во время войны 1967 года. Моше на секунду остановился, прислушиваясь к стройному хору мужских голосов. Как много они оставляют в прошлом! А впереди — неизвестность.
— Мне это не нравится! — прерывисто дыша, ворчал Мэрфи. — Дерьмовое начало! Парни, мы летим на Луну в компании с надувными шарами? И с русскими? Ну-ну, — Мэрфи улегся на банкетку, устроившись головой на полевой сумке.
— Ага, мы видели, как из трубочек выдувается какая-то ерундовина. И эта дрянь, парни, командует парадом. — Мэйсон хихикнул. Он точил острое лезвие своего боевого ножа. — Пришельцы? Иисусе! Голливуд, где ты, я не могу без тебя!
— Смотрите! — сказал он, обернувшись, глядя на них сверху вниз и внушительно тыча пальцем. — Я не знаю, в какое дерьмо мы вляпались, но вы, ослы, пошевелите мозгами! — он шумно выдохнул. — Нас выбрали, потому что мы лучшие! Усекли? Вы, куски дерьма, задумайтесь!
— Ага, ну а как же пришельцы? Парень, они болтают о том, как мы слиняем в космос. А ты видел их корабль? Странно, странно… — возразил Мэрфи, потянувшись заменить кассету в наградном магнитофоне Мэйсона.
Мэйсон поднял руки вверх и затряс головой.
— Ты на службе, тупица! Мы не только полетим, но и вычистим все конюшни, которые надувные шары захотят вычистить. И вернемся героями. Подумай о курочках, парень! Они так и запрыгают вокруг тебя. Фильм о звездах, герои космодесантов и девки!
Мэрфи в такт закивал головой — неистовый голос Мадонны разорвал тишину.
— Не знаю, парень. Мне не улыбается терять время, болтаясь между звездами, ни с этими пучеглазыми монстрами, ни с чертовыми Иванами. — Его железный кулачище грохнул по банкетке. — Мы что, обязаны верить этим ублюдкам?
Сэм придирчиво оглядел себя и натянул на кучерявую голову берет.
— Ну ладно, слушайте, шпана. Я иду на совещание. Остыньте и не вздумайте задирать комми, понятно? Займите чем-нибудь свои мозги и захлопните пасти! Я не желаю никаких рапортов о “несчастных случаях”, слышите, вы? А если кто-то меня огорчит, даю слово, психи, размажу по стенке!
Сэм крутанулся на каблуках и впился взглядом в Мэрфи.
— Слушай. Сейчас мы в заднице. Усек? Никто не понимает, что к чему. Это не обычное задание, придурок. Утри сопли, а то захлебнешься!
— Но, капитан…
— Заткнись, Мэрфи! — заорал Сэм, сверля лейтенанта бешеными глазами. — Я все знаю. Да, мы до сих пор целы, потому что мы лучшие. И здесь мы потому, что мы лучше всех. Задумайся, парень! Сейчас мы не ждем задания, мы уже его выполняем, и дел такого рода у нас никогда не было. И никаких шуточек, понял? Это тебе не с компьютерами играть и не с бабами возиться! Держи себя в руках! Ты веришь, что дерьмо — коричневое и твердое? Поверь мне тогда, что я тебя, осла, вздерну, если что не так! — Он расправил плечи и широко улыбнулся прямо в протрезвевшие глаза Мэрфи, И добавил более мягко: — А кроме того, Мэрфи, это приказ.
Мэрфи хихикнул.
— Да, капитан. Усек. Мы с Мэйсоном попридержим мальчиков. Пока этот модно разодетый спецназовский омлет не поджарится, мы не будем кидать в него тухлые яйца.
— Не теряй веры, бэби, — сказал Сэм, хлопнул в ладоши и шагнул к дверям. Вздрогнул и обернулся назад. На губах Мэрфи играла невинная улыбочка.
Холодными мышиными лапками по его позвоночнику от затылка до ног пробежала противная дрожь.
ГЛАВА 6
— Мы здесь как в клетке у льва, — нервно сказал Мика Габания, наливая из кофейника еще одну чашку на удивление хорошего кофе.
Виктор внутренне содрогнулся, услышав зловещие нотки в его голосе.
Лейтенант Николай Маленков пощелкал переключателями каналов стереоприемника и нашел передачу классической музыки. Он рассмеялся.
— Мика, старина, наслаждайся жизнью капиталистов. Подумай. Однажды и очень скоро мы избавимся от их деспотичного мира. Изо всех сил американцы борются с жизнью, пробираясь по этим толстым коврам. Представляешь, какую боль они испытывают, слушая скверную музыку в отличном стереоисполнении. Это варварство — заставлять нас существовать в этом плюшевом загнивающем логове. И в то же время жалеть их из-за этих излишеств. — Маленков переминался с ноги на ногу. — Жалеть их!
Виктор напомнил:
— Николай, ты еще не свободен от КГБ.
Лицо Маленкова вытянулось.
— И после всех этих лет и многих сражений, когда наши жизни висели на волоске, ты хочешь убедить меня, что в нашей команде ты являешься их ушами? Я знаю, что раньше мы работали для них — спасибо партии за ее мудрость, — но узнать, что ты тот самый человек, который держал меня под своим славным каблуком? Я напуган, товарищ майор! — Николай поднес руку ко лбу, как бы защищаясь.
Это драматическое заявление заставило усмехнуться даже сурового Мику. Он вылил в кофе полстакана водки и подозрительно оглядел комнату.
— Николай, я рад, что ты можешь зубоскалить в окружении врагов. Я надеюсь, что ты будешь улыбаться и тогда, когда мы покинем это место… если мы его покинем. А что, если будет потасовка? Куда нам податься? Ты что, думаешь, что сможешь вырваться из их тисков с помощью своего остроумия и боевого ножа, а улетишь из этого арктического тайника в своем вещмешке?
— Я не собираюсь много думать о побеге, — отмахнулся Николай.
Он не отрывал глаз от цветного телевизора, стоявшего в углу комнаты.
— Ты уже капитулировал перед американцами? — Мика скрестил руки на груди и вопросительно вздернул бровь.
— Не совсем. Понимаешь, мы здесь не одни. — Маленков улыбнулся, с интересом глядя, как Габания наполняет для него стакан, потом отвел глаза и стал внимательно изучать деревянные панели на стенах. — Брось ребячиться, Мика. Около часа назад я видел Светлану Детову. Однажды я уже встречался с ней во время совместной с КГБ операции. Там, где есть КГБ…
— …благонамеренному советскому человеку нечего бояться, — закончил за него Виктор. Он бросил последний взгляд на себя в зеркало и проворно выхватил стакан из руки Николая. Сделав небольшой глоток, он вручил стакан хозяину.
— Ну а что ты, Виктор, думаешь по этому поводу? Чем все это кончится? Мы станем космонавтами?
