Папа сам сел за руль, порулил немножко туда-сюда, чтобы привыкнуть, и посадил нас с мамой к себе в кабину. А в кузов залезли двое солдат, которые должны были грузить нашу мебель. Папа им сразу выдал на двоих пачку папирос «Беломор», но они и без того были счастливы прокатиться в город, куда их отпускали очень редко, и то только целыми взводами в зоосад. Ну, еще надеялись, что капитан с женой их и покормят по-человечески, — и не обманулись в своих ожиданиях. После погрузки со склада двух кроватей, стола со стульями, шкафа, комода, каких-то тумбочек и этажерок мы все поехали на Зелёнку. Так называли Зелёный остров на реке Суйфун, где было некое подобие парка культуры и отдыха. Нас с мамой папа повел в ресторан «Восток», но солдат туда не пускали, поэтому папа договорился, что их покормят в подсобке. Маме это не понравилось: «Будто, — говорит, — в повестях Тургенева: барин с барыней и барчонком за белой скатертью обедают, а крепостных на заднем дворе вместе с борзыми собаками кормят». Папа отвечает: «Ты где, тургеневская девушка, там борзых собак увидала, их еще в семнадцатом году всех в овчарок переделали. Вот заберет наших бойцов комендантский патруль из ресторана, тогда будет за что жалеть. А в подсобку патруль наверняка не заглянет. А есть они будут то же, что и мы, и пиво им закажу».
Тут надо сказать, что городские патрули в ворошиловском гарнизоне назначались от местной танковой дивизии или от военно-автомобильного училища. Они как увидят голубой околыш или погоны — обязательно привяжутся и что-нибудь да найдут. Или подворотничок кривовато пришит, или сапоги не чищены (а как им быть чищеными при такой пыли на улицах?). Не знаю, почему они так не любили авиаторов, но наших молодых офицеров предупреждали перед поездками «в город», чтобы остерегались и вообще поодиночке не ходили, а тем более с девушкой. «Черно. ые» (то есть танкисты — по цвету их околышей и петлиц) могут запросто и отмутузить.
Стали мы заказывать обед. Меню было внушительное, но против большинства блюд стоял минус — временно отсутствует. Мое внимание привлек салат дальневосточный из морской капусты с трепангами. Что такое трепанги, ни папа, ни мама не знали, и морской капусты тоже никогда не пробовали. Спросили у официанта — тот посмотрел на нас оценивающим взглядом, почесал в затылке. Трепанги, говорит, это такие морские огурцы. Вообще от них военные плюются, но, может, вам и понравится. Давайте принесу, если что — сразу унесу обратно и в счет не поставлю. Еще и как понравились нам с мамой трепанги, и морская капуста на ура пошла! Папа, правда, отреагировал сдержанно и попросил себе кильку с луком. Солдатам в подсобке, говорит, этих огурцов не надо давать, дайте им лучше побольше гарнира к бефстроганову и белого хлеба с маслом. И пива, но только по одной бутылке, а то они с непривычки у меня из кузова повыпадают.
Мы еще немножко погуляли по Зелёнке, посмотрели на осликов и пони и поехали домой обставлять квартиру. А я с тех пор полюбил всякие морские продукты, от маринованной морской капусты до род- айлендского лобстера и остендских устриц.
Привезли мы мебель в Воздвиженку, расставили в квартире, повытаскивали из чемоданов и баулов томившиеся там с Ленинграда шмотки, и папа сказал: «Надо устраивать новоселье, а то меня товарищи не поймут». И стал с мамой составлять список гостей — дело всегда весьма тонкое, а в гарнизонном городке и подавно. Ведь там все люди делятся на старших по званию, равных по званию и младших по званию. И еще на начальников и подчиненных. И еще много чего надо принимать в соображение, и не в последнюю очередь симпатии и антипатии между женами собратьев по оружию. Особо сложно решить, кто будет самым почетным гостем — непосредственный начальник или кто поглавнее. Родители решали и перерешивали несколько раз, пока папа не стукнул кулаком по новенькому столу и не сказал: «Плевать я на все хотел, приглашаем главного инженера дивизии с его коровищей, пусть Мальков хоть удавится!» А майор Мальков, напомню, был папин командир и по званию ниже коровищеного мужа — выходит, не самый почетный гость. Мама подумала и говорит: «А давай и Шапиру пригласим, он тоже подполковник, и получатся два равнопочетных гостя, Мальков это легче переживет». — «О! — вскричал папа. — Какая ты у меня умница!» На том и порешили.
Тут уместно будет сказать еще пару слов об уже неоднократно упоминавшемся подполковнике докторе Шапиро. Он был начальником медицинской службы и старшим врачом дивизии. В обычных сухопутных войсках это должность так себе, не шибко заметная. Но наша-то дивизия была дальней авиации, и в ней начальник медслужбы и подчиненные ему полковые врачи были Уважаемыми Людьми. Потому что перед каждым вылетом экипажи наших тяжелых бомбардировщиков проходили медицинский осмотр, а раз в полгода — тщательное освидетельствование на предмет годности к полетам. Не понравится доктору, как смотришь-дышишь, — без долгих разговоров отстранит от полетов. И плакали и «полетные»
