Возможно, это и впрямь было излишне жестоко, и предки неодобрительно покачали бы головой, узрев подобное, однако это учитывало весь исторический опыт русских, которым они на сей раз не пренебрегли. И за почти тысячу лет существования Российской империи ни одна сволочь, ни горская, ни чухонская, ни-ка-ка-я не пировала больше на костях поверженного титана. Кто захотел – ассимилировался, кто не захотел... Что же, космос велик. Однако мало кто из отринувших империю просто выжил, и никто не поднялся выше третьего сорта. Не раз и ни два народы, решившие уйти в свободное плавание и оказавшиеся на краю коллапса, просили помощи у бывшей метрополии. Русские могли помочь почти всегда. Русские не помогли ни разу.
А еще русские никогда не воюют между собой. Да, бывает всякое – бывает, воруют, бывает, бьют морды, в семье не без урода, но воевать друг с другом в голову никому не придет. Даже если один из них – пират и отщепенец, оставшийся без покровительства своей страны. В конце концов, вокруг хватает тех, на ком, если уж невтерпеж, почесать кулаки не возбраняется – главное, чтоб не о своих. Это правило уже исчезает во дворце с его разборками, но не среди солдат, разве что дуэли... Но тут целый кодекс есть, удручающе сложный. А значит, если перед ними русские, 'Эскалибур' развернется и уйдет. Гори он огнем, трофей – переживут, но уходить придется им, потому что регулярный флот не отступит.
Однако – не в этот раз. Сканеры пробили все-таки довольно жиденькое маскировочное поле приближающейся эскадры. Ерунда – четыре корвета, три старых эсминца и один легкий крейсер. Все устаревшее и, главное, произведено в разных странах, а значит, или пираты, или флот какой-нибудь карликовой 'сверхдержавы', которую и бортовой компьютер-то вспомнит лишь после долгой задумчивости и, вполне возможно, со смехом. В приличном обществе упоминать о принадлежности к такой стране вообще считается дурным тоном. Правда, граждане таких государств часто вспыльчивы, и на любое пренебрежительное упоминание о своей родине отвечают вызовом на дуэль, а то и просто хватанием за оружие. Их можно понять, им можно посочувствовать, но не стоит принимать всерьез, особенно когда за твоей спиной действительно серьезная страна. Ну, попыхтят-попыхтят – и успокоятся, тем более что делать им ничего другого и не остается. Слабых не уважает никто, даже пираты. Особенно пираты – так всегда было и так всегда будет.
Обдумать до конца мысль Соломин не успел – на всю рубку раздался голос офицера связи:
– Командир, с эскадры вызывают вас. Переключить на ваш личный канал?
– Оставь на общем, мне нечего скрывать от своих людей, – фыркнул Соломин.
Связист ничуть не удивился – не в первый раз. Однако же, мальчишка все-таки, ему еще доставляет удовольствие соблюдать субординацию... Лихой мальчишка, месяц службы, дуэль, звон шпаг, раненый штабной офицер и отставка без пенсии. Правильно, наверное, но уж больно жестоко по отношению к пацану. А с другой стороны, не случись так – и не получил бы Соломин в экипаж отлично подготовленного офицера-связиста. Опыта, правда, маловато... было. Сейчас парень уже пообтесался, многому научился и в экипаже был своим, хотя, конечно, первые месяцы для 'стариков', успевших хлебнуть службы, казался чуть ли не юнгой.
Между тем, по общей связи пошел голос неизвестного противника. Очень интересный голос. На английском, с каким-то странным тягучим акцентом, у неизвестного корабля требовали остановиться и принять на борт абордажную группу, а не то, дескать, будут стрелять. И все этак вежливо, витиевато, с некоторым даже изяществом.
– Обзовись, придурок, – фыркнул в ответ Соломин, внимательно глядя на тактическую голограмму. Если ей верить (а пока что, за все годы службы, она не подводила капитана ни разу), противник был уже в зоне поражения. А вот для его артиллерии 'Эскалибур' был пока еще далековато, равно как и для сканеров, не способных с такой дистанции проникнуть сквозь маскировочный экран.
– Ох, простите, я не представился... Забыл, что поделаешь, забыл – с моей профессией, думаю, это простительно.
– Короче, Склифасофский.
– Дюбуа. Капитан Френсис Дюбуа. Надеюсь, вы слышали обо мне? А с кем я имею честь?
Ну вот, все и встало на свои места. Местный Морган и Дрейк в одном лице, наслышаны, естественно. Французы когда-то были посредственными моряками, но космолетчики среди них попадаются, порой, очень неплохие. Особенно если эти французы родом с Канады, где их кровь успела смешаться с кровью более серьезных народов. Этот – как раз из таких. Лихой пират, собственная эскадра и к ней мобильная база – предмет черной зависти окружающих, включая самого Соломина. Правда, до сих пор пересекаться не приходилось – Дюбуа промышляет почти исключительно в этом секторе, а Соломина сюда занесла производственная необходимость, причем впервые. Корчит из себя благородного и галантного – в смысле, излишней жестокости, в отличие от многих, себе не позволяет и женщин пользует исключительно с их согласия, то ли и впрямь имеет определенный склад характера и воспитание, то ли на образ работает. Хороший образ, кстати – ему, в отличие от других пиратов, предпочитают сдаваться без боя. Но вот на пути Соломина сей, несомненно, примечательный индивидуум попался совершенно зря, придется оторвать ему голову, чтоб другим неповадно было.
– У меня, уважаемый Френсис, есть к вам встречное предложение. Вы ложитесь в дрейф, открываете люки, а мы, так уж и быть, обходимся без лишних трупов и, более того, обязуемся высадить вас всех на ближайшем пригодном для жизни мире. Ну а если нет – тут уж, извините, я еще подумаю, стоит ли брать пленных.
– Вы смеетесь надо мной, месье?
– Что вы, господин хороший, как можно? Хорошую шутку ценю и я сам, поэтому все еще не разнес вашу жалкую эскадру на клочки.
– Месье, нас все-таки восемь.
– Петро Иваныч, товарищи не понимают... Покажите им, пожалуйста.
Петр Иванович Антонив, невысокий пожилой украинец из метрополии, ушедший с флота по возрасту и так и не нашедший себя в мирной жизни, заведовал на корабле системами маскировки. Понятливо кивнув, он одним мановением руки убрал маскировочный экран, и линейный крейсер предстал перед людьми Дюбуа во всей красе. Все присутствующие услышали полувздох-полувсхлип. Ну да, конечно, не каждый день на удочку вместо пескаря клюет акула, эмоции француза понятны.
– Лечь в дрейф, заглушить двигатели и, мать вашу, если кто-нибудь посмеет дернуться – открываем огонь на поражение! Бегом!
Ответом был залп с флагманского крейсера французского пирата – скорее от отчаяния, потому что в зону поражения его орудий 'Эскаклибур' вошел бы минуты через две, не раньше. Ну что же...
Пятью минутами позже крейсер 'Париж' оставался единственным уцелевшим кораблем пиратской эскадры. Правда, уцелевший – громко сказано. Помятая жестянка с неработающими двигателями, отстреленными реакторами, истекающая паром из всех многочисленных дыр, проделанных орудиями 'Эскалибура' напоминала, скорее, дуршлаг. Однако по сравнению с остальными семью кораблями крейсер действительно уцелел – от тех остались только кляксы расплавленного металла, хаотично летящие в пустоте. От некоторых, правда, не осталось и клякс – их разнесло буквально в брызги, Соломин не пожалел для них пары зарядов главного калибра.
– Пленных брать будем, капитан? – с интересом спросил штурман, аккуратно правящий пилочкой ноготь на мизинце, случайно сломанный в суматохе перед боем. Он был вообще ловелас и аккуратист, и за своим внешним видом следил тщательно.
– А зачем они нам... – ну, это уже старпом, у него логическое мышление преобладает.
– Будем, – а теперь пришла очередь собственно капитана. – Пленные нам, действительно, не очень нужны, но зачем уподобляться голубям?
– В смысле? – в один голос спросили оба офицера.
– А эти 'кроткие' птички соперников забивают насмерть. Крысы летучие... Нет уж, останемся людьми. Готовьте спасательные партии. И еще... Если там уцелели офицеры – разместите их отдельно. Очень мне хочется потолковать с ними за жизнь. В смысле, пускай они свою жизнь выкупают. Где-то у них была база с малым доком. Нам бы она очень пригодилась.
Офицеры понимающе переглянулись – все-таки вольный дух пиратства успел малость потеснить в их головах вбитые с детства принципы и то, что командир, поступая истинно по-офицерски, не забывает и о деньгах, а значит, и о благополучии своего экипажа, могло их только радовать. Да и вообще, несмотря на
