Командир группы утвердительно кивнул. Хорошо.
— Вперед.
Это была стоянка — пастушья стоянка, таких было много в горах. Немного дров для костра… и больше ничего, только ровная площадка, чтобы разместиться.
Естественно, никакой костер не горел, сучья и ветки деревьев, большая ценность здесь — оставались нетронутыми. Если бы горел костер — командир группы заподозрил бы неладное. Он знал, что тот, за кем они охотятся, является профессионалом — а профессионалы так дешево не подставляются.
Командир группы посмотрел на часы. По местному — час ночи…
Пора…
Он похлопал по плечу снайпера — и тот понял, начал в темноте, на ощупь монтировать на прицел термооптическую насадку. Дорогущая вещь, фирмы Texas Instruments, за нее он отдал ни много, ни мало — одиннадцать тысяч рейхсмарок, причем за подержанный, новый стоил бы не меньше восемнадцати. Это было три цены хорошего ночного прицела — но это стоило того. Снайпер с винтовкой калибра 12,7 и хорошим термооптическим прицелом — на поле боя все равно, что Бог. Термооптика выделяет белым любую цель, температура которой отличается от температуры окружающей среды, если днем в Африке это бессмысленно, то в горах, с холодными даже летом африканскими ночами — самое то. Местные повстанцы, бандиты, контрабандисты, которых он уничтожал по контракту — просто не знали что такое термооптика, это тебе не Россия и не Восток. Они гибли десятками, даже не понимая, что их убивает, однажды ночью они вчетвером обезвредили четыре крупнокалиберных пулемета и взяли деревню, перед которой за несколько дней до этого сожгли и разграбили целый конвой. Пуля калибра 12,7 могла поразить любую цель, которая здесь встречалась: человека в любом бронежилете и на любой разумной дальности, крупнокалиберный пулемет, миномет, легкую автомашину-пикап, на которой любят перемещаться боевики, даже бронетранспортер. Можно было проломить кирпичную или бетонную стену, за которой скрывался стрелок и убить его наповал. Он потратил на эту винтовку столько, сколько стоит неплохая машина — но деньги, которые он потратил — давно уже окупились. То, что он зарабатывал здесь — он вкладывал в виноградники на юге, покупая все новые и новые делянки с лозой, его родственники в его отсутствие ухаживали за виноградом, за плату беря урожай и делая из него вино. Осталось еще немного — пара лет, и он уйдет на покой, покинет навсегда эту клоаку, продаст винтовку, на вырученные деньги построит домик и навсегда и обо всем забудет.
— Готово… — доложил он, когда глянул в прицел и был вознагражден за его правильную установку идеально четкой картинкой. Не было ни жары, ни костра, искажающего изображение… как в учебнике, в общем.
Командир хлопнул его по плечу, подтверждая приказ действовать.
В термооптическом прицеле мир предстает перед снайпером либо черным, либо серым различных оттенков, все предметы излучающие тепло были ярко-белыми или серыми в зависимости от интенсивности теплового излучения. Таких предметов было несколько — козы со спутанными ногами либо лежали, либо медленно перемещались в поисках пищи. Человек лежал в углу площадки, он накрылся одеялом с головой и правильно, ночи холодные — но тепловое излучение было, пусть и слабое. К тому же — одеяло едва заметно шевелилось — человек дышал.
Снайпер навел тонкое, красное перекрестье на цель — куда попадет пуля это неважно, калибр 12,7 убивал сразу и наверняка. Он навел прицел по геометрическому центру цели, задержал дыхание и выстрелил. Винтовка дернулась, привычно отдала в плечо, звук выстрела был достаточно громким. Одеяло вздыбилось от удара пули, полохнулись испуганные козы…
— Есть… — негромко сказал он. Он слишком часто делал такое, чтобы испытывать хоть какие-то эмоции, они для него были просто целями. Девять из десяти целей, по которым он работал — даже не подозревали о его присутствии, пока пуля в палец толщиной не вышибала из них жизнь.
Как сейчас.
Командир группы встал, перекинул автомат за спину. Он уже не нужен. Включил фонарик — опасаться уже нечего, дело сделано. Надо было сфотографировать труп и принести его голову — таково было требование заказчика. Командиру группы такое требование показалось омерзительным, и особенно омерзительным оно было в устах того человека, который делал заказ — но клиент всегда прав. Тем более тот, который заплатил три цены за срочность заказа.
За спиной Доменико зашуршал полиэтиленовым пакетом, который они взяли с собой, чтобы положить туда голову.
Снайпер почувствовал, что невдалеке кто-то есть, когда было уже поздно. Он встал на колено, наощупь раскрыл чехол для винтовки, сложил сошки и собирался убрать инструмент своего труда в чехол — как вдруг звериным чутьем, отработанным за несколько лет участия в кровавом локальном конфликте, почувствовал — справа кто-то есть, совсем рядом. Потом — мир как бы выключился для него, а когда он снова осознал себя, он почувствовал, что лежит на земле. Последней осознанной мыслью было, что у него очень сильно болит голова — как будто в нее вбили гвоздь. И еще он подумал — как жаль, что он так ни разу и не побывал на своих виноградниках, не выпил ни глотка вина с них. Потом — исчезли и мысли.
Командир группы подсветил фонарем то место, где должен был лежать человек, которого они убили, подсветил метров с двадцати — и с ужасом понял, что то, что они подстрелили, не слишком то похоже на человека. Он раскрыл рот, чтобы крикнуть, предупредить остальных об опасности — но тут со спины раздался звук, от которого кровь буквально застыла в жилах. Зловещий растянутый хлопок… он столько раз слышал его, что сбился со счета — но никогда в жизни он не был по другую сторону ствола…
И тут же, почти одновременно с этим звуком — хлесткий, мокрый шлепок, как большой кусок яса повар бросает на разделочную доску и почти сразу же — падение на землю чего-то тяжелого, без стона, без крика, безо всего.
Бросив фонарь, даже не попытавшись схватиться за висящий за спиной автомат, вопя от ужаса, командир группы бросился бежать, сердце бухало прямо в ушах оглушительным крещендо, ноги не чувствовали земли. Он знал, что совсем рядом обрыв, можно добежать и броситься туда, хоть какой-то шанс остаться в живых… пусть переломаться, но остаться в живых… живых…
Не добежал.
Паломник отключил термооптический прицел — незачем зря палить батарейку, еще пригодится. Аккуратно снял со снайпера, убитого им разгрузочный жилет и обнаружил, что стал собственником еще пяти снаряженных магазинов к этому чудовищному оружию, которое лежало перед ним, шести гранат, пистолета Беретта-92 с глушителем и четырех магазинов к нему, хорошего ножа — скелетника, саперной лопатки, провизии дня на три в пайках и воды… литра четыре, настоящее богатство по местным меркам. Обшмонал карманы и нашел складной нож, сотовый телефон, который он немедленно отключил, дешевый бумажник, в нем — немного быров, старых колониальных лир, которые хорошо шли в расчетах с племенами и тонкая пачка обычных итальянских лир. Зажигалка бензиновая, без каких-либо надписей, сигарет, документов, как и следовало ожидать — нет. Ботинки — почти новые, хорошо пойдут на любом рынке, обувь в Африке ценится намного больше, чем одежда. По прикидкам — ценностей только деньгами примерно на пару сотен рейхсмарок. Это хорошо и надо еще обыскать остальных.
К рассвету — Паломнику удалось собрать почти всех коз, кроме одной, пропавшей непонятно куда. Убитую пулей пятидесятого калибра связанную козу — больше всего было жаль именно ее, в отличие от этих коза ни в чем не была виновата — он разделал. Часть приготовил на огне и тут же съел, набив брюхо жестким, как подошва мясом, часть — нарезал тонкими полосками, посолил, нанизал на веревку, которую повесил себе на пояс — пусть вялится. Шкуру бросил — просто не смог придумать ей применения, к тому же у него не было достаточно соли, чтобы засолить ее. Как смог — накормил и напоил коз.
Пересчитал то, что у него получилось в результате обыска наемников, которых он убил. Два автомата, пистолет-пулемет с глушителем, крупнокалиберная снайперская винтовка в такой комплектации, что ее можно продать за сумму, за которую в Могадишо можно купить стометровой площади квартиру в центре.
