| — илья- | мант-илья, сегид-илья | испанский |
| — ина | балер-ина, мандол-ина, кават-ина | итальянский |
Из таблицы видно, что некоторые из наиболее ярко выраженных иноязычных суффиксов могут подсказать этимологу, где следует искать чужеземные истоки исследуемого им слова. И действительно, очень часто именно «экзотический» суффикс является наиболее весомым аргументом, свидетельствующим в пользу заимствованного характера анализируемого слова. Однако спешить с выводами не нужно.
Слово яровизатор, например, содержит в себе иноязычные суффиксы — из- и — тор, а образовано оно на исконно славянской основе яров- (сравните: яровые). Глагол военизировать с немецкими суффиксами — из-и — ир- также образован на славянской основе (сравните: военный). С помощью греческого суффикса — ист в русском языке были образованы такие слова, как значкист, очеркист, хвостист. Ни одного из них никогда не было в греческом языке. Ничего французского (кроме суффикса, разумеется) нет в таких русских словах, как сенаж[98] и подхалимаж.
Подобного рода слова-«гибриды» образуются также и с помощью приставок иноязычного происхождения: архиплут, протобестия (по модели: архиерей, протопоп и т. п.). Вспомните слова городничего из «Ревизора» Гоголя:
«Что… архиплуты, протобестии, надувалы мирские! жаловаться?..»
Следовательно, даже при наличии явно заимствованного суффикса или приставки этимолог ещё не может сделать категорического вывода о заимствованном характере слова в целом. В каждом отдельном случае необходим тщательный и всесторонний анализ этимологизируемого слова, ибо слова-«гибриды» могли возникать не только во времена гоголевского городничего, но и в более отдалённые периоды истории русского языка.
Можно ли сделать из мухи слона?
Прежде чем ответить на этот вопрос, несколько уточним его. Речь идёт не о том, чтобы из настоящей мухи сделать настоящего слона. Ясно, что для подобного превращения у мухи будет маловато «строительного материала». А вот не может ли слово со значением ‘муха’ превратиться в слово, которое имело бы значение ‘слон’? Можно ли в этом смысле сделать из ‘мухи’ ‘слона’?
К сожалению, ‘муха’, наверное, и в этом случае не подойдёт. А вот, например, ‘лев’ — пожалуйста! В тюркских языках есть слово arslan [арслaн] ‘лев’. В форме aryslan [арыслaн] или близкой к ней это слово проникло в древнерусский язык в виде имени собственного Руслан. В ряде тюркских языков слово лев выступало в более простой форме: aslan [аслaн]. Поскольку о таких экзотических животных, как львы и слоны, наши предки знали лишь понаслышке, в процессе заимствования произошла путаница: тюркское aslan ‘лев’ в славянских языках превратилось в слово слон.
Кстати, при заимствовании слов не только ‘лев’ может превратиться в ‘слона’, но и ‘слон’ в… ‘верблюда’. В частности, русское слово верблюд явилось результатом сложной серии заимствований из одних языков в другие. А у этимологических истоков нашего верблюда оказывается древнеегипетское слово со значением ‘слон’.
Если ‘лев’ в процессе заимствования может превратиться в ‘слона’, а ‘слон’ — в ‘верблюда’, то есть ли вообще какие-нибудь семантические закономерности, которые проявлялись бы при заимствовании слов из одних языков в другие? Оказывается, есть.
Одна из важнейших закономерностей такого рода — это сужение значения слов при заимствовании. Например, слово балык в тюркских языках имеет значение ‘рыба’, изюм (uzum) — ‘виноград’, а соответствующие русские заимствования означают: ‘вяленая спинка красной рыбы’ и ‘сушёный виноград’. Эти изменения семантики вполне естественны. Они отражают историю древней торговли, свидетельствуют о том, что слова бапык и изюм проникли к нам из южных и восточных стран вместе с соответствующими продуктами. И откуда было знать нашим предкам, что приезжие купцы называют словом балык не только привозимую ими вяленую рыбу, а словом изюм — не только сушёный виноград?
Слово дилижанс пришло к нам из французского языка. Но откройте французско-русский словарь — и вы увидите, что франц. diligence [дилижaнс] означает ‘проворство’ и ‘прилежание’. И далеко не все словари дают (как устаревшее) значение ‘дилижанс’, которое во французском языке появилось на базе словосочетаний типа faire diligence [фер дилижaнс] ‘спешить’. Из всех значений слова diligence в русский язык было заимствовано лишь одно, причём вторичное. Таким образом, и здесь налицо сужение значения слова в процессе его заимствования.
Слово пижон также французского происхождения. Во французском языке pigeon [пижoн] означает ‘голубь’. В русский язык проникло одно из переносных значений французского слова. ‘'простофиля, глупец’, но вряд ли вы найдёте там привычное для нас значение ‘франт, пижон’.
Слово дог в русском языке, как известно, означает особую породу собак, а в языке-источнике (каким в данном случае является английский язык) dog [дог] — это ‘собака’ вообще.
Футбольный термин пенальти в русском языке означает лишь ‘одиннадцатиметровый штрафной удар’, а в английском языке penalty [пeнэлти] имеет более широкое значение: ‘наказание’ или ‘штраф’ вообще, а не только на футбольном поле.
Таким образом, сужение значения слова — одна из наиболее существенных семантических закономерностей, проявляющихся в процессе заимствования.
Когда этимолог обращается к анализу заимствованной лексики, он обязан принимать во внимание также и внеязыковые факторы. Проблема «Слова и вещи» существует не только в области изучения
