представлявших интересы и требования эксплоатируемого народа.
Из толщи народной, в разных областях жизни — в науке, технике, искусстве, литературе — поднимались русские люди, приобретшие мировую известность. Менделеев, Тимирязев, Павлов, Сеченов, Докучаев, изобретатель электросвета Яблочков, изобретатель радио Попов, великие художники Репин и Суриков, композиторы Чайковский и Бородин, писатели Чехов, Короленко, Горький — все это были или выходцы из народа, или люди, кровно связанные с народом, принимавшие близко к сердцу его нужды.
Рядом с Россией официальной, правительственной, представляемой и олицетворяемой чиновниками, не имевшими никакой опоры в народе, постепенно поднималась другая Россия, Россия народная, полная сил и талантов, глубоко, органически враждебная первой…
Многомиллионное крестьянство, численно быстро возрастающий рабочий класс, десятки тысяч так называемых «разночинцев»-интеллигентов, пролетариев умственного труда, — вот каковы были зреющие силы второй, подлинно-демократической России.
80-е годы, в которые Мичурин начинал свою научную работу, М. Е. Салтыков (Щедрин) охарактеризовал так: «Ясно, что идет какая-то знаменательная внутренняя работа, что народились новые подземные ключи, которые кипят и клокочут с очевидной решимостью пробиться наружу. Исконное течение жизни все больше и больше заглушается этим подземным гудением»[6].
Питомец русской рязанской деревни, проведший все детство и большую часть своей юности бок о бок с тружениками полей — крестьянами, Мичурин, всю свою жизнь трудившийся и творивший для народа, был одним из ярчайших представителей новой науки, которую с полным основанием можно назвать революционной. В свое время Маркс говорил, что социалистический переворот будет связан с превращением науки доктринеров-схоластов в науку революционеров. Мичурин оправдал это предсказание Маркса.
Когда Мичурин начинал свой путь, наука о природе носила по преимуществу описательный характер. Учение Дарвина, только что обнародованное, не было признано официальной наукой, считалось спорным, и лишь наиболее передовые умы принимали это учение как новую эру в развитии науки о природе.
Наука того времени и не дерзала поставить задачу преобразования природы в соответствие с нуждами и потребностями человека. Бесспорно, накоплено было немало ценных наблюдений, были описаны со всей тщательностью сотни тысяч животных и растительных видов, множество биологических явлений и фактов. Но на всем этом огромном богатстве человеческого знания лежала печать умиленного преклонения перед совершенством природы. Науку сковывал как бы страх перед попытками объяснить природу, разобраться в непонятном, в противоречиях…
А противоречий таких даже описательная наука при всей своей пассивности накапливала все больше и больше. Уже ко времени Ламарка (1744–1829) в результате многих палеонтологических находок была установлена смена биологических эпох в длительной истории Земли. В различных пунктах земного шара были обнаружены скелеты и кости давно вымерших позвоночных животных, раковины и отпечатки низших беспозвоночных организмов, отпечатки и окаменелости давно переставших существовать растительных форм.
Палеонтологическая наука, наука об ископаемых формах, убедительно говорила об изменчивости видов, о замене одних видов другими, более совершенными.
— Было время, когда не было не только покрытосемянных цветковых растений, но даже и голосемянных, — одни лишь споровые: гигантские папоротники, хвощи, плауны… — так свидетельствовала палеоботаника, наука о древних растительных формах. — Больше того, было время, когда даже и споровых растений не было. В растительном мире происходило бесполое размножение организмов, простым делением…
Передовые умы XIX столетия не могли оставаться равнодушными к этому все более нараставшему, все более очевидному противоречию.
Сначала Ж. Б. Ламарк, а затем Чарльз Дарвин много потрудились над разрешением проблемы происхождения видов.
Ламарк, большой заслугой которого было признание взаимосвязи между внешней средой и формированием признаков, пытался объяснить происхождение видов — возникновение высших видов из низших — эволюционным путем, путем постепенного развития, так же как и впоследствии Дарвин.
— Почему у жирафа длинная шея? — ставил вопрос Ламарк.
И отвечал на этот вопрос так:
— Пальмы, листвой которых питается жираф, обладают высокой кроной. Чтоб дотянуться до этих высоко расположенных листьев, предки жирафа должны были упорно, настойчиво упражнять свою шею, дабы она могла достигнуть нужной длины…
Дарвин, более вооруженный фактами из области естествознания, по-новому осветил наблюдения, сделанные Ламарком. В качестве объяснения эволюции животного и растительного мира он выдвинул принцип естественного отбора.
Да, у предков жирафа шея была, вероятно, значительно короче, но и питаться им, повидимому, приходилось не таким обильным и полезным кормом, как листва пальмы. Но вот у некоторых особей шея оказалась несколько длиннее, чем у других. Это дало им возможность успешнее добывать себе пищу. Животные с короткой шеей, получая меньше питания, стали вырождаться, вымирать, а животные с более длинной шеей, лучше обеспеченные кормом, стали размножаться быстрее, все совершенствуя из поколения в поколение благоприятствующий им признак — удлинение шеи. Вот в результате этого постепенно и возникло то животное с длинной шеей, которое именуется жирафом.
Такова в общих чертах схема, легшая в основу учения Дарвина. Способность выживания наиболее приспособленных особей вела к совершенствованию полезного признака. Это и есть закон естественного отбора. Иначе говоря, природа сама позаботилась о том, чтоб совершенствовался именно тот признак, который наиболее полезен в определенных условиях для данного вида, безразлично — животного или растительного.
Всякий полезный для живого организма признак, способствующий его личному и видовому благополучию, выживанию в условиях данной среды, как бы поощряется и закрепляется законом естественного отбора. Этот признак переходит по наследству к последующим поколениям и развивается у потомства еще сильнее. Защитная окраска насекомого, птицы, зверька, форма его тела, его зубов и костей, пушистый парашютик семени одуванчика, крючок-прицепка семени репейника — все это порождено естественным отбором, учил Дарвин. Идеализму в воззрениях на природу Дарвин нанес тяжелый удар.
Именно поэтому и было так высоко оценено учение Дарвина корифеями новой, революционной науки о развитии человеческого общества К. Марксом и В. И. Лениным.
«Дарвин направил интерес на историю естественной технологии, т. е. на образование растительных и животных органов, которые играют роль орудий производства в жизни растений и животных»[7].
Так говорил о Дарвине К. Маркс.
Столь же положительно высказывался о Дарвине и В. И. Ленин:
«…Дарвин… впервые поставил биологию на вполне научную почву, установив изменяемость видов и преемственность между ними»[8].
Правда, Дарвин несколько переоценил универсальность, общезначимость установленного им закона. Как указал Фр. Энгельс, Дарвин, поддерживая лженаучную, философски неверную идею реакционера Мальтуса о так называемом «перенаселении Земли» с реакционными выводами о «полезности» истребительных войн, о необходимости ограничить размножение человечества, тем самым перенес свою теорию «борьбы за существование», которой он вообще придавал чрезмерно большое значение, на человеческий род. Дарвин упустил, что человек как высший продукт земной эволюции, как хозяин земли и природы может и должен сам переделывать мир. До ясного сознания роли человека как существа, способного преобразовывать природу, Дарвин не смог подняться в своих взглядах.
Именно это и имел в виду Фр. Энгельс, когда рассматривал слабые стороны дарвинизма, в частности неприменимость его к развитию человеческого общества. Энгельс смело определяет место и роль человека в природе, его права на преобразование природы.
В своей книге «Диалектика природы» Энгельс пишет:
«Животное только пользуется внешней природой и производит в ней изменения просто в силу своего
