– Объяснитесь, – удивленно предложила мне королева. – Что именно обнадеживает?
– Если этот человек добивается встречи с вами в тайном порядке, то о каком использовании вашего имени может идти речь? Насчет состояния, то в этом я могу дать вам честное слово, что в средствах граф не нуждается. Вот ещё что, никто и никогда из достойных уважения людей не сказал о Сен-Жермене дурного слова. По крайней мере, я не могу припомнить. Этого не скажешь о примазавшихся к его имени так называемых учеников, особенно о пройдохе Калиостро. Мадам, он – мистик, он верит в прогресс, руководимый разумом, невозмутимо противостоящим стихийным силам хаоса и разрушения.
Королева задумалась, потом сделала замечание.
– Что-то подобное, выходящее за рамки дешевого поиска приключений, рассказывала мне и госпожа де Жанлис.[105] А как же быть со слухами о чудодейственном чае, секрет которого этот таинственный граф якобы открыл умершей недавно графине де Жержи… Вам не кажется, Люсиль, что это чересчур?
– Что именно чересчур, ваше величество?
– Все эти разговоры о вечной жизни, эликсире вечной молодости, необыкновенных способностях, изумляющих своими красками картинах, о виртуозной игре на скрипке…
– Вы не доверяет свидетельству Рамо? Или есть какое-то подозрение, что наш мистик оказался способен так очаровать де Жанлис, что она спустя столько лет вспоминает о нем с благодарностью. Кстати, он и ей открыл секрет своего чая.
– А вам, графиня.
– Мне тоже. И не мне одной. Вспомните, сколько прожила мадам де Жержи? Почти сотню лет и умерла в здравом уме, легко и непринужденно. Во время компании, которую русский флот проводил в Средиземном море, граф Сен-Жермен поделился с графом Орлофф своим напитком. По отзывам знатоков, русские, привыкшие жить в ледяных пещерах, очень плохо переносят жару, и этот чай помог им сохранить подвижность и энергичность в боях.[106]
– Может быть, вы поделитесь со мной его рецептом?
– Ах, ваше величество, охотно, только не в чае дело. Это всего лишь укрепляющий и поддерживающий жизненные силы настой. Главное в другом – в образе жизни.
– В образе жизни? Это уже менее интересно… И что же он предлагает?
– Прежде всего, совершенно отказаться от мясных и жирных блюд, не пить вина, если только оно не разбавлено водой взятой с гор. Питаться следует свежайшими овощами и фруктами, вести себя разумно – то есть, с любовью к людям, вот тогда и чай придется впору.
– Да, это жесткие условия, – согласилась королева. – И, по моему разумению, верные. Ничто так не отягощает тело, как избыток пищи. Но соблюдение этих условий граничит с подвигом. Каким же образом наш герой преодолел соблазны? Откуда он родом?
– Не могу сказать точно, мадам, но, по-моему, он является сыном какого-то восточного правителя. Однажды он показал нам портрет его матери, о которой он до сих пор вспоминает со слезами.
– Где же это было?
– Однажды на вечере, устроенном для узкого круга. В тот раз граф аккомпанировал на фортепиано итальянские арии, которые исполняла юная мадам де Жанлис. Когда девочка окончила пение, граф сказал: 'Скоро, всего через каких-нибудь пять-шесть лет, вы удивите всех своим прекрасным голосом. Мне кажется, что он сохранится у вас надолго. Чтобы совершенствовать очарование, необходимо научиться сохранять красоту. Судьба улыбнется вам в день вашего совершеннолетия'. – 'Но, граф, – ответил ребенок, – сохранить красоту невозможно. Это превышает возможности человека'. – 'К сожалению, так и есть. Однако, согласитесь, это было бы чудесно вечно оставаться юной?' – 'Да, это было замечательно'. Знаете, ваше величество, что сказал граф. 'Я обещаю вам эту возможность', – вот его слова. Я их хорошо запомнила. Помню, тогда настроение у всех было просто чудесное, все испытывали друг к другу истинную симпатию, и мать девочки осмелилась спросить, верно ли говорят, что родиной графа является Германия?
'Мадам, – глубоко вздохнув, ответил наш герой, – есть вещи, о которых никто не вправе забывать. Все, что я могу рассказать, это то, что семи лет от роду я прятался в лесах, и за мою голову была назначена большая награда. В день своего рождения моя мать подарила мне свой портрет. Господа, я никогда в жизни не видел её. Я могу показать вам этот талисман'.
Мы все собрались возле Сен-Жермена и он показал миниатюру, на которой была изображена невероятно красивая женщина в странного вида одеянии. Маленькая Жанлис спросила, где носят подобные наряды, однако граф не ответил. Он спрятал портрет.
– Не напоминает ли этот наряд одежду венгров? – спросила Мария-Антуанетта.
– Не знаю, ваше величество. Вот ещё удивительный факт – несколько ранее этого вечера граф преподнес маркизе де Помпадур конфетницу. Это была совершенная по красоте вещь. И, как оказалось, с секретом… Конфетница была покрыта черной эмалью, в крышку вделан агат. Граф попросил маркизу поднести ларчик поближе к огню. Каково же было удивление всех присутствующих, когда они обнаружили, что камень исчез, и на его месте появилось чуть посвечивающее изображение молодой пастушки, окруженной овечками. Когда же шкатулку убрали от огня, наверху вновь появился агат.
Королева вновь задумалась.
– В конце концов, нет ничего страшного, если я недолго побеседую с этим таинственным человеком, – Мария-Антуанетта пожала плечами. – Хорошо, завтра приведите его под видом своего слуги в Версаль. Ждите моего сигнала в малых апартаментах. Я встречусь с ним, но только в вашем присутствии. Это, в свою очередь, мое 'sine qua non'.[107]
Я сделала глубокий реверанс, и королева неожиданно добавила.
– Давайте поступим так. Я скажу, что вы должны привезти окончание заинтересовавшего меня романа. Например, второй том. Когда вы прибудете, я подошлю вам пажа, который попросит вас принести его. Это будет условный сигнал.
Я поклонилась ещё раз, и королева обычным своим жестом показала, что аудиенция окончена.
Должна сознаться, что меня очень смутили слова её величества о неизвестном корреспонденте, предупредившем Марию-Антуанетту о моем визите. Неужели моя просьба была частью хитро составленного плана, в котором мне отводилась незавидная роль? Я спросила себя, стоит ли выяснить у Сен-Жермена все обстоятельства, потом, однако, решила, что я таким образом ничего не добьюсь. У этого человека всегда и на все готов ответ.
На следующий день к назначенному утреннему часу мы прибыли в Версаль, прошли в мои комнаты, расположенные в 'апартаментах свиты' – там подождали, пока не пожаловал один из пажей и не попросил передать якобы привезенный мною второй том. Я тогда действительно захватила с собой какой-то новый роман, уже не помню, какой именно. Вручила его пажу и с тревогой в сердце двинулась вслед за ним в сопровождении своего 'лакея'.
Мы поднялись на половину королевы. Госпожа Мизери провела нас в личные апартаменты её величества. Мария-Антуанетта сразу вышла навстречу – вся она была исполнена величавого достоинства. До сих пор у меня перед глазами стоит её образ, доносится тихая, порой взволнованная речь, волнует её настойчивое нежелание знать правду. Только со временем я прозрела и возблагодарила судьбу, что мне довелось присутствовать при историческом событии. Становишься намного мудрее, когда вот так, воочию становишься свидетелем трагического столкновения грубой, одетой в рубище правды и сверх меры закутанной в домыслы и предубеждения иллюзией.
– Господин Сен-Жермен, – обратилась она к моему спутнику, – насколько мне известно, Версаль вам хорошо знаком.
Граф поклонился – совсем в его обычном стиле: достаточно низко, изящно, учтиво, – потом сказал в том духе, что он более двадцати лет поддерживал доверительные отношения с прежним королем
– …Он не гнушался выслушивать мои советы и использовать мои скромные возможности в некоторых ситуациях, о которых сейчас было бы неуместно рассказывать. Смею надеяться, что он потом не сожалел о том, что был связан со мной.
– Вы через графиню д'Адемар выразили желание связаться со мной. Я питаю к ней глубокую привязанность и не сомневаюсь – то, что вы хотите сообщить, достойно нашего внимания. Я не прочь выслушать рассказ о ваших удивительных путешествиях. Конечно, и в дальних странах встречаются всякие неприятности, которые при некотором усилии можно посчитать схожими с нынешними условиями во
