То, что Лаврентий Павлович встретил у гастронома «Арбатский» опального сотрудника Института проблем философии Академии Наук по имени Вазген, — это, конечно, была случайность…
Однако ничего случайного в нашей жизни не бывает…
Во-первых, Вазген работал рядышком с Новым Арбатом, на «Кропоткинской», в Институте проблем философии, а жил на улице Воровского, дом двенадцать…
А во-вторых, Берия никогда до конца не доверял сводкам.
Отучил его товарищ Сталин от этого…
Навсегда Лаврентий Павлович запомнил октябрь сорок первого, когда он, встревоженный, позвонил Хозяину и доложил Ему непроверенную информацию, которую принёс на Лубянку перепуганный, трясущийся Хрущёв, о том, что немцы высадили в Москве воздушный десант…
И Его спокойный вопрос:
— На твой письменный стол десант высадили? Ты их, немцев, сам-то хоть видел?
Ах, как было потом Берии стыдно…
Поэтому часто, в самую запарку — Берия лично лазал и вокруг первого ядерного реактора Ф-1, и вокруг стапеля парящей жидким кислородом Р-1… Говорил с разными людьми — техниками, наладчиками, замотанными инженерами, честно старался понять, что вообще на самом деле происходит.
А тут — такое… Советский народ празднует первый день свободы! Впрочем, витрин не бьют, и смертельно пьяных совсем мало — в основном пьянящая эйфория.
Я, как автор, поясню.
Народ откровенно устал от СССР. Нет, не так. Устал от нищеты, от «колбасных электричек», устал от официоза, лицемерия, несправедливости, наглой подлости партноменклатуры, устал от лживо- оптимистических лозунгов…
Люди хотели перемен.
Они видели на Западе — только полные магазины.
А открывшаяся в марте ПЕРВАЯ биржа труда — воспринималась ими как забавный курьёз. Ведь ПОСЛЕДНЯЯ биржа труда была закрыта в СССР аж в 1934 году, когда был трудоустроен последний безработный! Поверили, что свободы хватит, чтоб по-быстрому так зажить, как в Америке…
А в республиках искренне считали, что Россия их объедает, что сами-то мы о-го-го как заживём, если отдавать своё не будем! «И ваще: если б не Сталин — все бы в полном шоколаде жили!»
И Берии надо было это понимать… Каждая минута, говорите, на счету? Тем более.
«Остановись и подумай». Совет от товарища Сталина.
Москва, Новинский бульвар, народное гулянье. Чуть позднее…
Берия уже возвращался к «отнорку» — входу в спецсооружение номер 347, когда его внимание привлёк необычный, колоритный персонаж…
Спортивные штаны с «лампасами», малиновый пиджак, из-под которого высовывалась толстая золотая цепь на толстой, как паровозная труба, и такой же, как указанная труба — грязной шее, низколобая голова, покрытая шишками и старыми шрамами, бритая налысо…
В руках персонаж держал огромное устройство размером с кирпич и с метровой длины антенной (вероятно, переносную радиостанцию, подумал Лаврентий Павлович. На самом деле — транковый радиотелефон с выходом в городскую телефонную сеть) и радостно туда вопил:
— Прикинь, Толян?! Конкретно я приподнялся! Ага… Лужок пятнадцать лимонов отбашлял, прикинь, брателло? Не, какой, в натуре, «зелени»! Откуда на Лужке зелень? Он же лысый, гы-гы… А, да это за то, что мы к Би-Де подогнали миксеры-хуиксеры, всякую поебень, плиты там навалили, ага… Не, не наши — хохлы, из Хохлостана! А им похер! Плати бабки, они тебе на Красной площади наложат, ага… и насрут! Если заплатишь! Да ты чо? Я тебе по мобиле звоню, отвечаю… Ерунда, пятёрка тонн Грин[38] и тонна грин за минуту базара…[39]Только батарейки надо часто менять! Их мой водила за мной в чемодане носит! Чо? Да коммуняк мы порвали нах, как давеча «коптевских»… а чо? Да я сам семьдесят кило деревянных быдлу подогнал! Чо такое кило? Кило — это кило… Ты колбасу покупаешь? Нет? А раньше покупал? Ну вот… и водяры, и хавчика — всё сожрали, проглоты. Ничо, отобьём… Да, Толян, я тебе чо звоню… Давай оторвёмся, бля. В Краснопресненской бане! Садись на свою «бэху» да подгребай! Сосок возьми, позеленее… Те чо, козёл? Это я не тебе…
Персонаж в малиновом пиджаке, посверкивая золотыми перстнями (по два на каждом пальце), — сделал в сторону Лаврентия Павловича, внимательно прислушивающегося к чужому разговору, и даже — через слово его понимающего — этакую козу, как маленьким детишкам показывают…
Лаврентий Павлович в ответ только ласково улыбнулся…
Посещая в силу профессиональных обязанностей с инспекцией дальние «командировки» ГУЛАГа, он видывал таких волков, что у него — бывало, бывало! — мороз по коже шёл… И людоедов видел, и серийных мокрушников, и бандитов… Осматриваемый же персонаж относился скорее к презираемой в любой нормальной «хате» категории хулиганов — бакланью…
При всей его накачанности.
Поэтому Лаврентий Павлович не стал с ним вообще разговаривать, а текучим движением обогнул уличного хулигана, коснулся его небрежно двумя пальцами и пошёл себе дальше…
А несчастный Колян остался лежать на мокром асфальте, хрипя и хватаясь за горло…
Впрочем, хрипел он очень недолго. Берия был гуманным человеком и «мясо» (или «куклы») понапрасну не мучил…
Так погиб защитник Свободы и Демократии, надежда всей прогрессивной интеллигенции, ярчайший представитель нарождающегося класса эффективных собственников, о котором так мечтали академики Абалкин и Шаталин, — один из самых первых новых русских, авторитетный предприниматель Коля Гугнявый…
19 августа 1991 года. Двадцать три часа семь минут. Москва, Кремль. «Корпус», второй этаж
Маршал Советского Союза, Министр обороны Дмитрий Тимофеевич Язов, сидя в знаменитом, знакомом зрителю по киноэпопее «Освобождение» кабинете, надев очки «для близи», внимательно вчитывался в листок машинописного формата, который нашёл в туалете, аккуратно пришпиленный к двери кабинки канцелярской кнопкой: «С нами Ельцин и Копец — хунте наступил пиздец!!»
Кроме того, на зеркале, над рукомойником, кто-то написал ярко-алой губной помадой: «А пошёл ты в Форос!!»
Юмор ситуации заключался в том, что в этот туалет ходили оправлять естественные потребности только члены и кандидаты в члены… Политбюро. И вряд ли кто из этих членов (тем более кандидатов в оные!) пользовался такой развратно-красной губной помадой.
И, кроме того, надписи выглядели совсем не смешно…
— Дима, ты чего читаешь?
— Слова, мама, слова… — процитировал Гамлета Язов.
Эмма Николаевна, которая вдоволь покочевала с ним по далёким гарнизонам, победовала в тайге и в пустыне, настоящая офицерская жена — и в этот скорбный час тоже была рядом с ним… У маршала не хватило духа её выгнать!
— Мамочка, может, всё-таки домой тебя отправить? — все же с надеждой спросил её маршал.
Эмма Николаевна отрицательно покачала головой.
Конечно, ей давно надо было бы прилечь, но… она терпела.
Две недели назад бронированный «ЗиЛ» маршала, на котором она ехала по Можайке на дачу, чтобы не сбить перебегавшую шоссе маленькую девочку, ушёл в кювет.
