справедливость доказываемой мысли. Так можно, например, доказывать наличие или отсутствие дефектов в одежде, осмотрев и предъявив эту одежду. Рациональное, логическое доказывание имеет место тогда, когда объект мысли недоступен восприятию, когда получение знаний и их удостоверение происходят при посредстве других предметов и сведений о них. Тот же факт —наличие дефектов в одежде —может быть установлен и удостоверен документом мастерской о приеме одежды в ремонт, показаниями мастера и т. п. Далеко не всегда эмпирическое и логическое доказывания взаимозаменяемы. Область применения первого значительно уже, чем второго. Обычно это объясняют тем, что событие преступления как таковое к моменту расследования и судебного разбирательства находится в прошлом и лишь в силу этого недоступно непосредственному восприятию. Надо отметить также, что преступление как предмет познания имеет сложный и многосторонний фактический состав и ни один очевидец не может созерцать всех его элементов в совокупности (приготовительных действий, сговора участников, субъективной стороны, причинной связи между действием и результатом, причин и условий, способствовавших совершению преступления, и т. д.). Все это в совокупности устанавливается, доказывается при посредстве других фактов, а последние —через информацию о них. В указанном смысле доказывание в уголовном судопроизводстве есть опосредствованный процесс. Но если путь непосредственного наблюдения в уголовно-процессуальном доказывании исключен применительно к преступлению в целом, то вовсе не исключен в отношении отдельных фрагментов этого события, применительно к некоторым фактическим обстоятельствам, которые сохраняются в своей относительной неизменности и бывают доступны для непосредственного восприятия. Если имело место материальное отражение (изменение состояния объектов и т. п.), то возможно эмпирическое доказывание отдельных фактов, хотя преобладающей формой является доказывание рациональное, опосредствованное. В предыдущем изложении уже указывалось на отличие доказательства и доказывания в уголовном процессе от соответствующих понятий, употребляемых в логике. Для того, чтобы полно охарактеризовать процесс расследования, необходимо отметить не только известную общность одноименных логических и процессуальных понятий, но и их особенности и различи Строго говоря, классической логике вообще не известен тер мин «доказывание». В ней обычно пользуются понятием «доказательство», которым обозначают установление истинности ка кого-либо суждения путем его выведения из других суждений, считающихся истинными. Иначе говоря, логическим доказательством называют процесс обоснования какого-либо положения, само рассуждение, т. е. мыслительный процесс. То, чем обосновывается определенная мысль, именуется не доказательством, а аргументом. О несовпадении логического понятия аргумента с процессуальным понятием доказательства уже упоминалось. Здесь же необходимо отметить, что если в логике получение какого-либо знания путем вывода из других суждений является системой чисто умственных операций, то доказывание в уголовном процессе не исчерпывается работой мысли, а состоит в системе реальных практических действий следователя, прокурора, суда и иных участников процесса. Рассматривая отличие логического доказательства и судебного доказывания, А. И. Трусов замечает, что логика имеет дело лишь с мыслительным материалом и мыслительными процессами, тогда как в судебном доказывании оперируют не только мыслями, но прежде всего фактами Сказанное, однако, не отличает уголовно-процессуальное доказывание, ибо, как признает сам А. И. Трусов, этот процесс оперирования фактами неизбежно принимает в нашей голове форму логического мыслительного процесса. В этом, собственно, и состоит универсальное значение законов логического мышления для всех отраслей знания. Существо же вопроса состоит в том, что логика оперирует лишь готовыми знаниями, понятиями, отвлекаясь от источников этих знаний, их отыскания, запечатления, удостоверения, документирования и практической проверки, т. е. всего того, что также составляет содержание процесса судебного доказывания. Доказывание в уголовном судопроизводстве —это не чисто логическая, познавательная, а прежде всего практическая деятельность, регламентированная законом; мыслительная работа только одна сторона этого процесса, органически вплетенная в него. Она объективируется, отражается в следственных и судебных действиях (проведение допросов, осмотров, назначение экспертиз и т. и.), в решениях по делу. Поэтому судебное доказывание нельзя сводить к умственной деятельности, к мыслительному процессу. Другую крайность представляет взгляд, согласно которому умственные процессы не входят в уголовно-процессуальное доказывание. Если первая точка зрения сводится, по существу, к отождествлению логического доказательства с процессуальным доказыванием, то вторая —к их резкому противопоставлению. Рассмотрим доводы, лежащие в основе такого суждения. Его сторонники исходят из того, что доказывание в уголовном процессе регулируется правовыми нормами, а мышление —объективными закономерностями, которые не могут быть предметом правового регулирования. Отсюда сторонники рассматриваемой точки зрения заключают, что доказательственное право определяет порядок процессуальной деятельности, а не мыслительные процессы ее участников и, следовательно, что мышление не включается в уголовно-процессуальное доказывание. Несомненно, нельзя отождествлять объективные закономерности природы, общества и мышления с законодательными актами, но сила и жизненность правовых норм определяется тем, насколько они отвечают объективным закономерностям.
Доказательственное право не устанавливает, не отменяет, не изменяет законов мышления, а, опираясь на объективно существующие закономерности, отражая их в процессуальных нормах, предписывает такой порядок исследования, который заставляет действовать и мыслить в точном соответствии с гносеологическими и психологическими закономерностями. Разве, указывая обстоятельства, подлежащие доказыванию, закон не определяет конкретный объект познания, предмет мысли? Разве, устанавливая содержание, источники и порядок получения доказательств, принципы оценки доказательств, основания для тех или иных решений и т. д., закон не вмешивается в интеллектуальную сферу следователя, судьи, не направляет его мысль по правильному пути, не заставляет его наилучшим образом выражать и фиксировать свои мысли? Достаточно обратиться к тексту норм, определяющих содержание обвинительного заключения или приговора, вопросы, под лежащие разрешению прокурором при направлении дела в суд или судом при вынесении приговора, и последовательность их разрешения (ст.ст. 201, 212, 303, 306, 314 УПК РСФСР), чтобы увидеть неразрывную связь реальных и мыслительных действий в процессе доказывания, его внешнего и внутреннего плана. Законодатель, естественно, не стремится детально регламентировать мыслительный процесс. Доказательственному праву не требуется излагать общие для всех законы логики, равно как и психологические закономерности, которые так или иначе находят отражение в нормах уголовного процесса. Процессуальные нормы воплощают эти закономерности в трансформированном виде применительно к специфике следственной и судебной деятельности. Чтобы избежать явных противоречий, сторонники рассматриваемой точки зрения вынуждены исключить оценку доказательств из уголовно- процессуального доказывания. Оценка доказательств, несомненно, мыслительный процесс. Однако утверждение, что это —«самостоятельная процессуальная категория, находящаяся вне границ понятия процессуального доказывания», не спасает положения. Во-первых, потому, что в действительности оценка доказательств, как известно, один из наиболее детально разработанных вопросов доказательственного права. Во-вторых, и в гносеологическом и в процессуальном аспектах она неразрывно связана с собиранием и проверкой доказательств. В-третьих, признав оценку «самостоятельной процессуальной категорией», т. е. признав тем самым, что доказательственное право регулирует мыслительный процесс, авторы вступают в противоречие со своим исходным тезисом. Выделение оценки доказательств из уголовно-процессуального доказывания несостоятельно еще и потому, что оценка представляет собой суждения и выводы, которые объективируются во внешнем плане деятельности, выражаются в соответствующих действиях и процессуальных актах (обвинительном заключении, постановлении, определении, приговоре) именно как результат собирания и проверки доказательств Но что останется от доказывания «за вычетом» оценки доказательств? «Собирание и представление доказательств», — заявляют сторонники этой точки зрения. Следовательно, в собирании и представлении доказательств, по их мнению, не воплощается мыслительная, познавательная деятельность. С точки зрения доказательственного права далеко не безразлично, как будет мыслить следователь или судья при собирании и проверке доказательств (от этого зависят их поступки и решения, успех их деятельности), и поэтому закон насыщен правилами, которые регулируют не только внешнюю сторону деятельности —поступки, но и внутреннюю —порядок, цели и условия мыслительной деятельности. Всеобщность гносеологических закономерностей давно уже поставила перед юристами вопрос о соотношении судебного и научного познания Можно ли считать, что деятельность органов следствия и суда по установлению истины, т. е. исследование, в котором широко используются научные методы и средства, данные правовых, естественных и других наук, является научно-исследовательской? Буржуазные
