– Да нет же, был.
Трэвен повернул за угол. Подошвы кроссовок шлепали по тротуару. Дождь усилился, посыпались крупные капли. Трэвен съежился, вспоминая о двух убитых женщинах.
– Чем сейчас занимается Эскобар? – спросил он, включив микрокристалл связи.
– У него вечеринка. Просто удивительно, что после тридцати лет работы на картель он все еще полон жизни. Этот сукин сын способен перепить любого из нас, а когда мы полностью отключимся, еще провозгласит тост за наше здоровье.
– Он знает, что Очоа арестован?
– Не имею представления. Мы не в состоянии прослушивать, что у него происходит, а сплетни на улицах о сеньоре Эскобаре стали за последнее время очень редкими и сдержанными. Тебе не кажется, что Эскобар ушел в тень, когда его молодой конкурент начал выдвигаться на первый план?
– Пожалуй, ты прав.
– Странно, но мы никогда раньше об этом не думали.
– Были слишком заняты текущими делами. Оглядываться назад всегда легче, да и проще делать выводы. – Трэвен посмотрел на небоскреб Хсинг. В дневное время он казался таким красивым – гигантское здание из бетона и цветного стекла, жильцы которого принадлежали к числу самых богатых людей Далласа. Однако ночью, когда верхние этажи терялись в темных тучах, окружающих их, подобно крепостному рву, небоскреб походил на зловещую крепость, пользующуюся темнотой в качестве одного из своих оборонительных сооружений.
– Когда ты в последний раз встречался с Эскобаром
лицом к лицу? – спросил Ковальски.
– Шестнадцать месяцев назад.
– Насколько я помню, в тот раз вы расстались отнюдь не друзьями.
– Верно.
– Он может прийти к выводу, что депортация из Соединенных Штатов не такая уж большая цена за твое убийство. Ты об этом подумал?
– Да. Но не стоит забывать, что Эскобар играет роль посла Колумбии в США, ему нравится здесь жить. Даллас стал для него таким же родным домом, как и Медельин, да и заниматься бизнесом здесь очень удобно.
– Не говоря об огромных доходах, к которым он привык.
– Совершенно верно. И это еще одна причина, по которой он не станет пытаться убить меня сегодня вечером.
Ковальски промолчал. Доводы Трэвена его явно не убедили.
Трэвен стоял напротив небоскреба Хсинг и думал о том, что даже если телохранители Эскобара еще не успели обратить на него внимания, то уж охранники здания наверняка взяли на заметку.
– Кого из своих парней направил сюда департамент по борьбе с наркотиками?
– Это не парень, а дама.
– Гибсон?
– Да.
– Она не возражала против сценария сегодняшней встречи?
– Нет, при условии, что мы обо всем поставим ее в известность. Она – настоящий профессионал, преследует Эскобара и его людей дольше нас с тобой. Я не говорил тебе о том, что мне удалось наконец узнать, сколько ей лет?
– Нет.
– Ты ведь знаешь, насколько косметическая хирургия, к которой прибегает департамент для омоложения своих сотрудниц, играющих роль роковых женщин, замедляет процесс старения. Оказалось, мы с тобой вполне могли бы в младенческом возрасте играть у нее на коленях.
– Не удивительно, что она до сих пор так и не поддалась на твои ухаживания.
– Но ведь в преодолении сопротивления и заключается вся прелесть обольщения дамы. Теперь, когда мне известен ее возраст, я усыплю Гибсон цветами и коробками шоколада. Сообщу, когда добьюсь успеха.
– Смотри только не вздумай болтать слишком много про свои победы, а то мне придется носить тебе цветы и шоколад в больницу. Может быть, ты сможешь пить шоколад через соломинку, а когда снимут повязку со сломанного носа, насладишься ароматом цветов.
Смех Ковальски был таким же резким и грубым, как пронизывающий ветер.
– Пора приступать к делу, – сказал Трэвен и, склонившись вперед, навстречу холодному ветру, перебежал через улицу.
Вживленный в голову микрокристалл связи он оставил включенным на передачу. Трэвен знал, что, оказавшись внутри здания, он будет чувствовать себя отрезанным от напарников, к которым привык за время проведения групповых операций. Кроме того, если режим работы кристалла связи не будет изменяться, то и охранные сирены внутри здания не включатся, и тогда Ковальски сможет вести магнитофонную запись всего разговора.
На другой стороне улицы он пошел шагом, все еще держа руки в карманах. Подойдя к входу, Трэвен нажал на кнопку, двери раздвинулись, и он вошел в вестибюль. Капли дождя стекали с плаща на покрытый ковром пол. Как только выяснилось, что отпечаток большого пальца Трэвена не принадлежит ни одному из
