как надо голосовать. Адамант произнес получасовую речь о недопустимости притеснения избирателей и достоинствах тайного голосования, а Фишер вышибла домовладельцу пару зубов. Неподалеку, на Бейкер— Стрит, Хардкастл поставил изготовленного колдовским способом двойника Адаманта, который призывал к насилию. К несчастью для двойника, он был чересчур очарован звуками собственного голоса и не успел вовремя убраться. Наемники Адаманта позаботились об охранниках двойника, а Хок и Фишер схватили его самого. Адамант тут же произнес сенсационную речь о необходимости запретить грязные трюки в политике, Хок и Фишер тем временем по очереди окунали двойника головой в канаву, пока он наконец не признался, кто его хозяин.
В какой—то момент Хок заметил, что за Адамантом и его свитой постоянно следует группа неряшливо одетых людей. Они выкрикивали нахальные вопросы и всячески надоедали, однако Адамант не обращал на них внимания. Но Хока и Фишер они раздражали все сильнее и сильнее.
— Это репортеры, — объяснил Медлей. — Пожалуйста, не трогайте их.
— Разве мы трогаем всех, кто нам не нравится? — обиделась Фишер.
— Конечно, нет, — согласился Медлей. — Я сказал на всякий случай. Просто необходимо, чтобы пресса была на нашей стороне. Две центральные газеты могут сильно повлиять на результаты голосования. К счастью для нас, Хардкастл всегда ненавидел прессу и не привлекал ее к своей избирательной кампании. Поэтому все положительные моменты нашей деятельности найдут отражение в газетах—и это будет еще один гвоздь в гроб Хардкастла. Кроме того, большинство репортеров — свободные журналисты, пишущие заметки для бульварных листков, и мы ни в коем случае не можем их обижать. Адамант закончил речь об открытии госпиталя для бедных и нуждающихся, и толпа стала громко аплодировать. Когда он провозгласил госпиталь открытым и перерезал ленточку, которая, по мнению Хока, ни на что не годилась, — аплодисменты возобновились. Хок решил, что политиков ему никогда не понять.
Через толпу пробился сильный и задиристый человек, сопровождаемый двумя телохранителями в кольчугах. Он начал громко и неприлично оскорблять Адаманта. Толпа недовольно возмущалась, но ничего не предпринимала, опасаясь телохранителей. Наемники Адаманта не решались лезть в толпу, боясь создать панику. Хок и Фишер переглянулись и вытащили оружие. Сражение продолжалось меньше минуты — и задира лишился телохранителей. Он окончательно потерял самоуверенность, когда кончик меча Фишер запрыгал перед его носом.
— На твоем месте, — сказал Хок, — я бы убирался отсюда. Иначе Фишер покажет тебе свой любимый фокус. А у нас нет времени, чтобы потом смывать кровь.
Забияка поглядел на покойников у своих ног, громко проглотил комок в горле и исчез в толпе, которая не стала ему препятствовать. Людям куда интереснее было задавать вопросы Адаманту. Большинство из них касалось канализации, точнее, ее отсутствия, но в целом толпа была настроена дружелюбно. Увидев, как Хок и Фишер расправились с хулиганом, зрители совсем развеселились. Адамант отвечал на вопросы коротко, ясно и остроумно, совершенно очаровав своих сторонников.
Хок прислонился к ближайшей стене и огляделся. Все спокойно. Толпа настроена дружелюбно, а людей Хардкастла не видно. Он удовлетворенно кивнул и немного расслабился. Политическая кампания — изматывающее и тяжелое дело, и им предстояло побывать еще во многих других местах. Как там чувствуют себя остальные?
Изабель выглядела спокойной и собранной — правда, чтобы вывести ее из себя, нужно очень сильно постараться. Адамант находился в своей стихии, казалось, что ему для счастья больше ничего не нужно. Даниель же, напротив, выглядела неважно, нашла перевернутый ящик и присела на него. Ее лицо было бледным и измученным, плечи поникли от усталости, руки дрожали. Хок нахмурился. Вильерс говорил, что она больна… Капитан решил присматривать за ней. Если у Даниель не откроется второе дыхание, ему придется попросить Фишер отвести ее домой в сопровождении пары наемников. Адаманту совсем ни к чему лишний источник беспокойства. А Даниель будет в безопасности. Хок огляделся в поисках Медлея, чтобы сообщить о своих планах, и занервничал, когда понял, что консультанта Адаманта нигде не видно. Он повернулся к жене, но та улыбнулась в ответ.
— Не паникуй, Медлей заскочил в таверну, чтобы промочить горло. Он вернется, прежде чем мы двинемся дальше. Ты стареешь, Хок, раз не замечаешь такие вещи.
— Верно, — согласился Хок. — За эти выборы я постарею на сто лет.
Таверна была невзрачной даже по стандартам Хай—Степс. В свете тусклых ламп все предметы казались неясными и расплывчатыми. Так нравилось большинству посетителей, хотя, с другой стороны, никому бы не пришло в голову любоваться ими, такой уж тут был район. Но Медлея это не волновало. Здесь он впервые встретил свою любовь, и для него таверна всегда будет особым местом. Он кивнул флегматичному бармену за деревянной стойкой и поспешно направился в отдельную комнату в задней половине таверны. Любимая была там и ждала его, как и обещала. Всего один лишь взгляд на свою избранницу заставил сердце Медлея биться чаще. Он сел рядом с ней, и их руки соединились. Влюбленные молча глядели друг другу в глаза. Медлею казалось, что он никогда еще не был так счастлив.
— Я не могу долго оставаться с тобой, — произнес он наконец. — Почему ты назначила встречу сегодня? Ты знаешь, что я всегда рад видеть тебя, но люди Адаманта рядом и они могут нас заметить…
Она улыбнулась и стиснула его руки.
— Да, знаю, прости. Но я должна была повидаться с тобой. Когда еще у меня окажется свободное время. Как проходит твоя кампания?
— Превосходно. Послушай, мне надо идти, пока меня не начали искать. Нельзя, чтобы пас видели вместе.
— Я знаю. Нам не дадут встречаться.
— Пусть только попробуют! — воскликнул Мед—лей. — Для меня в целом мире нет ничего дороже тебя.
— Я очень рада.
— Я люблю тебя.
— Я тоже люблю тебя, Стефан, — сказала Роксана.
Камерон Хардкастл решительно шагал но Хай—Степс, и люди выстраивались вдоль улиц, чтобы взглянуть на него. Хардкастла постоянно окружали вооруженные наемники, держа толпу на почтительном расстоянии. Иногда зрители начинали аплодировать, но особой радости не обнаруживали. Знамена, вывешенные по приказу Советника, понуро свисали при полном штиле, и хотя люди держали в руках флаги и лозунги консерваторов, лишь немногие размахивали ими. Если бы сопровождавшие ею сторонники не пели гимны, улицы были бы неприятно тихими. Хардкастл мрачно улыбнулся. Все скоро изменится — стоит только ему начать говорить.
Джиллиан безмолвно шла рядом с мужем, ее глаза, как всегда, были опущены. Хардкастл с радостью оставил бы жену дома, но это политически невыгодно. Прочная семья всегда была краеугольным камнем консервативного образа мыслей, и ему приходилось брать ее с собой, поскольку этого от него ожидали. Ничего, Джиллиан не опозорит. Не осмелится.
В нескольких шагах позади шел Вульф, одетый, как и наемники. Если в нем признают колдуна, люди встревожатся. Они не доверяют магии, всему, что связано с ней, — и не без причин. Кроме того, присутствие колдуна незаконно. И, в—третьих, на него могли организовать покушение. Очень многие хотели избавиться от Вульфа. Но он не мог лишить Советника своей защиты: у Советника было слишком много врагов. Поэтому великий колдун Вульф ступал по мостовым Хейвена, следуя за Хардкастлом как тень и обильно потея под тяжелой кольчугой. Помимо всего прочего, Хардкастл не сможет произносить речи без помощи чародея.
Советник был в отличном настроении. Все речи проходили на ура, а наемники выходили победителями практически из всех стычек с людьми Адаманта. Дойдя до помоста, приготовленного для митинга, Советник поднялся по ступенькам на сцену. Джиллиан безмолвно встала рядом с мужем, вымученно улыбаясь зрителям. Гимн консерваторов затих, и толпа приветственно зааплодировала, опасаясь ободряющих тумаков со стороны наемников кандидата. Хардкастл поднял руки, и на многолюдную улицу опустилась тишина. Он начал говорить, и толпа восторженно внимала ему. Волна эйфории накатила на собравшихся, они топали ногами, кричали, выражали одобрение каждой фразе. К концу речи слушатели
