глуховато бормоча при этом о бессмысленности неоправданного риска.
— Я всегда чувствую себя превосходно, убив врага, — рассеянно сказал Финлэй. — Это очищает нервную систему, освобождает от темных мыслей и ненужных движений души.
— Ну как всегда, — поморщился Георг. — Если ты не способен утолить жажду крови даже на арене, Империя не может спать спокойно. Тебе дать волю — ты истребишь на дуэли весь цвет аристократии. Когда я первый раз увидел тебя в бою, то понял, что ты прирожденный убийца.
Финлэй ответил ему недоверчивым взглядом:
— Уж не забыл ли ты, как сам свирепствовал на арене, когда носил этот шлем?
— Нет. Но я отвечал на вызов, а ты дерешься, чтобы пощекотать себе нервы. Это разные вещи. Именно поэтому тебе будет гораздо труднее уйти с арены. Но в конце концов даже твоя страсть угаснет и тебе придется отдать шлем и легенду какому-нибудь молодому глупцу с налитыми кровью глазами и дьяволом в сердце.
— Возможно, — неохотно согласился Финлэй, Не желая начинать спор на эту тему. — Во всем виноват мой отец. Я с детства стремился стать воином. Я готов был драться насмерть из-за любого намека на оскорбление, от кого бы оно ни исходило. Почти из всех драк и потасовок я выходил победителем. Я готов был поступить на службу в любой род войск, лишь бы сражаться с врагами Империи. Но — нет, я был старшим сыном, наследником и поэтому не мог рисковать своей бесценной жизнью. Конечно, мне позволяли вволю упражняться в фехтовании и стрельбе из дисраптера — это естественно для аристократов, но мне этого было мало. Вовсе недостаточно. Для того чтобы разогреть кровь и обострить чувства, мне нужно было еще кое-что.
Я вышел на свою первую дуэль, когда мне было пятнадцать, и сделал из того несчастного ублюдка котлету. После этого я чувствовал себя на вершине блаженства. Но потом за мной стали ходить по пятам телохранители, которых заставляли выступать от моего имени на дуэлях. Можешь себе представить, как на это отреагировали мои приятели! Я и прежде не был среди них большим авторитетом, а теперь они просто стали считать меня отребьем. И за все это надо было благодарить отца.
Прошло много времени, прежде чем я впервые появился на арене. Я ускользнул от телохранителей, дал взятку служителям арены и провел свой первый бой под голографической маской. Это был довольно простой и безыскусный поединок на мечах. Когда бой окончился и мой противник остался лежать мертвым, у меня было такое чувство, что я словно возвращаюсь домой после дальнего путешествия. На людях я стал изображать из себя изысканного щеголя, чтобы никто не разгадал мою тайну. Если бы это получило огласку, разразился бы скандал: наследник одной из самых благородных фамилий готов сражаться с любым ублюдком на арене! Моего отца тут же хватил бы удар!
— Ты никогда не рассказывал мне об этом раньше, — покачал головой Георг, — Хотя многое мне было известно. Я должен был знать твои секреты, ибо я — твой наставник. Но ты не заводил разговор на эту тему, а я не хотел тянуть тебя за язык. Интересно, почему ты сейчас так разоткровенничался?
Финлэй пожал плечами:
— Сам не знаю. Наверное, потому, что сегодня я по-настоящему почувствовал вкус смерти.
Георг невесело усмехнулся:
— Самое время. Если ты до сих пор не проигрывал, это не значит, что тебя нельзя победить. В последнее время ты стал чересчур задирист. Как бы ты ни был силен, на свете всегда найдется кто-нибудь посильнее — это закон арены.
— Кого ты имеешь в виду? — нахмурил брови Финлэй и, отбросив полотенце, стал переодеваться.
— Ну, например, есть Кит Душегуб. К нему сейчас перешел титул лорда Саммерайла. Он просто сумасшедший, тебе лучше с ним не связываться.
— Сумасшедший — не значит непобедимый.
— Как правило, да. Ему не важно, что его убьют, главное — утащить на тот свет противника. Единственный раз в жизни послушай, что я тебе говорю. Я сделал из тебя бойца не для того, чтобы ты погиб от руки гениального безумца, подсознательного самоубийцы.
— Я тебя понимаю. — Финлэй сел на скамейку и стал натягивать сапоги. — В последнее время я действительно чересчур увлекся боями. Мне кажется, что на арене нет тех козней и интриг, которыми пропитана вся светская жизнь. Там каждое слово имеет десять разных значений. Шагу не ступишь, не наткнувшись на какого-нибудь шепчущего интригана или предателя. К счастью, в моей семье, да и вообще в высшем обществе, меня считают не только щеголем, но и трусом и не посвящают в эти вонючие интриги. Вовсе нет желающих сразиться со мной на дуэли, а вовлекать меня в заговоры не решаются из-за моей «глупости». Я всегда считал, что моя роль очень удобна. Она ставит меня вне интриг, сохраняет мою тайну и, кроме всего, по-настоящему развлекает меня. Да, Георг, жизнь забавна. Хотя еще забавнее — смерть.
— Я рад, что ты в хорошем настроении, — сказал тренер. — Сегодня для тебя это очень полезно. Возможно, ты забыл — наверняка забыл! — но сегодня ты приглашен на свадьбу. Это очень серьезное мероприятие — приглашены только твои ближайшие родственники. Людей попроще, вроде меня, не пустят даже на порог.
— Не переживай, — коротко отреагировал Финлэй, поправляя на себе одежду и придирчиво глядя на свое отражение в большом, в полный рост, зеркале. — Тебе все равно это не пришлось бы по вкусу. Скука, никаких развлечений, все говорят вежливым тоном, не очень сытная еда и скверное шампанское. Это действительно важное событие для тех, кто видит тут какой-то прок. Мой двоюродный брат, Роберт Кэмпбелл, собирается жениться на Летиции Шрек и объединить этим два родовитых клана. Конечно, это брак по расчету, продиктованный денежными и политическими интересами. Все помнят, что эти два клана люто враждовали друг с другом, но сейчас каждый из них нуждается в поддержке, потому что имеет общих врагов. Так что все кровные обиды перечеркиваются брачными узами. Все кончится горькими слезами, но сейчас никто не хочет думать об этом. Никого не беспокоит, что жених и невеста никогда не будут жить вместе — просто сдадут сперму и яйцеклетку в донорский банк и останутся супругами только на бумаге. Бедные Роберт и Легация! Насколько я знаю, они даже никогда не видели друг друга.
Георг улыбнулся:
— По сравнению с сегодняшним развлечением на арене это кажется обыденным и скучным.
— Вовсе не обязательно. Бывали случаи, когда семейные праздники становились более опасными и непредсказуемыми, чем поединки на арене.
Георг пожал плечами:
— У меня всегда все было проще. Младший сын незнатного рода, слишком бедного, чтобы его заметили, — вот как было со мной.
— Если бы они только знали! — сказал, улыбнувшись, Финлэй. — Рано или поздно тебе надоест вести благопристойную жизнь и ты снова вернешься на арену. Ты не сможешь противостоять этому, это зов крови!
— Нет, — возразил Георг. — Я уже очнулся от кошмара и нашел свое место. Пока ты здесь, я останусь тренером, но не больше того.
— Тогда тебе еще долго придется ждать, — спокойно сказал Финлэй. — Я бы не смог уйти с арены, даже если бы очень захотел. Только она спасает меня от безумия.
Георг недоуменно поднял брови:
— Для тех, кто занимается нашим делом, здравый ум — очень относительное понятие.
Тут они оба вздрогнули, потому что входная дверь медленно приоткрылась. Это казалось совершенно невероятным. Система безопасности, которой была оснащена дверь в раздевалку Финлэя, была просто чудом техники. Финлэй протянул руку к своей «моргане», все еще испачканной кровью ангела, а Георг достал откуда-то импульсный пистолет. В комнату вошла монахиня — со сложенными для молитвы руками, в колышущемся черном одеянии и скрывающем лицо капюшоне. Финлэй посмотрел на нее жестким неприветливым взглядом, Георг тоже не отложил дисраптер. Сестры ордена милосердия были частыми гостьями в коридорах арены, но при всем этом ни одна из них не смогла бы проникнуть в комнату Финлэя. Она остановилась на почтительном расстоянии от мужчин, дверь за ней глухо затворилась, и на несколько секунд все замерли в выжидающих позах. И тут монахиня подняла свои тонкие аристократические руки и откинула капюшон. Финлэй и Георг облегченно вздохнули. Кэмпбелл отложил меч, а его тренер вновь
