нее. – И с чего же мне начать?
– Да хоть с чего. – Улыбка. Отеческая нежность. Понимание во взгляде. Которое должно меня успокоить.
Да только моя рука сама тянется к простенькой сережке в моем ухе – кристаллу возврата. И в ушах звучат слова отца: «Твоя жизнь для меня дороже всего. Если поймешь, что ты не можешь удержать ситуацию, возвращайся сюда. Ни одна проблема этого мира не стоит того, чтобы ты чувствовала боль».
– Можешь с самого начала. Можешь с того места, которое посчитаешь особенно важным. А можешь – с самого главного.
И я заставляю себя опустить руку – я еще могу держаться. И мне очень хочется помочь отцу. Не ради его уважения, не ради того, чтобы он мог гордиться своей дочерью – наши отношения строятся совершенно на других чувствах, и мне не нужно доказывать ему что-либо, для того чтобы завоевать его любовь. Она у меня была, есть и всегда будет.
Я просто хочу ему помочь.
– Не знаю, готова ли я к главному… – Со странной робостью в голосе, которой мне раньше не приходилось за собой замечать.
Ну Закираль, встретимся мы с тобой…
– Тогда расскажи про дракона. Это ведь именно тот, из-за которого разгорелся бой в королевском дворце?
– Именно. – Наконец-то я могу не контролировать собственные эмоции. Воспоминания о нашей первой встрече с этим ящером давно стали одними из самых приятных. – Их с Роланом, оказывается, давно мир не брал. Точно причины не знаю, но могу предположить, что кто-то у кого-то увел девушку. Судя по тому, что именно Тамирас бросился отбивать меня у демона, приняв за его любовницу, этот подвиг совершил мой брат.
– А ты? – Искренняя заинтересованность и радость от того, что я больше не прячу от него свои глаза.
– О-о-о… Я тогда была совсем юная, и внимание красавца– дракона очень хорошо совпало с битвой за право самой строить собственную жизнь. Так что Тамирас был очень хорошим поводом изысканно и увлеченно потрепать всем нервы.
– То есть ни о каких глубоких чувствах речь не шла? – Его взгляд становится насмешливым, и я уже прямо-таки вижу, как, при малейшей возможности насолить дракону, ответ на этот вопрос будет передан ему.
Хотя… Зря я так про Карима думаю. Этот не поделится информацией даже со своим господином. И все это ехидство лишь для того, чтобы меня слегка раззадорить и вытащить из начинающейся хандры.
– Как только я начала осознавать, чем мальчики отличаются от девочек, мне начали вбивать в голову, чтобы я никогда не влюблялась в драконов и эльфов. Тем более серьезно. А я всегда была барышней понятливой и наставления отца и братьев слушала внимательно.
– И выполняла? – И вновь весьма приличная доля ехидства. Теперь уже в голосе.
– Когда они совпадали с моим собственным мнением. Кстати, первое, что предложил мне Тамирас, – сделку. Лишь подыграть ему. Это уж он потом, когда увидел, как я с Роланом сражаюсь, понял, что я обладаю не только смазливой мордашкой.
– Но сегодня все, что он делал для тебя, выглядело очень серьезно.
– Именно это меня и напрягает. Мне с обещанием отцу надо разобраться, а здесь со всех сторон сплошные поклонники. Работать спокойно не дают. – И ведь сама себе не смогу ответить, насколько горечь, что звучит в моем голосе, притворна.
Видеть самозабвенно смеющегося Карима мне еще не доводилось: густой бас, перекатывающийся, словно огромный валун по насыпи из мелких камушков.
– Ты не будешь против, если я предложу им не тратить свое красноречие, пытаясь доказать, что они обладают множеством достоинств, на которые тебе стоит обратить свое внимание. А еще лучше передам твои слова, что тебя, кроме поручения повелителя, ничего больше не интересует.
– Этим ты значительно облегчишь мою жизнь. Тем более что в эту компанию напрашивался еще один. – Последние слова я произношу уже не шутливым тоном.
И улыбка сходит с его лица. А глаза больше не светятся лукавством: они холодные и стремительные в том, как улавливают оттенки моих внутренних переживаний, отражающихся на лице.
– Что сказал тебе даймон?
– Что обязательно найдет меня. – Я отвечаю быстрее, чем понимаю, что этого делать не стоило.
– Что еще? – И вновь жестко и хлестко. Так, что нет возможности не ответить.
– О чувстве юмора: я и не знала, что черные воины не только понимают наши эмоции, но и сами похоже выражают свои. Об их женщинах. – И я пожимаю плечами. – Мы много о чем говорили.
Но, как ни странно, это его не успокаивает, несмотря на мои надежды. И вопрос, совершенно не тот, которого можно было ожидать, звучит ударом последнего гвоздя в крышку моего гроба:
– После чего он с тобой заговорил?
– Это так важно? – Я хоть и пытаюсь сопротивляться, но уже давно начала понимать, что за той сценой в доме, активной участницей которой я стала, кроется нечто совсем иное, чем мне казалось.
– Даже слишком. – Но видя, что такой ответ меня вряд ли удовлетворит, вынужденно добавляет: – Даймоны такого уровня, как Закираль, с женщинами других миров без серьезных причин говорить не будут: пожелай он у тебя что-то узнать – воспользовался бы услугами своих приспешников. Но чтобы сам… – И пауза. За которой может следовать лишь ответ. На тот вопрос, истинного смысла которого я так и не сумела понять.
– Я попросила его показать мне свое лицо. – Чем дальше я произношу слова, тем мертвеннее становятся глаза воина. Пока не блекнут совсем, не в силах справиться с тем волнением, которое он испытывает. – Что тебя смутило? – Уже тихий шепот, больше похожий ни скулеж.
– И он это сделал? – Его рука, удерживающая мою, чуть заметно подрагивает.
– Да. Он снял платок. А когда мы уходили, ворвался в комнату и без покрывала.
И он проводит свободной рукой по лицу, словно пытаясь уничтожить вставшую перед его глазами картину.
– Что же ты наделала, девочка. – Но эта минутная слабость проходит так быстро, что я начинаю сомневаться: была ли она вообще. – Ты должна как можно скорее покинуть этот мир. А до тех пор, пока ты этого не сделаешь, пусть твой отец тебя спрячет.
– Извини, Карим. – И я качаю головой. И продолжаю, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно сдержаннее. Не выдавая родившееся в груди не самое радостное предчувствие. – Но то, что ты мне предлагаешь – слишком серьезно, чтобы я могла согласиться с тобой, не понимая, почему я должна это сделать.
– Ты уверена, что хочешь услышать мои объяснения?
По тому, как он это говорит, я достаточно быстро понимаю – не хочу. Но должна. И не только из-за того, что должна осознать, насколько серьезно все то, что заставляет его предложить мне столь радикальные меры. Но и подтвердить подозрения отца и братьев в отношении самого Карима, которые считают, что он не столь прост, как пытается казаться.
– Не уверена. Но судя по всему, выбора у меня нет. Во что еще я вляпалась?
Прежде чем начать говорить, он на мгновение отводит взгляд. Словно еще раз обдумывает те слова, которые ему придется произнести. Его лицо заостряется, взгляд застилается дымкой, а ладонь сильнее сжимает мою руку, готовя меня к неизбежному.
– Ты – невеста Закираля. – Он говорит с неожиданной насмешкой и чуть мрачноватой улыбкой, но у меня не возникает даже мысли о том, что это может быть шуткой. Потому что горечь, звучащая в его голосе, относится в первую очередь к нему самому. И слова скорее служат обвинением своей неспособности предотвратить ситуацию, чем желанием меня напугать.
– Я?! – Вопросительно приподняв бровь и усмехнувшись. И все лишь с одной целью: скрыть ужас от одного допущения того, что это может быть правдой.
– Попросив его снять платок, ты предложила себя ему в жены. Этот ритуал так и называется: предложение себя. У даймонов женщин значительно меньше, чем мужчин, поэтому, несмотря на то, что
