будет, если ГКЧП не победит — то это всем погибель.
МПС и Гражданская авиация сказали, что они работают как обычно, что они за порядок (так оно и было, кстати!).
На реплику одного из участников совещания — что делать, как бороться с теми, кто сейчас порядок нарушает, — Павлов с пьяной улыбкой отвечал:
— А я… против жёстких методов. Пусть люди поговорят, погуляют, побеседуют…[34]
Единственный, кто выразил некоторые опасения, был министр культуры Губенко:
— Мне предстоят очень тяжёлые встречи с творческой интеллигенцией. Она не примет и не поймёт ГКЧП!
На это Павлов свысока, через губу, возразил:
— Страна — это ЗиЛ, страна — это Уралмаш, а не шалопуты с Манежной площади… сунем им, тупым работягам, в зубы по шесть соток, мигом заткнутся!
…В этот самый миг Профком Уралмаша принимал решение о начале бессрочной политической забастовки.
19 августа 1991 года. Девятнадцать часов пятьдесят минут. Москва, Смоленская площадь, Здание МИД СССР
Министр иностранных дел Бессмертных в своём кабинете проводил узкое совещание — только одни его заместители.
Отчего же он был сейчас здесь, а не на заседании Кабинета Министров, у Павлова?
Да, болен он был. Потому что.
Печёночные колики, вот как-то оно так.
Как говорят англичане, «Diplomatic cold»!
Дипломатический насморк, ага…
Выдернул министра из отпуска, который тот проводил в лесах Беларуси (даже партизанскую стоянку, собирая грибы, отыскал — для сомневающихся, воспоминания Кравченко, тогдашнего министра иностранных дел Белорусской ССР), сам товарищ Крючков.
Попросил срочно приехать министра в Москву.
Встретил на Ивановской площади, через «Крылечко» провёл в «Корпус», тот самый — сталинский!
За длинным столом сидели ближайшие друзья и (чуть было не написал — подельники) соратники товарища Горбачёва, вся его дружная команда.
Включая Янаева, Язова, Крючкова, Лукьянова… Даже «Тень» Горбачёва — руководитель его личной охраны Плеханов, — был тут как тут.
Крючков пригласил Бессмертных в маленькую комнатку отдыха с диваном и холодильником, налил в рюмки коньячку — мол, так и так, ситуация ужасная, кризис, нам грозит катастрофа, и есть мнение — пора вводить чрезвычайное положение…
Бессмертных, опытный аппаратчик — сразу переспросил:
— Это делается по распоряжению президента?
Честный Крючков чуть покраснел:
— Нет, президент серьёзно болен…
Тогда Бессмертных осторожно поставил рюмку на край стола:
— Ну, тогда я пить не буду.
И пояснил, поморщившись:
— Печень у меня! (Для тех, кто не жил в то время, поясняю… если в высоком кабинете тебе налили — это знак особого доверия. Сдохни, да выпей!)
Крючков взял рюмку и вежливо, но настойчиво стал вкладывать её в руку министра:
— Надо! Надо, Александр Александрович! Выпей!
— Сказал, не буду, и точка.
Вздохнув и покачав осуждающе головой, Крючков достал из маленького замаскированного сейфа кожаную папочку с вложенным в неё листком с напечатанным на машинке списком:
— Вот видишь, твоя фамилия утверждена!
Бессмертных вытащил из внутреннего кармана подаренный к юбилею «Монблан», отвинтил колпачок и золотым пером изящно против своей фамилии начертал: «Бессмертных отказался».
И, снова отодвинув на столе подальше от себя рюмку, добавил:
— Печень у меня… хе-хе.
…Министр ничего не боялся! Если бы в Кремле он увидел шайку агрессивных молодых полковников в чёрных очках, то, верно, он занервничал бы. Ясное дело — хунта. Выведут в коридорчик и тут же рассчитают.
А тут — люди, которые сами управляли страной.
Крючков — самый близкий президенту человек, Болдин — это вообще чисто горбачёвская креатура…
Как они могут узурпировать власть, коли они сами власть и есть?
Так что, возможно, Горбачёв действительно мог быть болен!
Поэтому Бессмертных, выйдя в общий зал и предвидя многочисленные вопросы зарубежных коллег, спросил — где сводка или бюллетень о здоровье президента?
На что ему ответили небрежно — да будет, будет скоро! Наверное, вообще, в зале шло не совещание, а вязко тянулась какая-то невнятная каша… Язов что-то говорил о перемещении войск в Москве (запомнились его слова — к Дому Журналистов, четыре танка, но без боекомплекта!), Павлов, багроволицый, вещал о формировании каких-то групп для сбора урожая…
Бессмертных только махнул рукой и уехал… болеть!
И вот теперь на совещании в МИДе он пытался понять, что происходит.
А происходило везде по-разному.
Посол в Ирландии Гвенцадзе чётко и ясно дал понять в своём заявлении о поддержке ГКЧП.
Посол в Югославии мигом лично вынес портрет Горбачёва на помойку.
В Парижском посольстве совработники с нетерпением ожидали появления там Козырева — чтобы, надев на него наручники, первым же рейсом «Аэрофлота» вернуть его на историческую родину.
А вот посол в Чехословакии, напротив, высказался, удостоившись дружеского похлопывания по плечу от САМОГО Гавела, в том смысле, что Perestroyka и Glastnost победят…
Президент Польши Лех Валенса прислал Ельцину (но почему-то на имя Бессмертных) телеграмму, в которой потребовал у русских ускорения вывода советских войск и ещё двести миллионов долларов возмещения убытков от их пребывания…
В целом, было забавно.
Короче, всем совпослам отправили циркулярную телеграмму — внешнеполитический курс СССР остается таким, как он был определён нашими конституционными органами, той политикой, которая определяется Верховным Советом и КМ СССР.
Следовательно, ничего без надобности не трогать.
И ещё из внешнеполитических тем…
Корреспондент ТАСС по своим каналам сбросил информацию, что депутат Старовойтова во время файв-о-клок с Маргарет Тэтчер договорились о создании международной медицинской комиссии по проверке состояния здоровья нобелевского лауреата… Высокие стороны также пришли к соглашению, что пятнадцати миллионов населения на территории бывшей России, ядра бывшего Советского Союза, — будет вполне достаточно. Остальные сто пятьдесят миллионов русских — явно излишни.
