– Мне подороже. Пошустрее. Пооригинальнее. И вообще… Ну чтобы про авиетку можно было сказать «плюс-топ-директ»!
– На свидание собираетесь? – господин Пивное Брюшко, бравируя своей проницательностью, подмигнул Матвею.
– Примерно…
– Тогда посмотрите раздел четыре.
Матвей пролистал каталог. Нашел раздел четыре. И ткнул пальцем в самую дорогую авиетку модели «Брахмапутра». Сто рублей в час.
– Правильный выбор! Индийское – значит отличное!
– Я беру. До завтрашнего утра, – Матвей вскочил, источая нетерпение.
– Увы, этой модели сейчас нет. Ее можно взять только на Марсе. В отделении на Северо-Западной площади! Там вообще много пафосных… Там есть даже «Персефона Люкс»!
– Все это замечательно, – сказал Матвей, чувствуя, как внутри него закипает раздражение, – но мы же не на Марсе! И у меня очень мало времени!
– Тогда возьмите «Сызрань». Самоновейшая модель. Прямехонько с берегов реки Волга!
– Где она?
– Вот, поглядите!
Господин Пивное Брюшко вразвалочку отправился в свою пахучую подсобку и вернулся с очередным буклетом в руках. Из потрепанного журнальчика на Матвея глядела тупомордая махина снежно-белого цвета.
– Годится! – не глядя даже на цену – двести рублей в час, – заявил Матвей, все больше нервничая.
– Ядре-оные позитро-оны! – вдруг пропел господин Пивное Брюшко, хлопая себя по лбу маленькой потной ладонью. – Ее же утром господин генерал-лейтенант забрал! А я и забыл. Собственно, это не в мою смену было. А у напарника моего, у Чебурашки…
– И что теперь? – кулаки Матвея самопроизвольно налились мортальной тяжестью.
– Теперь вам придется выбрать что-то другое. Например, вот это… Хотя нет, «Эмпузы» тоже сейчас нет… Она в покраске… Клиент один по пьянке ей брюхо о шпиль Генштаба оцарапал…
Лишь спустя тридцать пять минут багровый от накипевшего раздражения Матвей вышел из пункта проката и направился к стоянке авиеток, поигрывая ключами от люков.
Но и это было еще не все.
Стоило Гумилеву сделать десяток шагов в сторону стоянки, как двери проката распахнулись и на пороге объявился господин Пивное Брюшко.
– Эй! Эй, офицер! Я забыл сказать, что машина не заправлена!
– Не заправлена?
– Нет! Но я сейчас распоряжусь! А вы пока… можете выпить кофе в баре «Ренессанс»!
У Матвея было два варианта: вернуться и больно ударить господина Пивное Брюшко в это самое брюшко. Многие его коллеги из «Беллоны» так и сделали бы. Или безропотно отправиться в бар «Ренессанс», чтобы, так сказать, «не нагнетать»…
Матвей был так рад нежданному звонку Анны, что выбрал вариант два. Их знакомство еще не успело начаться, а Матвей уже был уверен: Анна влияет на него самым положительным образом!
В баре «Ренессанс» было малолюдно – разве что за столиком возле окна пировала компания во главе с лейтенантом Мокакиным. Недоброжелатели звали его Мартышкиным (по цепочке Мокакин-Макакин- Мартышкин). Что отчасти объяснялось его общительностью, подвижностью и волосатостью (волосы торчали из ушей, из носа и росли даже на третьих фалангах пальцев!), делавшими его похожим на одомашненного орангутанга.
Рядом с Мокакиным-Мартышкиным сидели двое – старший лейтенант Постников и лейтенант Ушанский. Они пили кальвадос малоизвестной в других местах Солнечной системы, но отчего-то популярной именно на Марсе марки «Долматовский».
Судя по характерной жестикуляции, все трое были, что называется, «на поддаче».
Матвей попросил у бармена кофе, дружелюбно помахал компании рукой и думал было тем и ограничиться. Однако, когда кофе материализовался перед ним на барной стойке, он понял, что если сейчас же не вольется в общество выпивающих коллег, то, неровен час, его раздражение достигнет максимума. И не дай Бог господину Пивное Брюшко заявиться в бар с вестью о том, что у выбранной им, Матвеем, авиетки подходит к концу ресурс маршевого!
«Тут-то я и засвечу ему между глаз! Несмотря на все благое влияние губернаторской дочери Анны. А дальше будут суд, штраф, гауптвахта, отстранение от полетов. И это в лучшем случае».
– Здоров, лейтенант! – поприветствовал его Мокакин-Мартышкин, радушно приобнимая за плечи.
– Взаимообразно, Анатолий, – кисло промолвил Матвей. – Что празднуем?
– Да вот у Постникова младший брат на работу устроился… На первую свою работу, между прочим!
«Ну и повод, – удивился про себя Матвей. – А понезначительней повода придумать не могли? Например, почему бы не выпить за окот любимой кошечки Ушанского? Она же такая породистая!»
– А что, в нашем отечестве так сложно с работой для юношества? – осторожно спросил Матвей.
– Да ты не понима-а-аешь! – хором протянула вся троица.
– В смысле?
– Ну, младший брат – он Борюсе как сын. Борюся-то у нас сирота. Родители погибли в катастрофе межпланетника «Циолковский»… Помнишь, все газеты о ней писали и по визору целый месяц некрологи…
Матвей кивнул. Хотя, по правде, ничего такого вспомнить не мог.
– Так вот Борюся ему как отец. Он уроки с балбесом делал. В университет ему помогал готовиться. И вот… на третьем курсе… братан наконец-то постоянное место работы нашел! – продолжал пояснения Мокакин. А Постников, как бы отчасти виновник торжества, лишь продолжал кротко кивать. Мол, «все так, все верно».
– И какое оно? Место?
– Да официантом. В ресторане китайской кухни «Нефритовый кролик».
«Официантом? Вот это триумф… Что называется – жизнь удалась», – саркастично подумал Матвей, однако ему хватило самообладания улыбнуться и сказать:
– Здоровски!
– А у меня первым местом работы был магазин спортивного питания «Рекорд». На станции «Алмазная», – меланхолически заметил Ушанский.
– Это которая здесь, на орбите, вертится? – уточнил Матвей.
– Ну да, она. Я же местный. Практически абориген!
– И что ты там делал, рекордист?
– По крыльцу магазина расхаживал. Изображал стакан с протеиновым коктейлем «Сила сильная».
– А зарплату тебе коктейлем платили?
– Почти угадал. Вместо зарплаты меня бесплатно в тамошний тренажерный зал пускали. И выдавали всякие товары для качков по сниженным ценам. Я тогда еще в школе учился, для меня это был предел мечтаний. Каждая гантелька – как сейчас увольнение. Ипонамама!
– Ну и как, накачался? – спросил Мокакин-Мартышкин.
– А то… На комиссии в Академию мне медик даже сказал: «Да по вам, Ушанский, анатомию изучать можно!»
– Собственно, и сейчас можно, – заметил Матвей.
– А у меня, – разоткровенничался Мокакин-Мартышкин, – первым местом работы, я еще в восьмиклассниках ходил, был городской морг при неотложке… Меня дядя устроил. Он главврачом там трудился… Ох и насмотрелся я там на всякое! Меня что в этой работе привлекло? Ясное дело, женщины. Было все про них интересно… Я еще тогда – по младости лет – любил все готическое. Такое мрачное, чтобы депрессняк нагоняло… Читал книжки про невест из гроба, про призраков и вампиров… Музон слушал соответственный… И компания у нас была туши свет…. Девушки красили губы черной помадой… Мы, чтобы от них не отставать, прокалывали себе соски – ну как бы страдания, как бы боль и смерть, двери восприятия раскрываются, дети ночи, вся эта шняга…
