Я объявил план, в который входил осмотр готовности путешественников и кораблей к плаванию. При этом, как только все корабли были бы загружены, мы бы сразу же отплыли. Но дабы придать всему мероприятию характер обычного осмотра, я во всеуслышание предупредил, что за обнаружение неполадок и неисправностей каждый виновный будет наказан двухнедельными работами по кухне, месяцем ночных караулов, запрещением целую неделю покидать дворец — в общем, старался указать на то, что мы еще долго пробудем в Ирайе.
Мы оба с Джанелой были потрясены открывшимся с вершины горы видением, меня же, кроме того, здорово утомило и само восхождение.
Джанела вскоре после нашего возвращения прислала за мной, упрашивая поторопиться. Я же сидел в своей спальне, лелея мечту немного вздремнуть, но вместо этого прислушиваясь к бесконечному хныканию Пипа о том, что вот, дескать, ежели бы он знал, что предприятие окажется таким опасным, он бы никогда не согласился отправиться в это путешествие, и, стало быть, благородный господин Антеро должен бы обратить особое внимание на размеры оплаты, учитывая, что дело может обернуться так, что он, Пип, вообще окажется не в состоянии вернуться в Ориссу, и так далее, и так далее.
Эту старую песню Пип заводил в каждой экспедиции. Я в конце концов рассмеялся и сказал, что если он рассчитывает получить побольше золота, то должен побольше и поработать и не терять надежды на хорошие премиальные по возвращении домой. Наш привычный диалог завершился, а я отправился в апартаменты Джанелы, размышляя, что же такое еще произошло.
У нее на столе стояла открытая сумка, а вокруг валялись различные предметы, необходимые для магии. Перед нею стояла мензурка с какой-то ужасной на вид и отвратительно пахнущей жидкостью.
— Амальрик, — сказала она без вступления, — у нас проблемы.
— Кто же этого не знает.
— Об
Я сделал, как она сказала, и она нанесла мне порез крошечным ножиком — но серебряным, а не золотым, который использовала для предыдущих заклинаний. Подержав палец над мензуркой, она выдавила туда три капли крови.
— Должно быть, после посещения горы у меня повысилась чувствительность, — сказала она. — Некогда у меня уже было это ощущение страха и опасности, словно за мной наблюдает невидимый враг. И последние несколько часов я ощущаю присутствие этой опасности здесь, причем исходит она не от Модина и его магии или с востока, а откуда-то из неизвестного мне места. И большего я не могу объяснить. А теперь держи свои руки ладонями кверху.
Она начала натирать их какой-то желтоватой мазью.
— Ты сказал, что не обладаешь магическим талантом, во что я не верю, — тихо, тихо, я не собираюсь спорить. Сейчас я просто хочу отправить твой дух назад по реке, к морю. А затем на юг и затем — обратно в Ориссу. И меня страшит то, что ты, может быть, увидишь. Если же заклинание не сработает, я просто расскажу тебе, что я подозреваю, и готова поклясться на чем хочешь, что я говорю правду.
Я сердито отдернул руки.
— Джанела. Сейчас же прекрати. Я вовсе не нуждаюсь в твоих клятвах.
— Но сейчас… ты мог бы… — Она посмотрела на меня с неуловимой печалью. — Извини, Амальрик. Я очень не права.
Она подняла свои ладони, как делают это жрецы, и принялась произносить нараспев:
Кровь находит кровь
Кровь ищет кровь
Кровь найдет
Кровь увидит
Кровь найдет.
Затем нормальным тоном она добавила:
— А теперь выпей этот напиток.
И я выпил до дна, неловко держа мензурку ребрами ладоней. Вкус сначала был сладкий, затем чуть горьковатый, а под конец и раздражающе неприятный, почти заставляющий глотку не пропускать снадобье внутрь.
Испугавшись, что меня сейчас вытошнит, я хотел было протестовать, но не успел я отставить мензурку, как был вырван из телесной оболочки и закружился в пространстве.
Когда я был еще подростком, на всю Ориссу недолго большое впечатление производила циклорама. На длинных полосах материи располагались подряд картинки. Зрители усаживались в кресла, а перед ними циклорама перематывалась с одного цилиндра на другой. Так что можно было совершить как бы путешествие из Ориссы к устью реки или вдоль Лимонного побережья или отправиться на повозке из города к горам. Можно было забыться и представить, что путешествуешь ты сам.
Вот и теперь у меня было ощущение, что я нахожусь перед циклорамой, которая перематывается с невероятной скоростью. Река, извиваясь, промчалась подо мной, как обезглавленная змея, вот уже и Мариндюк, а вот я лечу над морем обратно в Ориссу. Под собою, на беспокойных волнах, я разглядел какие-то точки и спустился ниже. Оказалось, это десять кораблей, на главных мачтах которых я с радостью увидел знамена Ориссы.
Узнал я и корабли — они принадлежали мне, — часть торгового флота Антеро. Но снаряжены они были для войны — по бортам натянуты противоабордажные сети, на полубаки водружены катапульты. На палубах люди, одетые в боевую кожаную форму, упражнялись во владении оружием.
Затем я очутился над одним из кораблей, который почему-то счел флагманским, там я и завис, невидимый, над ютом. Подо мной стоял Клигус! Почему это
Клигус, также одетый в военную форму, был увлечен разговором со знакомым мне гвардейским офицером, имени которого я, впрочем, не помнил. Мне отчаянно хотелось знать, о чем они разговаривают, и наконец я кое-что расслышал. Но неотчетливо, как ожидалось при такой моей близости к разговаривающим, а словно из какой-то трубы доносились звуки, так что я разбирал лишь отдельные слова:
— …что в наших силах… арест… приговор, разумеется… разрешение… объяснение… ренегат… когда я вернусь… доказательство… вся Орисса узнает… ну и тогда уж Гермиас будет обречен вместе с ним.
Тут Клигус изобразил насмешливое горестное выражение, не скрывавшее радостный блеск в глазах, и четко произнес:
— Мой собственный отец! Во имя Тедейта, как же мне перенести такой позор?
Я рванулся обратно в Ирайю, вернулся в тело, расслабленно раскинувшееся в кресле спальни Джанелы. Она посмотрела на меня, кивнула, зная, что я увидел и услышал, встала и отошла к окну, глядя на улицу. Я постарался овладеть собой, несмотря на охватившую меня слабость. Даже слезы выступили на глазах. Но тут же мною овладел гнев. Я монотонно изложил все, что слышал и видел.
— Но как могла Орисса… — я запнулся, подыскивая слова, — прислушаться к этому?
— Амальрик, я понимаю, что это удар для тебя, но, пожалуйста, не теряй головы, ради себя же самого. Ты сказал, что Клигус обмолвился о том эффекте, который произведет на Ориссу какое-то сообщение, как только он вернется с каким-то доказательством или с тобой. И ты сказал, что это твои корабли. А еще раньше ты рассказывал, что у Клигуса имеются могущественные друзья. Держу пари, что он добился разрешения организовать экспедицию на свои средства, дабы исследовать какие-то преступления, в которых он обвиняет тебя. Ну а пока ты еще не предстал перед Воротами Предателей, или как там это у вас в Ориссе называется, у тебя там должны остаться друзья. Клигус упоминал Гермиаса, следовательно, тот держится твердо и пока в безопасности. К тому же есть Палмерас, который, по-моему, никак не склонен поверить Клигусу, что бы тот ему ни рассказывал.
— Я уверен, что он не поверит.
— Для чего же ему так важно привезти тебя обратно? А ты уверен, что Клигус говорил правду,
