type='note'>[491]. Однако это тема уже следующего большого разговора. Но Северо-Восточная Русь в XIII ст., повторим, выстояла. Выстояла благодаря глубоко выверенным действиям Александра Невского. Именно этим и стал страшен, стал ненавистен он всем последующим врагам нашего Отечества.
Ненавистен он и теперь всем тем скрытым и явным пособникам «нового мирового порядка», которые ныне рвутся уничтожить, затянуть Россию в удушающую воронку «всемирной глобализации» под главенством Запада, точно так же, как стремились еще 1000-летие назад святейшие отцы из Рима ради создания «всемирного папского государства» подчинить православную Русь власти западной, Римско- католической церкви, западным «общехристианским», «общечеловеческим ценностям». За десять веков лишь очень немного изменились средства. Цель же осталась полностью прежней: «Восток должен быть обращен!» Именно для достижения этой главной цели и предпринимаются в настоящее время попытки оболгать, опорочить один из самых светлых ликов нашей Истории —лик русского князя-воителя Александра Невского, представить его изменником-коллаборационистом. Однако на протяжении всего предыдущего изложения внимательный читатель мог убедиться: сама вечно живая, непрерывная цепь исторических событий дает логически четкую и ясную отповедь этим злобным потугам. Ибо «Не в силе Бог, а в правде!»[492], как сказал святой русский князь Александр перед Невской битвой 15 июля 1240 г. И именно эта священная правда нашей Истории спасет нас!
Когда книга была уже написана…
(Необходимое послесловие)
Действительно, жарким летом 2007 года, когда работа над данным текстом была, в целом, завершена, к автору пришла еще одна, только что опубликованная книга, вплотную примыкающая к рассматривавшимся выше проблемам. Как поймет читатель, уже само заглавие почти шестисотстраничного безупречно изданного фолианта немецкого историка Фритьофа Беньямина Шенка «Александр Невский в русской культурной памяти: святой, правитель, национальный герой (1263–2000)»[493] сразу привлекло пристальное внимание. Настораживали также и откровенно зазывные слова редакционной аннотации, прямо гласившие, что в предлагаемом «уникальном по охвату источников» труде немецкий автор «исследует семивековую толщу памяти об одной из самых легендарных фигур русской истории. Перед читателем разворачивается панорама образов Александра Невского, запечатленных в летописях, агиографии и иконах, идеологии и официальной пропаганде, исторических трудах и политической публицистике, живописи, скульптуре, кинематографе… Анализируя, как предание об Александре Невском конструировалось и использовалось различными историческими авторами — государственной властью, православной церковью, интеллигенцией, русским национализмом, исследователь приходит к заключению о вкладе этого длящегося мифотворчества (?!) в выработку альтернативных версий коллективной идентичности». Наконец, очень важно то, что, по сообщению самого г. Шенка, в основе изданной работы «лежит диссертация, защищенная (автором) в 2002 г. в Свободном университете Берлина»[494]. И значит, это не просто книга, но именно научное исследование, выполненное с учетом всех наиболее существенных достижений современной европейской историографии в ее славистском направлении. Работа, обращенная не только к европейским, но теперь, после выхода перевода, к широким массам русских читателей и предоставляющая возможность познакомиться именно с новейшим взглядом на прошлое России ученых-историков Объединенной Европы. Возможность увидеть и понять то, как они сегодня смотрят на нас, сквозь призму исследования материалов об одном из выдающихся деятелей нашего прошлого. Возможность оценить, насколько стал (если стал вообще) объективен этот «взгляд со стороны» в связи с теми широко декларирующимися ныне «глобальными изменениями» в современном мире (и, конкретно, в отношениях между Европой и Россией) на стыке XX и XXI веков?..
К сожалению, оптимизма не вселила уже постановка проблемы, даваемая исследователем в начале книги. Говоря о том, что толкнуло его взяться за труд изучения избранной темы, немецкий историк вспомнил, как 9 мая 2002 года,*в День Победы над гитлеровской Германией, на одной из центральных площадей Санкт-Петербурга был торжественно открыт новый памятник русскому князю Александру Ярославичу Невскому, и далее почти с изумлением вопрошает: почему?! «Прежде всего, почему князь, живший в XIII веке, считается святым покровителем города, который только в 2003 году отпраздновал 300- летие своего основания?.. Какая связь между средневековым князем и победой над немецко-фашистскими захватчиками, отмечавшейся (тогда) в России в пятьдесят восьмой раз? И, наконец, почему памятник князю, совершившему свои славные подвиги более 750 лет назад, воздвигнут именно в наше время?»[495] В самом
Невзирая на всю невероятную «сложность» этих вопросов, особенно для профессионального историка, попробуем объяснить позицию автора. Ввиду того что основной задачей своего исследования г. Шенк поставил изучение не собственно личности, биографии, державных и военных свершений Александра Невского, а только «культурной памяти» об этом человеке, или «истории «воспоминаний»[496] о нем —т. е. его «образах», запечатленных в различных редакциях «Жития князя», на иконописных изображениях, в свидетельствах летописей, а позднее —в исторических трудах, произведениях искусства, повторим, ввиду всего этого, об общей исторической значимости князя Александра, его вкладе и в русскую, и во всемирную историю в книге г. Шенка даже не упоминается. Русский святой и великий полководец Александр Невский согласно терминологии немецкого историка —всего лишь одно из «мест» (или «фигур») памяти определенной «мы-группы» («Wir-Gruppe»), т. е. народа или отдельного социального слоя. Причем, как старательно доказывается на протяжении всего многостраничного тома, эта «фигура» или «образ» с течением времени постоянно видоизменялся, претерпевал значительные трансформации, ибо тот или иной социальный слой русского общества постоянно стремился «присвоить» «образ» прославленного князя себе, «подверстать» его под собственные политико- идеологические нужды.
Так, например, хотя г. Шенк и признает, что Александр Невский стал чтиться святым уже вскоре после своей кончины, но произошло это не в силу того огромного нравственного авторитета, который заслужил князь в глазах народа Руси всей своей жизнью и деятельностью (равно как и благодаря чудесам, зафиксированным церковью над его мощами). Первоначально в конце XIII столетия, доказывает немецкий историк, память об Александре Невском имела значение «лишь для монастырской общины, ухаживавшей за его могилой, самое большее —для жителей Владимиро-Суздальского княжества», для которых князь «играл роль фигуры, формирующей коллективную идентичность. В определенном отношении самая ранняя редакция его «Жития» оказывается выражением локального патриотизма». Почитание князя за рамки Владимиро-Суздальской земли не выходило[497].
Однако в XV веке, считает автор, к тому, чтобы включить «образ» князя как «положительного персонажа собственной истории», — т. е. соответственно оформить упоминание о нем в собственных летописных сводах, переработках его «Жития» —стали стремиться также Новгород и крепнущее Московское княжество. Причем, подчеркивает г. Шенк, в силу того что Новгород Великий вел тогда упорную борьбу за независимость от Москвы, то и новгородские книжники, редактируя и летописи, и «Житие князя», выполняя определенный «социальный, заказ», старались как можно ярче высветить в своих текстах именно подвиги Александра, совершенные во имя защиты Новгорода, а также то, что он был именно новгородским князем; все остальное либо отодвигалось на второй план, либо вовсе опускалось. В то же время московские книжники, создавая свой собственный «образ» Невского, подчеркивали роль князя прежде всего как основателя новой московской династии Даниловичей, благодаря чему династия обретала ореол святости и небесного покровительства. Но когда в этом долгом противостоянии Москвы и Новгорода московские князья все же сумели одержать верх, подчинив своей власти торговую республику, Москва получила возможность, пишет г. Шенк, «определять память о новгородском князе» и сделать свой взгляд доминирующим[498].
Но и в Москве, полагает немецкий историк, «образ» Александра Невского постепенно начал «дробиться», ибо его вновь использовали в своих целях различные политические силы. Например, автор
