К истокам слова. Рассказы о науке этимологии

устанавливалась на основании данных русского языка (включая сюда и древнерусский язык). Индоевропейский материал, как правило, привлекался только для того, чтобы подтвердить правильность приведённой этимологии. Иначе говоря, материалу родственных языков по большей части отводилась второстепенная роль.

Однако нередки случаи, когда ни памятники древнерусской письменности, ни данные близкородственных славянских языков не в состоянии прояснить происхождение того или иного слова, особенно если речь идет о каком-то очень древнем образовании, восходящем ещё к индоевропейской эпохе. Именно в этих случаях существенную помощь в этимологическом исследовании может оказать привлечение соответствий из родственных индоевропейских языков: балтийских, индоиранских, германских, латинского, древнегреческого и др.

О соответствиях, которые объясняют, и о соответствиях, которые не объясняют

Достаточно открыть любой этимологический словарь русского языка, чтобы убедиться в том, как много индоевропейских соответствий приводится обычно при объяснении происхождения русских слов. Очень часто эти соответствия позволяют установить правильную этимологию интересующих нас слов. Взять хотя бы слово бобр, имевшее в древнерусском языке форму бебръ. Это слово хорошо известно во всех славянских языках; встречается оно также в литовском языке — bebras [бя?брас], в древневерхненемецком — bibar [бuбар], в латинском — fiber [фuбер] и в других индоевропейских языках. Всюду это слово означает ‘бобр’; приведённые соответствия оказываются абсолютно бесспорными, но этимология слова от этого нисколько не проясняется.

Такого рода соответствия сами по себе ещё не могут дать исчерпывающего ответа на вопрос о происхождении слова. Наличие сравнительно большого количества соответствий (то есть трёх-четырёх надёжных примеров) в родственных языках может служить лишь доказательством значительной древности данного слова, которое возникло, по-видимому, ещё в индоевропейскую эпоху. Но для решения вопроса о том, какое древнейшее значение было у данного слова в момент его возникновения, нужно, чтобы это слово этимологизировалось достаточно надёжным образом хотя бы в одном из родственных языков.

В случае со словом бобр таким языком, дающим ключ к решению этимологической задачи, является древнеиндийский язык, в котором слово babhrus [бабхрyс] означает ‘коричневый, бурый’. В близком родстве с этим словом находится литовское beras [бe:рас] ‘коричневый, гнедой’ и немецкое braun [брaун] ‘коричневый, бурый’. Следовательно, своё название бобр получил по цвету шерсти и первоначальным значением этого слова было ‘бурый, коричневый’.

Но здесь может возникнуть вполне естественный вопрос: не было ли соотношение между значениями ‘бобр’ и ‘коричневый’ прямо противоположным? Не явилось ли значение ‘коричневый’ — вторичным, развившимся из значения ‘цвета бобра’ (как вороной — ‘цвета ворона’, голубой— ‘цвета голубя’ и т. п.)? На этот вопрос следует ответить отрицательно. И вот почему.

Древнеиндийское слово babhrus имеет не только значение ‘коричневый, бурый’, но также и ‘вид крупного ихневмона’ (животное, лишь весьма отдалённо напоминающее бобра). Кроме того, в древнеиндийском языке имеется слово babhru [бабхру] ‘красно-бурая корова’ (сравните по значению: русск. бурёнка), литовское beris [бe:рие] значит ‘лошадь гнедой (коричневой) масти’, а немецкое Вar [бер] — ‘медведь’ (буквально: ‘бурый, коричневый’). Таким образом, самые различные — непохожие друг на друга — животные (бобр, лошадь, корова, медведь) получили своё названия по бурому или коричневому цвету шерсти. Некоторые из этих названий относятся лишь к животным определённой масти (лошадь, корова), другие — вообще ко всем видам животных (бобр, медведь), ибо в последнем случае бурая окраска шерсти является наиболее распространённой или даже единственно возможной.

Как и в случае со словом бобр, привлечение материала родственных индоевропейских языков позволяет установить происхождение целого ряда русских слов, не получивших надёжного этимологического объяснения в рамках одного лишь русского языка.

Так, древнейшим значением слова заяц оказалось ‘прыгун’. Эта этимология подтверждается литовским глаголом zaisti [жaйсьти] ‘играть, прыгать’ (основа zaid-). Интересно отметить, что ближайший «родственник» слова заяц в древнеиндийском языке имеет значение ‘конь’ (hayas [хaяс]), в готском — ‘коза’ (gaits [гетс]), а в латинском — ‘козлёнок’ (haedus [хe:дус]). Обратившись к таблице индоевропейских фонетических соответствий, мы можем убедиться, что русское начальное з-, литовское z-, готское g-, древнеиндийское и латинское h- могут быть возведены к индоевропейскому *gh-. Славянская и древнеиндийская форма слова отражает его простую основу *ghai-, а в литовском, готском и латинском эта основа была осложнена суффиксальным *-d- (*ghaid-). давшим в готском языке закономерное соответствие в виде — t-[56].

Подобного же рода сопоставления с родственными языками показывают, что древнейшим значением слова берёза было значение ‘светлая, белая’. Слово галка этимологизируется как ‘черная’, груздь — как ‘хрупкий’, корова — ‘рогатая’ и т. д.

Но далеко не во всех случаях привлечение индоевропейских соответствии позволяет решить вопрос об этимологии слова. Например, русское существительное мясо имеет большое количество надёжных соответствий в целом ряде индоевропейских языков. А вот этимологии у этого слова, по существу, нет. То же самое можно сказать о таких словах, как червь, овца, огонь, блоха, камень и др. Конечно, перечисленные слова тоже пытались как-то этимологизировать, но широкого признания эти этимологические объяснения не получили.

Следовательно, соответствия, приводимые из родственных языков, могут быть подразделены на две различные группы. Одни из этих соответствий позволяют раскрыть этимологию анализируемого слова, другие же сами по себе не объясняют этой этимологии, лишь свидетельствуя о том, что перед нами очень древнее слово, исторические корни которого восходят ещё к периоду индоевропейского языкового единства.

Что такое луна!

Этимология слова луна показательна во многих отношениях. Во-первых, материал русского языка не даёт нам возможности определить, каково было происхождение этого слова. Попробуйте найти в русском языке какие-нибудь слова, связанные по своему происхождению с луной. Такие слова есть, но найти их без привлечения материала родственных языков почти невозможно. Во-вторых, при рассмотрении вопроса об этимологии слова луна нам придётся опираться и на фонетические соответствия в родственных языках, и на словообразовательный анализ, и на исследование различных семантических изменений.

Латинское слово luna [лу: на] почти полностью совпадает с русским словом как по своему звучанию, так и в смысловом отношении. Однако приведённое сопоставление нисколько не продвигает нас вперёд. Иное дело, если обратиться к балтийским и индоиранским языкам. Соответствия, имеющиеся в этих языках показывают, что — на в слове луна когда-то было суффиксом[57], а в конце