функциями. Как пишет Жак Пелькманс, «в реальном мире экономическая интеграция всегда является в определенной степени политическим (процессом)» (там же). Подобные механизмы (типа ЕЭС) придают этой «решетке» некую прочность; способствуют сохранению и развитию интеграционного процесса, все больше и больше обособляя его от окружающей неинтегрированной среды. Последнее особенно важно, чтобы понять суть одного непростого явления.
Так, у А. Д. Бородаевского есть на первый взгляд странное утверждение: «…региональная интеграция представляет собой диалектическое отрицание глобального, всекапиталистического характера этого процесса, выражает стремление ограничить его рамками группы государств» (с. 157).
Подобное обособление от остального мира вызывает тревогу у сторонников глобальной интеграции, как, например, у Брюса Рассета192. Однако это другая тема. Главное здесь запомнить, что региональная интеграция обособляется от остального мира. В этом утверждении схвачена диалектика взаимоотношений между интеграцией и интернационализацией. На это необходимо обратить особое внимание, т. к. большинство экспертов все по тому же «АТР» не видят разницу между интеграцией и интернационализацией. В качестве примера можно привести суждение китайского профессора экономики Цзилинского университета (КНР) Си Юньцзи. Он пишет: «Так называемая мировая экономическая интеграция фактически является интернационализацией процесса производства и воспроизводства всех стран во всем мире»193.
Это суждение не единичное. Так полагают очень многие атээровцы. Не думаю, что оно требует каких-то логичных опровержений. По крайней мере экономическое взаимодействие того же Китая, скажем, с Японией или с США почему-то не напоминает мне характер интеграционного сотрудничества в странах Общего рынка. И т. д. и т. п. В любом случае, если четко не различать эти два важных понятия, тогда любой анализ теряет всяческий смысл. Поэтому еще раз напоминаю:
Ее взаимоотношения с интеграцией выглядят следующим образом.
Интеграция, возникшая на почве интернационализации как ее высшая форма, начинает свою жизнь не по принципу сосуществования с тем основанием, из которого она возникла, а по принципу борьбы с ним. Здесь напрашивается прямая аналогия взаимоотношений между монополиями и рынком. Если интернационализация как объективный процесс расширяет свои географические рамки, то интеграция, наоборот, сужает их при существенном нарастании ее интенсивности и глубины. Интеграция, таким образом, выступает не только в качестве антагониста доинтеграционных форм хозяйствования, но и самой интернационализации. Диалектика же состоит в том, что интернационализация и интеграция не могут существовать друг без друга, однако их существование протекает как объективно противоречивое взаимодействие. Причем интеграция разъединяет хозяйственные пространства не только между разнотипными экономическими системами, как это было в период конфронтации между социализмом и капитализмом (в Европе: ЕЭС — СЭВ), но и между однотипными системами.
Подобное проявление интеграционного процесса объясняется тем, что если интернационализация отражает объективный ход развития мировой экономики, то интеграция являет собой объективно- субъективный процесс, в котором субъективная сторона нередко играет более существенную роль, чем сторона объективная. Не случайно говорят об интеграционной политике и никогда о политике интернационализации. А раз так, раз политика, значит, управление, значит, выбор партнеров, в котором учитываются параметрические свойства объектов: их союзническая принадлежность, их интересы, мощь и сила и т. д.
С позиции вышеприведенного определения экономически интегрированным регионом является только зона Общего рынка. НАФТА находится в состоянии первоначальных стадий интеграции, главным образом из-за ее слабого звена: Канада — Мексика. В Восточной Азии наметилась тенденция, всего лишь тенденция, к интеграции с неизвестными последствиями из-за возможной смены структурной конфигурации, другими словами, перемещения ее центра на китайскую экономику. В то же время совершенно преждевременно говорить об интеграционных процессах между тремя центрами экономики: США — Западная Европа — Япония, тем более о каких-то «интеграционных процессах» в несуществующем «АТР».
Глобализация, или Теория глобального капитализма
Теперь настала пора рассмотреть экономическую сущность глобализации, которая обычно анализируется в рамках Теории глобального капитализма. К созданию этой теории приложили руку наиболее выдающиеся ученые Запада, среди которых можно, к примеру, назвать Г. Эрриги, Жака Аттали, Б. Балласа, У. Белло, Дж. Боррего, Б. Камингса, X. Фридмана, А. Липеца, П. Тэйлера, Н. Трифта, И. Уоллерстайна. Некоторые из названных имен неоднократно упоминались на предыдущих страницах работы. На этот раз их материалы мне понадобятся для описания экономического механизма процесса глобализации. В какой-то степени нижеизложенное является весьма кратким обобщенным конспектом, прежде всего, работ американских ученых: Камингса, Уоллерстайна и особенно Боррего.
Капиталистическая мировая экономика в 90-е годы представляет собой в высокой степени усложненное переплетение производства, капиталов, информации, технологий, рынков труда и всех остальных звеньев получения максимальной прибыли, контролируемое тремя центрами экономического могущества, а также транс- и межнациональными корпорациями и банками. В целом мировая экономика стала более подвижной, изменчивой, усложненной и более взаимосвязанной. В этой новой системе любая экономическая деятельность имеет значение только в глобальном контексте. Данная система породила новое глобальное разделение труда. Процветание или, наоборот, упадок той или иной экономики, того или иного государства и даже того или иного региона зависит от истоков и структуры накопления капитала и кто им управляет внутри мировой экономики.
В системе глобального капитализма организация производства и экономическая деятельность меняются от стандартизированного массового производства до производства, ориентированного на индивидуального потребителя. Кроме того, вертикально интегрированные крупномасштабные производственные организации или предприятия заменяются вертикально дезинтегрированной и горизонтальной сетью связей между производствами. Данное переходное состояние в мировой экономике — от фордизма до постфордизма — началось в середине 70-х годов.
Как известно, фордизм опирался на систему массового производства и массового потребителя. Она (система) базировалась на стабильной, хорошо оплачиваемой рабочей силе в странах Первого мира, а также на интенсивной эксплуатации труда и ресурсов в странах Третьего мира. Производственные процессы концентрировались на относительно больших и крупных предприятиях.
Характерной чертой постфордистского режима является ослабление жесткости и усиление гибкости производства. Хотя эта тенденция сопровождается множеством других процессов, главное же в нем — минимизация ограничений для свободного движения капитала, а также ускорение его оборота. В 80-е годы взаимоотношения между бизнесом и правительством привели к ослаблению и сокращению возможностей государства регулировать процесс накопления капитала. Новые формы взаимодействия, отраженные в рейганомике, тэтчеризме и административно-финансовой реформе Японии, ускорили процессы дерегуляции экономики, что вело ко многим важным победам капитала, в значительной степени за счет интересов низших слоев общества. Главное же заключалось в том, что постфордизм был внедрен в международном масштабе, став питательной средой процесса глобализации капитализма.
Развитие глобального капитализма тесно связано со стратегией максимализации гибкости процессов, главными из которых можно считать следующие. Обычно называют пять важных процессов:
1. Производство децентрализируется и фрагментируется. В рамках глобального капитализма фордистская компания распадается на многие подразделения и подпроцессы, образуясь в небольшие фирмы, рассредоточенные широко по миру в общинах, регионах и государствах. Выгоды от такого дробления
