четырехдневные поездки. Его 6-тонный «Рено» был «в целом весьма неплох, — писал водитель, — но только не для этих дорог». Аварии случались на каждом шагу. Перевозить приходилось провиант, горюче- смазочные материалы, боеприпасы. Вот как он описывает один эпизод:
«…перевозить боеприпасы приходилось под непрерывным огнем противника. И так с 5 утра до 7 вечера. Ничего лучше не придумаешь, как везти такое опасное хозяйство, когда вокруг свистят пули и снаряды. В нашей транспортной колонне одного убили, а восьмерых ранили, но остальные наши ребята оказались счастливчиками».
Непроезжие дороги и опасность на каждом шагу были явлением повсеместным. «Нам запретили ездить ночью, — поясняет он, — из-за вражеских засад». Артиллерист Муттерлозе, воевавший в дивизии «Лейбштандарт СС «Адольф Гитлер», досадовал:
«Откуда мне было знать о положении на фронте? Нам целыми днями приходилось сидеть за рулем в тесной кабине, глотая пыль. И неотрывно глядеть вперед — местность здесь ровная как стол. Не за что глазу зацепиться».
Муттерлозе далее пишет:
«…шоферу приходилось не сладко. Ему все время надо было следить за идущей в нескольких метрах впереди машиной, двигавшейся вдобавок без сигнальных огней. Ганс сидел, подавшись вперед, и лихо крутил баранку, вглядываясь в темноту. Иногда сквозь пылищу удавалось что-то разглядеть, но чаще всего нет, только контуры переднего автомобиля».
Забравшись в кабину, артиллерист Муттерлозе пытался расшевелить одуревшего от езды водителя, время от времени указывая ему на опасность. Помогало. До поры до времени. «Я вдруг увидел, что идущая впереди машина резко затормозила». «Хальт!» — во все горло завопил Муттерлозе. Но было уже поздно — грузовик врезался во впереди идущую машину. Муттерлозе вышвырнуло на дорогу. «И тут наступила тишина, было слышно только, как журчит выливавшаяся из разбитого радиатора вода». И этот звук стал для Муттерлозе увертюрой к ужасу, который теперь ждал его: они отстанут от своих, окажутся одни на дороге. Мимо проехала колонна СС, во главе которой следовал неказистый грузовичок, помигивая фарами. Миновала полная томительного ожидания ночь, пока их не взяли на буксир и не оттащили в близлежащую деревню на ремонт. Естественно, их атаковала невесть откуда взявшаяся группа русских, из тех, что в изобилии бродили по лесам. И к тому времени, когда в деревню въезжал еще один горемычный грузовик, жаждущий ремонта, их собственный пылал как факел, подожженный русскими.
Подобные инциденты явно не способствовали повышению боевого духа и сохранению несокрушимой уверенности в победе. Как и перебои в войсковом снабжении. Фельдфебель Макс Кунерт живо помнит ночной марш, в холод и дождь. Плащ-палатки промокали насквозь. И когда из обоза притащили горячего чаю с ромом, «радости нашей не было границ».
«А все оказалось как раз наоборот, и мы готовы были сквозь землю провалиться, так нам было тогда стыдно за наших поваров. Никто не мог и в рот взять эту дрянь, называемую чаем. Они там все перепутали, и шуганули в котел табак вместо чая — а котел-то не маленький, литров 30, а то и 40. Представляете, каков был вкус. Ни сахар, ни ром уже не помогли. Мы еще тогда долго вспоминали этот чаек на марше».
Следует иметь в виду, что в 1941 году вермахт имел максимум того, на что мог рассчитывать по части транспорта, и, принимая во внимание неплохую его оснащенность техникой вообще, даже в тот период большая роль отводилась железнодорожному транспорту, поскольку стратегические перевозки осуществлялись по железной дороге.
Сосредоточение войск к моменту начала вторжения могло быть осуществлено лишь при условии бесперебойной работы железных дорог оккупированной немцами Польши. Внезапность удара была достигнута за счет переброски танковых и моторизованных дивизий в самый последний момент. С началом наступления выяснилась еще одна весьма досадная деталь — российская железнодорожная колея оказалась шире немецкой. А между тем именно железной дороге отводилась основная роль в обеспечении фронта стратегическими грузами[47].
Обусловленная идеологией самоуверенность определила и ход планирования кампании в целом — фюрер был несокрушимо уверен, что Советский Союз неизбежно развалится после первого же мощного удара вермахта, как карточный домик. И решительная победа ожидалась уже после окончания приграничного сражения. Поэтому немецкие железнодорожные войска не стали отягощать тренировками по перешивке колеи с европейской на русскую зимой 1940/41 года. Отсюда их полная неподготовленность. Первоочередной задачей стало расширение сети польских железных дорог с учетом предстоящих объемов грузоперевозок. Расширить сеть удалось, но в скором будущем она здорово облегчила немцам задачу уже невоенного характера. Речь идет об «окончательном решении» еврейского вопроса — переброске огромных масс евреев в лагеря смерти. Даже после вторжения в Советский Союз железнодорожные войска отнюдь не обрели приоритетную роль. Их оснащенность оставляла желать лучшего, и угнаться за высокими темпами продвижения войск им было крайне трудно. Урезались поставки горючего, которое военные железнодорожники получали по остаточному принципу после того, как удовлетворялись первоочередные потребности фронтовых частей. В конце концов командование приняло решение пополнить железнодорожные войска, призвав в вермахт персонал Имперских железных дорог.
На территории Советского Союза, занятой наступавшими группами армий, военным железнодорожникам приходилось срочно перешивать колею на немецкий стандарт для обеспечения бесперебойных поставок фронту. К 10 июля 1941 года уже 480 км пути было подготовлено, однако это обеспечивало лишь десятую часть объема необходимых поставок группам армий. «Узкими местами» в деле поставок фронту являлись и перегрузочные пункты в местах перехода с немецкой колеи на русскую. 11 июля 1941 года в Шауляе, на участке группы армий «Север», создалась катастрофическая ситуация — вместо положенных на перегрузку 3 часов, некоторые поезда простаивали по 12 и более часов (до 80 часов). Налицо были превышение нормального количества поездов и вытекавшее отсюда нарушение нормального функционирования. Случалось, целые поезда «терялись» в этой неразберихе. Согласно расчетам группа армий «Центр» ежедневно нуждалась в 34 железнодорожных составах (каждый по 450 т) для решения всех поставленных ей задач. Однако она получала максимум 18, да и то в лучшем случае. 9-я армия (группа армий «Центр») в начале июля жаловалась на недопоставку двух третей ежедневных грузов.
Накануне войны переброска большей части советских дивизий осуществлялась по железной дороге. Гавриил Темкин, служивший в рабочем батальоне, вскоре после начала войны так оценил немецкий блицкриг, в частности, воздушные рейды люфтваффе:
«В Польше люфтваффе уже за первые дни, если не за первые часы, полностью дезорганизовало работу железных дорог. К счастью, в России у них не все шло гладко. Из-за больших расстояний и отсутствия другого транспорта, кроме железнодорожного — конечно, грузы перебрасывались и на грузовиках, но в меньших объемах — командованию Красной Армии ничего не оставалось, как зорко следить за поддержанием бесперебойной работы железнодорожного транспорта».
По завершении наступательных операций солдаты-железнодорожники немедленно приступали к разбору завалов и обломков, первичному ремонту путевого хозяйства, обеспечивая продвижение составов, «пусть медленное, пусть с частыми остановками, но продвижение». Все неувязки и перебои войскового снабжения, с которыми приходилось сталкиваться немцам, не шли ни в какое сравнение с тем, что приходилось выносить русским армиям, поскольку их грузы, застревавшие на забитых составами станциях, подвергались непрерывным авиаударам люфтваффе. Следует еще добавить, что русские железные дороги оказались способны выполнять куда более сложные задачи, как, например, эвакуация целых промышленных предприятий, включая демонтированное оборудование и рабочую силу. Такие составы направлялись на восток, а на запад в это же время тянулись воинские эшелоны. Темкин заметил, что, несмотря «на весь хаос», ему исправно приходили письма от возлюбленной. Военная почта функционировала, несмотря на нерегулярность и задержки, люди получали письма с фронта, и фронтовые солдаты узнавали о житье-бытье своих близких в тылу. И, по мнению Темкина, это был добрый признак.
Исходная точка германского наступления на Москву находилась в 600 километрах восточнее Бреста. Немцы сумели перешить колею даже на такое расстояние. Согласно расчетам фельдмаршала фон Бока, командующего группой армий «Центр», ему в августе месяце 1941 года требовалось до 30 составов ежедневно, чтобы в полной мере осуществить подготовку к предстоящему наступлению. В среднем же в распоряжение группы армий поступало, в лучшем случае, 18 составов, хотя ему гарантировали 24 состава в день. Командующий 4-й армией фон Клюге заявил 13 сентября, что «в связи с увеличением расстояний
