К истокам слова. Рассказы о науке этимологии

[нокс] ‘ночь’. Luna, в соответствии с этим объяснением, является небесным телом, которое светит ночью. В одной из последующих глав мы увидим, что связь слова luna с глаголом lucere была установлена Варроном правильно. А вот латинское nox ‘ночь’ не имеет совершенно никакого отношения к происхождению слова luna.

Ещё более фантастической является предложенная Варроном этимология латинского слова aqua [aква] ‘вода’[10]. Это слово он также делит на две части: а- и — qua. По-латыни а означает ‘от’, а qua — ‘которая’. Варрон считал, что латинское aqua означает жидкость, от которой (a qua) или с помощью которой поддерживается жизнь.

«Псы Господа»

Средние века не прибавили ничего ценного для развития этимологической науки. Усилия средневековой этимологии сводятся в основном к совершенно беспочвенным попыткам установить происхождение отдельных слов, причём эти попытки по своей наивности могут быть поставлены в один ряд с наиболее фантастическими этимологиями учёных древности.

В средние века существовал монашеский орден (особая организация) доминиканцев, которые занимались борьбой с различными ересями и ведали делами инквизиции. Доминиканцы, как верные псы церкви, рыскали повсюду, отыскивая инакомыслящих еретиков, с тем чтобы предать их в руки инквизиции.

Своё название доминиканцы (по-латыни dominicani [доминикa:ни:]) получили от имени святого Доминика — Dominicus [домuникус]. Оно в свою очередь было образовано от латинского слова dominus [дoминус] ‘господин’, которое христианами употреблялось в значении ‘Господь’ (то есть ‘Бог’).

Эти довольно простые отношения между словами некоторым средневековым этимологам были совершенно непонятны. Не имея ни малейшего представления о суффиксальном словообразовании, они пытались объяснить происхождение слов dominicani и Dominicus по-своему.

В результате появились совершенно нелепые, с лингвистической точки зрения, этимологии. Слово dominicani стали объяснять как domini canes [кaне: с], то есть ‘псы Господа (Бога)’ (canis по-латыни значит ‘собака, пес’)[11]. А самое имя святого Доминика — Dominicus — средневековые этимологи рассматривали как сокращённую форму от domini custos [дoмини: кyстос], что означает ‘страж Господа’.

Наверхия и Удалия

Количество совершенно несостоятельных этимологий, целиком основанных на безудержной фантазии их авторов, не уменьшалось и в последующие века. Примеры, аналогичные этимологическим рассуждениям средневековых схоластов, можно привести из любого европейского языка.

В России XVIII века подобного рода этимологическими штудиями занимался историк А. Л. Шлёцер, всюду стремившийся видеть результаты влияния немецкого языка на русский. Так, например, слово князь он производил от немецкого слова Knecht [кнехт] ‘слуга’, а слово дева — от Dieb [ди: б] ‘вор’. На таком же примерно уровне находились и остальные этимологии Шлёцера.

Отсутствие какого бы то ни было представления о родстве языков, об изменениях звуков и о словообразовании приводило к тому, что незнакомые чужеземные слова, проникшие в русский язык, нередко пытались этимологизировать, исходя из материала русского языка, опираясь при этом лишь на случайное звуковое сходство и на совершенно фантастические «аргументы» семантического (смыслового) характера.

Так, русский поэт и филолог В.К Тредиаковский, живший в XVIII веке, считал, что название страны Норвегия представляет собой искажённую форму слова Наверхия и что страна эта получила своё наименование якобы потому, что расположена она на севере, то есть наверху. Столь же наивно Тредиаковский этимологизировал и другое географическое название — Италия. Здесь он также «восстанавливал» более древнюю форму Удалия, считая, что эта страна была названа так потому, что на много вёрст удалена от России, от севера.

Не только в России, но также и в других странах нередко встречались попытки объяснить все языки мира из своего родного языка. Так, например, Г. Беканус из Антверпена, исходя из «патриотических» побуждений, пытался возвести все языки мира к своему родному голландскому языку. Приводимые им толкования в принципе ничем существенным не отличались от толкований Тредиаковского.

Этимология под обстрелом скептиков

Большое количество нелепых этимологии, бытовавших в древнем мире, в средние века и в новое время, привело к тому, что многие стали относиться к этимологическим исследованиям со скепсисом и даже с откровенной насмешкой.

Ещё в Древнем Риме знаменитый писатель, оратор и политический деятель I века до н. э. Марк Туллий Цицерон, предлагая одну из своих этимологии, не без иронии писал, что он делает это, «чтобы подражать нелепостям» греческих философов, которые много занимались вопросами происхождения слов.

Один из отцов церкви Августин (IV–V вв. н. э.) сравнивал этимологические объяснения с толкованиями… сновидений. В обоих случаях, по мнению Августина, успех определяется остроумием и прирождёнными способностями толкователя. Как сон, так и этимологию слова каждый может понимать в меру своего разумения.

Но наиболее язвительный выпад по адресу этимологов был сделан выдающимся французским писателем и философом XVIII века Вольтером. По его словам, этимология — это наука, в которой гласные ничего, а согласные почти ничего не значат.

Нужно сказать, что Вольтер имел все основания для своей жёлчной насмешки. Так, автор одного этимологического словаря, вышедшего в 1662 году в Амстердаме, — И. Фосс — утверждал следующее: а) любая гласная буква[12] может превратиться в любую другую гласную (сравните у Вольтера: «гласные ничего не значат»); б) любая согласная может превратиться в любую другую согласную («согласные почти ничего не значат»); в) любая гласная может превратиться в любую согласную и наоборот. Окончательный вывод И. Фосса: любая буква может превратиться в любую другую…

Таким образом, скептицизм и ироническое отношение К этимологии были в достаточной степени обоснованы обилием тех совершенно нелепых этимологических толкований, количество которых росло не по дням, а по часам.