ради «разбега в жизнь», он приземлялся вместе со своим портфелем в Центрэнерго, туда, где в узкой, длинной полуподвальной комнате приютилась экспериментально-производственная группа. Группа автоматизации и телемеханизации энергосистем. Где еще могли вы встретить в то время такое? Первая ячейка. И возглавляет ее инженер Григорий Иванович Мартьянов.
Здесь, в тиши полуподвала, среди аккумуляторных батарей, измерительных приборов, выключателей и кнопок, среди проводов, катушек и наборов реле, перебегая от стола со схемами к столам с развороченными макетами, то с карандашом, то с отверткой или паяльником в руке, разгоряченный, без пиджака, с закатанными рукавами, проводил Мартьянов свои служебные часы, управляя работой по принципу «я все сам». Неизменный его помощник Вадим Карпенко да еще два монтажника, копошившиеся за перегородкой, — вот и вся группа, которой он призван руководить.
Но маленькая эта группа жила расчетами на большое — на то, что должно было открывать завтра новый день техники. Мартьянов рвался туда, в это новое, не признавая никаких отговорок, недоверчивых улыбок, осторожных выжиданий. «Наш пионер-барабанщик!» — перемигивались инженеры, когда Мартьянов уж очень распространялся на технических совещаниях Центрэнерго, беспрерывно требуя внимания к своей группе и беспрерывно склоняя: автоматика, телемеханика и обратно — телемеханика, автоматика. Завтрашний день не всегда получал предпочтение перед текучкой сегодня. А Мартьянов все равно и на следующий раз повторял то же.
Здесь, в полуподвале, были продуманы и проверены все переделки диспетчерского щита, разные варианты телемеханической связи. Здесь подвергались разбору новинки заграничные и выдумки собственные. Здесь на монтажных столах возникали и держали испытания разнообразные устройства для измерений на расстоянии, для сигнализации на расстоянии, для командования на расстоянии. Телемеханика совершала тут первые пробные шаги то в виде какой-нибудь схемы, вселяющей надежды, то в виде отставленного на полку макета, как надежд неоправдавшего.
На большом столе посреди комнаты лежал рабочий монтаж, как развороченные электрические внутренности, — с дисками телефонных искателей, с сигнальными лампочками, ключами, паутиной проводников и, конечно, с ворохом всяких электромагнитных реле — эти самые катушечки, вытянувшие свои лапки контактов. Изобретение Мартьянова или, вернее, зародыш изобретения. Телемеханическое устройство, должное по замыслу осуществлять сигнализацию и управление между диспетчерским пунктом и подстанцией. Что там делается на подстанции? Как ведут себя ее главные агрегаты — масляные выключатели? Они, масляники, включают и отключают энергетические цепи, они стерегут правильный режим, и они же чаще всего доставляют всякие неприятности. Сколько разговоров всегда и криков по телефону между диспетчером и подстанциями из-за этих масляных выключателей. «Сообщите, какой масляник отключился!», «Алле, аллё, что у вас там с масляником?!» А история с масляником номер двенадцать, от которой Мартьянова до сих пор передергивает. Она, быть может, тоже сыграла свою роль в том, что вот здесь, на большом монтажном столе, распластался этот нескладный пока эмбрион мартьяновского изобретения.
Задача: масляники должны сами, автоматически, сообщать, что с ними происходит. Момент, скажем, отключения. Тот ответственный момент, когда разрываются в маслянике контакты и мгновенно в точке разрыва вскипает электрический смерч в тысячи ампер и, словно громом, бьет удар. На центральном пункте должно быть тотчас же известно — загорается сигнальная лампочка на щите. Диспетчер, внимание! А в обратном направлении идут команды диспетчера: включить — отключить.
Не так много должны сообщать о себе масляники, и не так много надо им приказывать. Только два положения. Включено — выключено. И весь разговор на языке телемеханики. Задача, казалось бы, не слишком мудреная. Но сколько посвящено ей разных ухищрений, выдумок, авторских проектов и патентов!
Еще в самом начале на своем щите в Центрэнерго установил Мартьянов пробную сигнализацию с одной из подстан ций — там, что поближе к центру. Примитивная схема, взятая наспех из заграничных описаний. И едва поставил, как уже убедился: не то, совсем не то.
Потом после долгих пререканий решили выписать немецкую аппаратуру. Мартьянов постарался отыскать в каталогах последнюю новинку. Новейшая схема телемеханической связи. Известная германская фирма. Уж она-то не подведет!
Фирма действительно не подвела. Все было выполнено в надлежащем виде. Аккуратно в назначенный срок прибыли из Германии аккуратно упакованные ящики, с аккуратными черными и красными надписями, с окантовкой, с предохраняющими прокладками, с любезным сопроводительным письмом и технической инструкцией.
На торжественную церемонию извлечения из ящиков сверкающего никелем и полировкой телемеханического чуда пришел даже сам начальник Центрэнерго, изрекавший одобрение между посасываниями своей трубочки:
— Цирлих-манирлих, красота!
Мартьянов с озабоченным видом, отстраняя других, подхватывал осторожно каждый блок и нес, как драгоценный сосуд, на стол.
На этом большом столе в полуподвале были испробованы все узлы немецкой аппаратуры, проанализирована схема, обласканы пальцами аккуратные детали. Мартьянов и Карпенко удивлялись, как же все чисто, аппетитно сделано. Аппараты работали исправно, с осечками не чаще, чем полагается при всякой телемеханике. Их поставили для связи с одной из подстанций, и после неизбежных наладок и подстроек диспетчеры с новшеством как будто примирились. Во всяком случае, они ругали эту аппаратуру не больше, чем любую другую.
Ну что ж, новинка пришлась к месту, все довольны. Еще один маленький успех его излюбленной телемеханики.
Но Мартьянов изнывал от сомнений. То и дело разворачивал он схему немецкой установки и пожирал ее долгим взглядом.
— Что можно сказать об этой схеме? — подзывал он Вадима Карпенко.
Ничего, работает…
А вот это? — тыкал он пальцем в линии проводов.
Обычно, как полагается. Четыре провода.
— То-то, именно четыре! — торжествовал Мартьянов. Карпенко не любил, когда Григорий Иванович принимался донимать его загадочными вопросами. Но знал: если Мартья нов начинает говорить загадками, значит, у него что-то «постукивает».
Да, у него «постукивало». Только он сам еще неясно понимал, что тут можно сделать. Пока одни сомнения. Вот эти линии связи, прочерченные на схеме между диспетчерским пунктом и подстанцией. Четыре тонких пунктира, которые можно увидеть на каждой подобной схеме. К ним уже привык глаз — всюду так. Чтобы осуществить телемеханическую связь подстанции с диспетчерским пунктом, надо протянуть четыре линии. Общая истина.
Вот тут Мартьянов и остановился. Четыре линии! Тоненькие черточки на бумаге. Но так только на бумаге. А на самом деле… Каждая линия — это тяжелые металлические провода на десятки и сотни километров, это огромные работы по прокладке, столбы, траншеи, защитные устройства… И каждая такая линия — это лишние перебои, утечки, обрывы… Нет, это вовсе не такое уж достижение техники — четыре линии. Подумаешь, общая истина! Она слишком дорого стоит, эта истина. И неужели она так неприкосновенна?
А если бы… Бесцеремонная, абсурдная мысль: а если бы сократить количество линий? Не четыре, а две. Всего лишь две.
Удивительно даже, как много могут означать иногда каких-нибудь два провода. Неплохой был бы скачок вперед, через барьеры телемеханики. Воображение уносило его на радужных волнах.
Мартьянов пробовал искать в иностранных каталогах и проспектах: нет ли похожих решений с проводами меньше четырех? Но везде была узаконенная истина: четыре провода, и не меньше. Тот чужой мир, стоявший за каталогами и проспектами, как бы отвечал ему с безжалостной прямотой: не нравится — не бери, а хочешь, попробуй сделать лучше… если сможешь!
Оставалось лишь одно: у себя за монтажным столом ответить на этот вызов, ответить на собственные сомнения, разложив задачу по косточкам электрической анатомии.
