перекрестке обвешанный противогранатными решетками бронетранспортер, настороженные солдаты, смотрящие в разные стороны с оружием наготове — ничего уже не изменят. Цивилизация ушла отсюда, уступив место дикости и варварству, вони, крови и эпидемическим болезням под завывание муллы с минаретов. Все, финиш. Баста. Финита ла трагедия.
Человек, одетый как небогатые местные, работающий в пустыне — грубой работы, грязные джинсы, высокие армейские ботинки — берцы, брезентовая куртка нефтяника, арабский платок — шемах на лице — оставил свою машину у тротуара, прошел к нужной ему лавке, настороженно озираясь по сторонам. Нападения можно было ждать с любой стороны — особенно, если узнают. Что ж, на этот случай у него была Беретта-93, автоматический пистолет с длинным стволом и двадцатизарядным магазином, способный стрелять очередями, он был заткнут за пояс сзади-справа. Если и это не поможет — в карманах лежали осколочные гранаты и человек этот — был готов не раздумывая применить их, даже если это угрожало бы его собственной жизни. Странно — но даже так, на первый взгляд на улице он не казался итальянцем. Скорее русским… да, русским. Итальянцы даже сейчас, в изуродованном гражданской войной городе не могли отказаться от своей разболтанности, необязательности и неистребимого пристрастия к la dolce vita — сладкой, вкусной жизни. Что говорить — если он заметил, как стоящий у БТР солдаты передают друг другу небольшую, оплетенную соломой бутылку с молодым вином… и это на дежурстве, когда в любой момент на крыше может появиться гранатометчик хабр-гадир, или того хуже — Союза исламского освобождения. А вот этот человек был похож на русского… упругая, целеустремленная походка, настороженный взгляд из-под завесы шемаха, постоянная готовность к действиям. Он был как лучшие из русских поселенцев, которые гнутся, но их почти невозможно сломать… те самые упрямые как ослы ублюдки, которые покорили Восток с двадцатизарядными Маузерами в руках… ублюдки, не ценящие ни свою ни чужую жизнь и смело бросающие вызов самому Богу, как бы он не назывался… судьба могла их бить и бить, но им было на это плевать, они не сворачивали с пути до тех пор, пока не умирали. Впрочем, он и на самом деле был русским… наполовину, по матери. Его отец привез жену из России… точно так же, как это сделал князь Джунио Валерио Боргезе, легендарный Черный князь,[18] много лет возглавлявший Дечима МАС и сделавший ее тем, чем она была сейчас. Глобальной угрозой.
Человек постучал по обитой железом двери — еще десять лет назад многие не запирали двери вообще, сейчас здесь никто не жил без железной двери и стальных решеток на окнах — постучал не пальцем, а своим перстнем, единственным украшением, которое он носил. Условный стук — один — два — один. Дверь открылась — и на гостя уставился своим дулом пистолет-пулемет Беретта-12, находившийся в сильных, тренированных руках.
Белых руках.
— Во имя Господа нашего — негромко сказал гость.
— Да святится имя Его — подтвердил привратник, опуская автомат — добро пожаловать, брат…
Через небольшой торговый зал, все предметы в котором были покрыты тонким слоем пыли — человек прошел в то, что раньше было подсобкой, местом для хранения товаров. Теперь оно было чем-то другим — несколько компьютерных терминалов, помогающих получать и обрабатывать сигналы, станция дальней связи, выходящая на антенны на крыше — никто и не подозревал, что антенны эти отремонтированы и работают на полном ходу. За аппаратурой — сидело несколько сосредоточенных молодых людей, работал кондиционер.
Навстречу гостю — вышел небольшого роста, сухощавый, с лучащимися добротой глазами человек лет пятидесяти. Чем-то он был похож на еще одного… такого же, который в свое время нашел убежище от мирской жизни в небольшой деревушке на Сицилии — Монтемаджиоре Белсито. Для всех, для всего мира, в том числе и для него самого — было бы лучше, если бы он там и оставался — но увы. История пошла по совсем другому пути — и они были еще далеко не в точке назначения.
— Да пребудет с тобой Господь, Мануэле — сказал человек.
— Да пребудет Господь со всеми нами, падре… — ответил командир боевых пловцов.
— Ты узнал то, ради чего приехал сюда, сын мой?
— Да, падре. Разведка вышла на прямой контакт с генералом. Они хотят уничтожить его и послали человека, только одного человека — капитан фрегата запнулся и добавил — моего человека, падре.
Руки падре, сухие и темные, перебирали светящиеся желтизной костяшки четок.
— Это плохо, сын мой. Очень плохо. Генерал должен оставаться в живых, он пришел к Нам, он пришел к Господу — а Господь прощает покаявшихся…
— Это уже не остановить.
— Все можно остановить, сын мой. Все в воле Его и само дыхание наше — в Его руке. Все в воле его.
Капитан фрегата понял, о чем идет речь. Он не был подлым или злым человеком, и ему не нравилась идея сдавать своего человека. Но выхода не было.
— Но там мой человек!
— Господь наш страдал и умер на кресте за чужие грехи. За наши с тобой грехи, сын мой, те, которые мы уже совершили, и, наверное, те, которые еще предстоит нам совершить. Можем ли мы отринуть эту жертву?
Абиссиния, город Доло Одо
Сомалийско-абиссинская граница
Стекла были пыльными и пропускали мало света, даже днем в комнате царил полумрак. Усугубляло дело типично арабская решетка на балконе, но не металлическая — а искусно сделанная из того же материала, из которого построен дом. Раньше — она заменяла людям стекло, теперь же — дополняла его. Без стекол здесь было нельзя жить — слишком много пыли идет с гор.
— Когда это снято? — Паломник внимательно рассматривал фотографии. На ней было несколько машин Daimler-Benz G, пробивающихся через сутолоку улиц приграничного города Доло Одо. Вот они поворачивают. Вот они въезжают куда-то, за массивный забор какой-то виллы, ворота приметные — красного цвета.
— Две недели назад, итальянец… У этого палача здесь дом и женщина. Некоторые говорят — белая женщина…
Ничего удивительного в этом не было. В отличие от британцев в Индии — итальянцы в Сомали достаточно легко сходились с местными, что мужчины, что женщины. Но для генерала белая женщина недопустима, потому что он — политический лидер и вождь племени, даже не племени, а целой группы воинственных племен. Черные, вопреки распространявшемуся левыми в Европе мнению — были намного большими националистами и расистами, чем белые. Так что ничего удивительного нет в том, что генерал ее прячет.
— Когда он здесь будет?
— Не знаю, итальянец… Но рано или поздно он придет сюда, как приходит любое животное к водопою, чтобы утолить жажду. Тогда ты и убьешь его, итальянец.
Паломник достал флеш-карту в стальном корпусе, подсоединил к ноутбуку, любезно предоставленному ему торговцем — здесь было уже многое от двадцать первого века, особенно если это были бурские или германские земли. Начал просматривать спутниковые снимки, потом — вышел в Интернет, нашел сайт, где были карты местности, сделанные на основе спутниковых снимков, и стал просматривать их. Двадцать первый век давал большие возможности всем — и террористам, подобным генералу, и спецслужбам — и даже одиночкам.
— Ты убьешь его, итальянец? Убьешь?
— За что ты так ненавидишь его?
— Генерал должен умереть… Его люди пришли к моему отцу и убили его за то, что он отказался отдать генералу то, что он считал своим. Генерал убил многих… очень многих из нашего племени. Ты не поймешь, как мы ненавидим его, итальянец…
— Отчего же — пожал плечами Паломник — пойму…
