показывает, что презумпция невиновности не может быть названа реально действующим правилом доказывания. По свидетельству одного из американских судей, «присяжные, без сомнения, склонны верить, что большинство лиц, преданных суду, виновны, независимо от того, насколько категорично эти присяжные предупреждаются о другой презумпции…». Национальная комиссия США по причинам и предупреждению насилия также подтвердила существование в судах «фактической презумпции виновности». Следует отметить, что возможность перехода бремени доказывания на обвиняемого и тем самым замены презумпции невиновности презумпцией виновности допускается и Проектом правил доказывания в федеральных судах, который в 1969 году был разработан соответствующим комитетом конференции судей США. Проект идет по пути дальнейшего расширения полномочий профессиональных судей в оценке доказательств в ущерб правам присяжных. Помимо того что сохраняется право федеральных судей комментировать «вес и достоверность» доказательств, особо подчеркивается обязанность судьи контролировать «способ и порядок» исследования доказательств. Указанные полномочия судьи наиболее отчетливо проявляются при единоличном решении им важнейшего вопроса: может ли быть конкретное доказательство передано на рассмотрение присяжных, т. е. в оценке допустимости доказательств.
Претерпела изменение (также в общем направлении свертывания гарантий личности) и роль суда в целом как субъекта доказывания: очевиден отход от классической трактовки суда как беспристрастного арбитра в споре сторон, связанной с представлением о его пассивной роли в доказывании. Отход этот характеризуется вполне определенной социальной направленностью. В домонополистический период развития капитализма одного лишь имущественного положения обвиняемого было, как правило, достаточно, чтобы регулировать действие машины правосудия. Другими словами, если в тот период действия обвиняемого, обладающего достаточными средствами, обеспечивающими возможность пользоваться услугами квалифицированного адвоката, вносить залог, нести расходы, связанные с вызовом свидетелей, назначением экспертизы и т. п., обычно не вызывали противодействия со стороны суда, который довольствовался ролью наблюдателя «свободной игры сил», то теперь положение существенно изменилось. Возросшая организованность и сплоченность широких трудящихся масс, и в первую очередь рабочего класса, позволяет в случае крупного политического процесса обеспечить сбор необходимых средств и преодолеть экономические барьеры неравноправия участников процесса. Соответственно буржуазный суд ориентируется на активное вмешательство в ход доказывания для поддержания версии, соответствующей классовой сущности буржуазной юстиции, стороны, выражающей соответствующие интересы. Иными словами, возрастающая активность буржуазного суда в доказывании —инструмент обеспечения фактического неравноправия сторон при декларативном их равенстве. Как отмечалось, одной из центральных проблем доказательственного права является проблема допустимости доказательств. Классическая доктрина считала, что в качестве доказательств могут быть допущены не любые сведения, а лишь те, которые строго соответствуют определенным требованиям, обеспечивающим их надежность и проверяемость. Поэтому считалось, что правила допустимости устанавливаются законом и суд должен им беспрекословно следовать. Однако последнее положение явно расходится с практикой буржуазного судопроизводства. Так, поскольку в странах англоамериканской системы права основные вопросы доказывания регламентируются судебными прецедентами, то признание доказательства допустимым или недопустимым зависит от того какому из многочисленных противоречивых прецедентов судья отдаст предпочтение.
Характерная черта правил, регламентирующих допустимость доказательств в судопроизводстве капиталистических государств, заключается в наличии многочисленных отступлений и исключений от провозглашаемых общих принципов. Это характерно для английского доказательственного права, что подчеркивает Н. Н. Полянский: «Особенность английского права заключается главным образом в сложном, исторически образовавшемся (преимущественно в течение последних 160–180 лет) нагромождении права и исключений, определяющих не как доказательства расцениваются, а как ими следует пользоваться, а также исключающих значительные категории фактических обстоятельств и источников доказательств из судебного рассмотрения»… То же справедливо и для США. В качестве примера можно привести правило о допустимости фактов, касающихся репутации сторон и свидетелей. В принципе считается, что доказательства хорошей репутации обвиняемого должны допускаться судом, а доказательства плохой репутации, как правило, — отклоняться. Однако практическое применение этого правила порождает немало неясностей. По-разному, например, решается вопрос о том, что может говорить свидетель, дающий показания о репутации обвиняемого: описывать его склонности и черты характера или же излагать свое мнение о присущих обвиняемому достоинствах и недостатках. Судебная практика проявляет стойкую тенденцию к расширению круга случаев, когда доказательства репутации обвиняемого признаются допустимыми. Один из последних проектов правил доказывания для федеральных судов США предусматривает, что «доказательства, касающиеся репутации лица или черт его характера, недопустимы с целью доказать, что оно действовало в соответствии с таковыми в данном конкретном случае…». Однако за этим общим запретом следует ряд исключений. Прежде всего, доказательства репутации допускаются для опровержения фактов, касающихся репутации обвиняемого и потерпевшего. Кроме того, признаются допустимыми доказательства, касающиеся репутации свидетеля, которые представляются с целью оспорить или подтвердить его показания Факты, свидетельствующие об отрицательном прошлом подсудимого (совершение преступления, правонарушения, безнравственного поступка), признаются допустимыми как доказательства «мотива, возможного намерения, подготовки, планирования, знания, идентичности, а также отсутствия ошибки или несчастного случая». В ряде случаев нормы буржуазного права, касающиеся допустимости доказательств, отличаются крайним формализмом. Например, б силу правила о недопустимости свидетельства по слуху могут быть исключены из числа доказательств записи, сделанные свидетелем на основании сообщений других лиц, не подтвержденных присягой. Таким образом, если необходимо установить, в какой промежуток времени больной находился в больнице, то вызванный для этой цели в качестве свидетеля регистра тор больницы не может сослаться на свой реестр поступающих и выбывающих больных, который им составлялся на основании сведений, поступивших от медицинского персонала больницы. Правило о недопустимости свидетельствования по слуху так же имеет ряд исключений. Так, в США допускаются показания о сделанном стороной вне суда признании спорного факта, в том числе и сознании в совершении преступления. Основным условием допустимости свидетельских показаний о такого рода при знаниях является требование, чтобы признание было сделано стороной против своих собственных интересов. Это положение доказательственного права имеет очень важное значение в практике судов, так как именно оно служит основанием для судебного допроса полицейских и других ведших расследование лиц по вопросу о сознании обвиняемого. Данное под присягой свидетельское показание полицейского о том, что обвиняемый в беседе с ним признавал себя виновным и рассказывал о совершенном преступлении, признается допустимым и нередко кладется в основу обвинения В последнее время все больше исключений из правила о недопустимости свидетельства по слуху появляется и в Англии именно как проявление общей тенденции к упрощению процедуры доказывания. В настоящее время, как отмечает проф. Кеннет Дэвис, на практике степень ограничений в использовании свидетельства по слуху главным образом зависит от того, с участием или без участия присяжных слушаются дело. В последнем случае ограничений значительно меньше. Объясняют это тем, что якобы для профессионального судьи доказательственная ценность свидетельского показания важнее его «формальной недопустимости». Следует заметить, что те ограничения в допустимости свидетельских показаний, которые в определенных ситуациях выгодны господствующему классу, например, о недопустимости доказательств «дурной репутации» полицейских осведомителей, сохраняются и строго соблюдаются. Существует и целая категория фактов, сообщение сведений о которых или прямо запрещается свидетелям, или же предоставляется на их усмотрение. В последнем случае свидетели имеют право отказаться от показаний. К такого рода фактам относятся сведения, представляющие собой государственную, профессиональную или деловую тайну. Свидетели имеют также право не сообщать факты, касающиеся их супружеских отношений. Они не должны отвечать на вопросы относительно какого-либо официального сообщения, оглашение которого могло бы противоречить общественному порядку. Классовая направленность правил, регулирующих допустимость доказательств в буржуазном уголовном судопроизводстве, обусловливается не только их непосредственным содержанием, но и общим «контекстом» деятельности буржуазного суда. Вместе с тем та группа норм доказательственного права, которая имеет наибольшее значение для разрешения уголовных дел, непосредственно отражает классовую сущность капиталистического правосудия. К числу такого рода норм относятся прежде всего те,
