буржуазного судопроизводства и иллюзий о его «надклассовом» характере. Надо вместе с тем подчеркнуть, что «водораздел» между реально действующими и номинально декларативными институтами буржуазного доказательственного права носит относительный характер. Как правило, он, с одной стороны, определяется социальной принадлежностью лиц, преследуемых в уголовном порядке, а с другой —соотношением классовых сил в конкретный исторический период. Это означает, что процессуальный институт, использование которого фактически недоступно обвиняемому, не относящемуся к привилегированным слоям общества, реально действует, когда на скамье подсудимых оказывается лицо, обладающее достаточным социальным «весом». Кроме того, успехи прогрессивных сил побуждают в ряде случаев правящие круги ради сохранения системы в целом изменять сферу реального действия провозглашенных прав личности и их процессуальных гарантий.
В Программе Коммунистической партии Советского Союза указывается: «В новой исторической обстановке рабочий класс многих стран еще до свержения капитализма может навязать буржуазии осуществление таких мер, которые, выходя за пределы обычных реформ, имеют жизненное значение как для рабочего класса и развития его дальнейшей борьбы за победу революции, за социализм, так и для большинства нации». Таким образом, при неизменной правовой регламентации реально существующий процесс доказывания в уголовном судопроизводстве может изменяться, отражая колебания общей социально-политической обстановки. Разрыв между стабильным текстом нормы и меняющейся практикой ее применения, как правило, заполняется соответствующими теоретическими построениями, позволяющими сужать, расширять или иным образом изменять действие правовой нормы Эта служебная роль буржуазных теоретических концепций отчетливо проявляется и в трактовке такого исходного понятия, как «законность судопроизводства». Американская правовая доктрина, например, исходит из различной степени обязательности отдельных процессуальных норм в интересах «жесткой» борьбы с преступностью. Так, в фундаментальном курсе уголовного права и процесса проф. М. Бассиони различаются «три понятия»: «исходные» (основные) права, «процессуальные права», поскольку они с неизбежностью вытекают из «исходных прав», и «процедурные нормы». По мнению Бассиони, три группы правовых норм, соответствующих этим понятиям, «играют различную роль» и за их нарушения следуют различные по своему характеру санкции. При этом вопрос о фактических последствиях допущенных нарушений для интересов истины практически обходится. Эта классификация, понятно, распространяется и на нормы, определяющие возможность использования различных данных в качестве доказательств, предоставляя суду широкие возможности использовать для доказывания те данные, которые выгодны в той или иной ситуации господствующему классу. Полная (и нарочитая) неопределенность царит в вопросе о разграничении процессуальных прав, вытекающих из конституционных положений и процессуальных норм. По существу оценка их нарушения отдана на волю судейского усмотрения. Отсюда противоречивость в оценке значения одного и того же процедурного правила и последствий его нарушения. Таким образом, практическое решение вопроса о соотношении конституционного положения, вытекающих из него процессуальных прав и конкретной процессуальной нормы проходит несколько этапов судейского толкования:
1) формулирование (или поиски установленных) стандартов;
2) установление критериев;
3) оценка с этих позиций конкретной процессуальной нормы и последствий ее нарушения.
В результате формально неизменные положения Конституции США приобретают в процессе их толкования существенно отличное содержание. Разграничение «прав» и «процедурных норм» представляет собой разновидность свойственного буржуазной правовой теории противопоставления «буквы» и «духа» закона, «формы» и «существа». Как конкретно контролируется это противопоставление «формы» и «существа», видно из следующих рассуждений Бассиони. «Современное уголовное судопроизводство, — утверждает он, — слишком глубоко озабочено процедурными формами, благодаря использованию которых обвиняемый может быть признан виновным или невиновным в узких рамках установленных правил и стандартов». Другими словами, по распространенному в американской теории доказательств мнению, процессуальные санкции, применяемые в результате нарушения установленных законом правил судопроизводства (например, признание доказательства недопустимым в силу того, что оно было получено с нарушением закона), якобы препятствуют установлению истины, в результате чего виновный избегает ответственности, а интересам общества наносится ущерб. Трактовка процессуальных гарантий как обременительных «формальностей», препятствующих достижению истины, представляет собой одно из наиболее откровенных проявлений усиливающегося наступления на права личности в современном буржуазном обществе. Такие же тенденции в теории и в практике доказывания можно проследить в современной Англии. Они подробно рассмотрены в книге Н. Н. Полянского посвященной исследованию уголовного права и уголовного суда Англии. Наиболее откровенное выражение общего кризиса законности, характерного для эпохи империализма, в уголовно-процессуальной доктрине представляет концепция уголовного процесса, как «контроля над преступностью». Изобличение преступника объявляется высшей ценностью, а допущенные при этом нарушения правил —«технической», формальной ошибкой. Соответственно пересматривается и дается иная оценка состязательной форме процесса, роли суда и т. д. В частности, концепция уголовного процесса как «контроля над преступностью» переносит центр тяжести на деятельность органов расследования, отводя суду фактически роль по «оформлению» результатов последней. Характерны, в частности, многочисленные суждения в теоретических работах, подхватываемые практикой, о необязательности проверки заявлений относительно применения незаконных методов допроса и необязательности аннулирования признания, полученного незаконным путем. Выступления в теоретической литературе против состязательности и ее использования для выявления и устранения нарушений процедуры доказывания мы находим и в континентальных странах, в частности в ФРГ, Франции. Вместе с тем, поскольку слишком резкий, отход от традиционного взгляда на ценность процессуальных гарантий мог бы причинить существенный ущерб функции идеологического воздействия буржуазного правосудия, в теории была выдвинута концепция уголовного процесса как «баланса» между необходимостью защищать права личности и бороться с преступностью. Поскольку этот «баланс» трактуется весьма неопределенно, новая концепция обрела достаточную гибкость, позволяющую класть ее в основу прямо противоположных решений. Сторонники концепции уголовного процесса как «баланса», «компромисса» интересов личности и государства, как правило, признают, что необходимость соблюдать требования «должной правовой процедуры усложняет, а во многих случаях и мешает работе суда». И хотя на словах общий вывод делается в пользу соблюдения указанных требований, само противопоставление «эффективности судопроизводства» гарантиям прав личности заранее оправдывает любые отступления от законной процедуры, продиктованные «интересами практики».
Коренной подрыв режима законности теоретически маскируется и чрезвычайной неопределенностью самого понятия надлежащего (должного) порядка судопроизводства. Так, по мнению видного американского юриста Ф. Франкфуртера, «должная правовая процедура представляет собой то, что согласовывается с представлениями о добре и справедливости», причем «чем более основополагающими являются такие представления, тем менее вероятно, что они будут точно сформулированы, но уважение к ним является сущностью положения о. должной правовой процедуре». Иными словами, содержание «должной правовой процедуры» предстает как набор оценочных понятий, соотносимых не с правовыми нормами, а с моральными категориями. По словам другого известного американского юриста Кардоцо, содержание и значение конституционных положений «варьируются от века к веку». Кардоцо подчеркивает, что толкование конституционных положений «смотрит сквозь преходящие частности и познает то постоянное, что лежит позади них». Оно «дополняет Конституцию и заполняет пробелы при помощи того же самого процесса и методов, которые создали обычное право». Таким образом, в концепции буржуазных юристов прочно внедрилось деление процессуальных норм на «обязательные» (необходимые) и «необязательные», как и обоснование правомерности субъективного усмотрения в этих вопросах органов, осуществляющих уголовное судопроизводство. Учет изложенных положений необходим при оценке тех изменений, которые происходят в буржуазном доказательственном праве. Принятие отдельных норм, отличающихся внешней демократичностью, еще не означает, что произошли соответствующие перемены в практике судопроизводства. Приведем лишь один пример. Начиная приблизительно с 1963 года, Верховный суд США вынес ряд решений, которые признали, что не только в федеральных судах, но и в судах штатов доказательства, добытые в результате незаконного обыска, должны быть признаны недопустимыми, что обвиняемый имеет право пользоваться помощью защитника, что свидетель имеет право не отвечать на
